Она еще и картины пишет! Фото Дмитрия Коробейникова/PhotoXPress.ru
Людмилу Стефановну Петрушевскую не втиснуть ни в какие клише о русских писателях – страдающих, пьющих, распятых грузом мировой скорби.
Она веселая, по-детски непосредственная, искрящаяся, хохочущая и вместе с тем тонкая и сопереживающая. Ее творческое существование давно вышло за рамки одной лишь литературы (проза, пьесы, сценарии, переводы), расширилось до музыки, песен, руководства кабаре, писания акварелей и монотипий, рисования по копоти, отбивания чечетки, создания анимационных фильмов и даже изготовления собственных шляпок, а образ ее успел при жизни обрасти легендами.
С нее, по ее собственной версии, был срисован норштейновский ежик, а поросенок Петр, про которого она 20 лет назад сочинила три книги, превратился вместе со своим трактором в мем.
Петрушевская пишет уже полвека, пишет в разных жанрах, ей приходилось работать в стол, переживать запреты, цензуру, нужду, а следом большую известность, свободу и вновь – тиски ограничений, страха и лжи.
Если измерять писателя не только текстами, но и гражданскими поступками, то Петрушевская безусловно выбрала светлую сторону истории. Достаточно сказать, что в 1996-м ее имя было среди имен деятелей культуры, призывавших закончить войну в Чечне, а в 2021 году она отказалась от своей государственной премии (2002).
В родословной писательницы – видные революционеры, к примеру прадед Илья Вегер, по слухам, не разрешавший ей в детстве осваивать азбуку, отчего она училась читать по газетам, или двоюродный дед Евгений Вегер, убитый в 1937-м, так же как и двоюродная бабушка Елена Вегер. И муж бабушки, тоже большой партиец, не избежал расстрела, а жена дедушки не то покончила жизнь самоубийством, не то попала в гетто при фашистах и была закопана живьем. Повторяя судьбу прабабушки Петрушевской, казачьей дворянки, закопанной живьем в землю крестьянами во время Гражданской войны.
Дед писательницы Николай Яковлев (не все знают, что до подросткового возраста Людмила Петрушевская звалась Долорес Яковлевой) был известным лингвистом, одним из основателей Московского лингвистического кружка, занимался, в частности, разработкой алфавитов для бесписьменных или использующих арабицу языков СССР.
К примеру, именно он предложил диграфы и вспомогательные знаки для кавказских языков, которые в 1930-е силком переводили на кириллицу. Яковлев был умеренным марристом и после разгрома лжеучения психически заболел. В общем, характерная история одной советской семьи.
Может быть, в силу избытка трагического в жизни Петрушевская в своих текстах перемежает серьезное, темное, реалистичное, социальное и жестокое с шуточным, в ее раннем творчестве есть даже пьесы-шутки – «Анданте», «Квартира Коломбины». Она постоянно пробует, экспериментирует, выдавая то мистические рассказы (циклы «Где я была», «Песни восточных славян»), то «лингвистические» сказки (цикл «Пуськи бятые» на несуществующем языке, вдохновленном глокой куздрой Льва Щербы), то стихи (сборник «Парадоски»).
В своей прозе Петрушевская стала феминисткой еще до того, как феминизм всплыл на гребень повестки, живописуя жизнь женщин разных возрастов и взглядов («Приключения Веры», «История Клариссы», «Дочь Ксени», «Страна», «Кто ответит?», «Мистика», «Гигиена» и т.д.).
Или взять хотя бы одно из самых ее ярких произведений – повесть «Время ночь» (1992) о муторном женском бытии нескольких поколений на тесных квадратных метрах, где женщины перед лицом кошмарного водоворота позднесоветского быта предстают все сносящими и побеждающими великаншами.
Повесть, которая попала тогда в финал самого первого, новорожденного «Русского Букера» и которой все прочили победу, неожиданно его не получила, уступив роману Марка Харитонова «Линия судьбы».
Решение жюри вызвало тогда протест у ряда наблюдателей литературного процесса, с тех пор и пошла традиция – что ни «Русский Букер», то скандал.
Но и «Русский Букер», и вся прошлая жизнь теперь давно погребены.
А песни и тексты Петрушевской продолжают звучать. Вот прямо сейчас, например, в Переделкине открыта камерная выставка ее графических работ и автопортретов, выполненных во время локдауна. Грядет в одной из мировых столиц ее юбилейное кабаре.
В 1968-м, прочитав принесенные в «Новый мир» первые рассказы Петрушевской, Александр Твардовский написал резолюцию: «Талантливо, но уж больно мрачно. Нельзя ли посветлей. – А.Т.» и «От публикации воздержаться, но связи с автором не терять».
Поросенок Петр, про которого она 20 лет назад сочинила три книги, превратился в мем... Иллюстрация из книги Людмилы Петрушевской «Поросенок Петр и сказочная башня» |
Народный артист России, президент фестиваля «Золотая маска» Игорь Костолевский, вручая Петрушевской премию «За выдающийся вклад в развитие театрального искусства», сформулировал кредо Петрушевской так: «Главные слова, которые определяют ваше творчество, – это, конечно, милосердие, сострадание, чувство собственного достоинства, и, конечно, все в ваших пьесах пронизано необыкновенной любовью. Вы сами – произведение искусства».
Характерно, что первая заметная публикация (сборник рассказов «Бессмертная любовь») у Петрушевской случилась только в 50 лет, но ее произведения были уже настолько популярны в самиздате, что тираж в 30 тыс. экземпляров, говорят, раскупился за два дня. Последняя по времени книга – тоже сборник под названием «Черное пальто. Страшные случаи».
Туда вошли лучшие страшные истории автора за последние 40 лет, переведенные на множество языков, удостоенные Всемирной премии фантастики (2010) и признанные бестселлером по версии New York Times и Amazon. А также два ранее не издававшихся – «Алло» (2019) и «Старый автобус» (2020).
В наше время страшное в сказках помогает преодолеть ужасы реального, и юбилярша Петрушевская выступает здесь добрым и магическим проводником.
«Все вокруг было перерыто, зияли какие-то безобразные свежие ямы, еще не занесенные снегом.
Выход был только один, спуститься в туннель, и девушка пошла по ступенькам вниз.
Туннель тоже оказался темным, с неровным, уходящим вниз полом, только от кафельных белых стен шел какой-то свет.
Девушка легко бежала вниз по туннелю, почти не касаясь пола, неслась как во сне мимо ям, лопат, каких-то носилок, здесь тоже, видимо, шел ремонт.
Потом туннель закончился, впереди была улица, и девушка, задыхаясь, выбралась на воздух.
Улица тоже оказалась пустой и какой-то полуразрушенной.
В домах не было света, в некоторых даже не оказалось крыш и окон, только дыры, а посредине проезжей части торчали временные ограждения: там тоже все было раскопано.
Девушка стояла у края тротуара в своем черном пальто и мерзла».
Эта цитата из старого рассказа «Черное пятно» как будто немножко про нашу с вами сегодняшнюю, далеко не сказочную, страшную жизнь.
Правда, сейчас народ больше побаивается белых пальто, а не черных, но все равно образы Петрушевской попадают в яблочко.
комментарии(0)