Мечты героев романа Юрия Мамлеева об американской свободе обернулись крахом. Кадр из фильма «Планета обезьян». 1968
Юрия Мамлеева (1931–2015) – прозаика, философа, драматурга, поэта, основателя метафизического реализма – не стало семь лет назад. А его роман «Скитания» публикуется только сейчас. Помимо «Скитаний» в книгу вошел цикл «Американские рассказы» («Чарли», «Золотые волосы», «Вечная женственность» и другие), но они уже издавались. Поэтому речь пойдет о романе.
«Скитания» во многом автобиографичны: главный герой, «поэт и писатель-неконформист» Андрей Кругов и его жена Лена в 1970-е уезжают из СССР в Соединенные Штаты. Сам Юрий Витальевич с супругой Марией Александровной (в конце романа пару раз встречается описка: Лена названа Машей) в 1974 году тоже эмигрировал в США (потом Мамлеевы вернулись), будучи чуть старше своего персонажа: Андрею 37. «Он поглядел на жену: «Мы ведь вроде еще не старики; чего там, тридцать семь лет – ерунда… И на Марсе можно начать жить сначала, а тут как-никак земля, люди, Соединенные Штаты, серьезная страна, все привычное…» С политикой Кругов не связан – просто надеется обрести творческую свободу и возможность печататься, чего был лишен на родине: «…все, что он писал, – вне политики, это… почти сюрреализм и официально это невозможно было опубликовать, да он даже и не пытался. Считал это делом безнадежным». Конечно, он не один такой: чуть раньше в Нью-Йорк перебрались его старые московские друзья и знакомые (художник и мастер черного юмора Генрих Кегеян с женой Любочкой, авангардный поэт Игорь Ростовцев, «один из лучших неконформистских поэтов» Павел Сметов, художник Михаил Замарин) – такие же «диссиденты от искусства». Трудно сказать, как именно они представляли свое бытование в Америке – возможно, думали, что по Нью-Йорку расклеены объявления «требуются свободные художники». Или что можно прожить на гонорары. Или что их ждет не дождется профессорская кафедра в престижном университете (как выясняется, желающих – 200 с лишним человек на место). Но уж точно не собирались, как когда-то дворяне и прочие князья из первой эмигрантской волны, становиться таксистами или работать на заводе. Кругов и товарищи уверены, что «лучший путь – создать свою собственную творческую организацию, написать манифест, биографии, перевести на английский и разослать по всем американским издательствам. Может быть, помогут. Поодиночке нам не пробиться Группа независимых. Нужно показать, что мы имеем собственное лицо и ни от кого не зависим. Особенно политически».
Юрий Мамлеев. Скитания: Роман; рассказы.– М.: Альпина нон-фикшн, 2023. – 368 с. |
Тем не менее «Скитания» весьма актуальны – и, возможно, не случайно выходят в свет именно сейчас. Противопоставление России и Америки проходит в романе красной нитью. «Я все время думаю: сможет ли Россия не погибнуть? Мы должны быть очень сильны. Я имею в виду оборону. Здесь, в Америке, это особенно чувствуешь. Любой ценой сильны, иначе – погибель. Но кроме этого – дипломатия. Очень много зависит от этого, сумеет ли Советский Союз совершить чудо в этой сфере. Чтобы выжили все, и Советский Союз тоже». Причем имеется в виду Советский Союз не реальный, а обновленный, где все «позитивное» (например, социализм) дополняется «Русской Идеей, понять которую до конца еще никому не дано».
Андрей Кругов как-то скептически настроен к американской жизни с первых дней и даже часов пребывания в Нью-Йорке: «Вот мы и в Новом Свете, на другом полушарии, – подумал Андрей. – Ну и ладно, ничего особенного. Дома как дома. Маленькие, правда. Где же небоскребы?» Тем не менее после ряда мытарств ему сказочно (особенно по меркам некоторых особо завистливых коллег по эмиграции) везет: и в университет устраивается (Лена работает там же в библиотеке), и книги выходят, и домик и машина появляются – в кредит, конечно, но по сравнению с теми, кто обретается по съемным квартирам и существует на пособие, успех колоссальный. Но разочарование от этого никуда не девается, дополняясь ностальгией. Оставленная родина предстает как оплот духовности, а квинтэссенцией ее становится поэзия Сергея Есенина. «Есенин – сама Россия или какая-то ее часть; как сама Россия, как сама Родина – он выше всяких определений, в том числе и таких, как «великий поэт». Это рана, а не только поэзия. И как при самой ране, здесь нет отчуждения, и это исключительный случай: нет «искусства», нет «набоковщины». Это – искусство древних». И если сам Сергей Александрович (или, если угодно, его лирический герой) читал когда-то «стихи проституткам», то персонажи Мамлеева идут дальше. «Всю свою жизнь я прожил в Москве и больше всего на свете любил стихи. Я и сам поэт. Но мы попали в другой мир. Это же Марс, черт возьми. Не нам навязывать ему свои законы. Русская поэзия? Да кому она здесь нужна! Здесь на свою-то смотрят как на хобби для умалишенных…» – сетует Генрих Кегеян. Поэтому Игорь Ростовцев устраивает домашние поэтические чтения для тараканов. «Ростовцев взял со стенной полки свой первый московский самиздатовский сборник и стал читать. Ему показалось, что тараканы насторожились. Он читал все дальше и дальше, и ритм стихов как будто околдовывал – воздух вокруг, может быть, тараканов, а больше всего его самого. Игорь взмахивал и двигал одной рукой в ритм его слегка футуристических стихов, и тень руки играла на стене, и тараканы послушно бегали взад и вперед, по велению этого ритма».
Юрий Витальевич на церемонии вручения премии «Независимой газеты» «Нонконформизм-2014». Фото Павла Сарычева |
Кстати, есть и другие параллели на тему «литература и жизнь», связанные с романом. Как было сказано выше, «неконформисты» в «Скитаниях» создают группу «Независимые». За год до своего ухода из жизни Юрий Витальевич стал лауреатом премии «Независимой газеты» «Нонконформизм» в номинации «Нонконформизм-судьба».
И как заметил тогда бывший член жюри премии, экс-сотрудник «НГ-EL» Михаил Бойко, лучшего выбора и представить было нельзя.
комментарии(0)