Невысокий и застенчивый блондин

Улица Рубинштейна, 23. Памятник писателю Сергею Довлатову (скульптор Вячеслав Бухаев). Фото PhotoXPress.ru

Конечно, для узкого круга литераторов Ленинграда 60–70-х годов Сергей Довлатов (1941–1990) был известен. Но все же этот круг нельзя назвать многочисленным. Довлатов был журналистом, литературным секретарем писательницы и драматурга, трижды лауреата Сталинской премии Веры Пановой (1905–1973), но вот прозу его в СССР практически на печатали. И только когда железный занавес приподнялся и у нас стали выходить довлатовские вещи, изданные в США (куда он перебрался и где стал активно печататься), к нему пришла настоящая писательская слава. Вот как вспоминает о появлении Довлатова в начале перестройки один из авторов этой публикации, Андрей Юрков:

«В сущности, Довлатова я представлял застенчивым интеллигентным блондином невысокого роста и в очках. Ведь в конце 80-х, когда толстые журналы начали у нас в стране печатать то, что было издано Довлатовым в США, никакой информации про него еще не было.

Вышло так, что сначала я прочитал (в «Новом мире», кажется) «Соло на ундервуде», «Соло на IBM» и несколько рассказов. Мягкий и интеллигентный юмор, образно мне он показался похожим на Тургенева. Потом я прочел «Зону». Но даже после прочтения «Зоны» я по-прежнему считал его застенчивым блондином. Мне казалось, что этот тихий интеллигент в очках избрал себе лирическим героем повествования человека, попавшего в охрану из-за отчисления из университета.

Годы шли. В 1993 году вышел трехтомник Довлатова с иллюстрациями «митьков». Стала появляться информация в газетах. Тогда я узнал, что внешне Сергей Довлатов был абсолютной противоположностью тому Довлатову, которого я представил себе на основании его произведений. Громадный неуклюжий верзила, для незнакомых людей смахивающий на уголовника. Здоровенный жгучий брюнет, боксер тяжелого веса. Но писателем-то он был именно таким – мягким добродушным интеллигентом. Да, верзила, но веселый трепач с чуткой ранимой душой.

Бывая в Питере, я стал ходить на улицу Рубинштейна. Это были уже 90-е, и я тогда знал, что Сергей недавно умер. Но ведь было интересно, где он жил, хотелось прикоснуться к истории. Тогда еще в интернете не был вывешен адрес его проживания в Петербурге. По описаниям, коммунальная квартира была в доме с внутренним двором. Я тогда зашел в несколько внутренних дворов в начале улицы. Но спрашивать не решался – и так на меня смотрели подозрительно (ведь это было начало 90-х). Потом спросил пожилую женщину, которая вела внучку. Она ответила, что да, где-то здесь Довлатов жил – но она не знает где и ей немного стыдно.

Как выяснилось, я промахнулся довольно прилично – квартала на три. Потом адрес дома, где он жил, – Рубинштейна, 23, был выложен в интернете.

Мемориальная доска на доме появилась в 2007 году, памятник поставили в 2016 году. Неподалеку есть два ресторанчика, где можно под пиво мысленно побеседовать с классиком или просто придумать какую-нибудь очередную веселую историю. Подумать о том, что главный его писательский инструмент – мягкий юмор наблюдателя, не осуждающего окружающую действительность, но и не опускающегося до уровня этой самой действительности (временами весьма достойной осуждения). Отсюда и лирический герой – тихий ироничный интеллигент, попавший в окружение отличающихся от него людей, главный герой и «Зоны», и «Иностранки», и других произведений.

Вот он такой – мой Сергей Довлатов, с которым можно побалагурить, выпить кружку пива на улице Рубинштейна (что я делаю всегда, когда приезжаю в Питер) и обсудить все, что происходит вокруг нас. Не задумываясь о том, что он – веха в непрерывной цепи развития литературы и просто милый обаятельный собеседник».

У Довлатова великолепно выходил жанр баек. Его «Соло на ундервуде» и «Соло на IBM» – это и анекдоты, и не совсем анекдоты. Скорее это забавная характеристика эпохи. В самом деле:

«У Хрущева был верный соратник Подгорный. Когда-то он был нашим президентом. Через месяц после снятия все его забыли. Хотя формально он много лет был главой правительства. Впрочем, речь не об этом. В 63-м году он посетил легендарный крейсер «Аврора». Долго его осматривал. Беседовал с экипажем. Оставил запись в книге почетных гостей. Написал дословно следующее: «Посетил боевой корабль. Произвел неизгладимое впечатление!»

Что это такое – анекдот? Ну да, анекдот. Анекдот из жизни. А что обыгрывается в анекдоте? Увы, во все времена актуальная для России тема «начальник – дурак». Грустно улыбаться, читая историю про «неизгладимое впечатление», будут и наши потомки.

Романами «Соло на ундервуде» и «Соло на IBM» не назовешь. Сборниками воспоминаний – тоже. И все же эти байки и истории – замечательное описание и литературной жизни того времени, и вообще описание того времени. Вот, скажем, история из «Соло на ундервуде»:

«У Иосифа Бродского есть такие строчки: «Ни страны, ни погоста, Не хочу выбирать, На Васильевский остров Я приду умирать...»

Так вот, знакомый спросил у Грубина:

– Не знаешь, где живет Иосиф Бродский?

Грубин ответил:

– Где живет, не знаю. Умирать ходит на Васильевский остров».

Написал Довлатов немного. Известные его вещи перечислить несложно.

«Зона» – как интеллигент попал на службу в армию во внутренние войска и охраняет заключенных. История про интеллигента, который не хочет и не может приспособиться к окружающей реальности. Печальный юмор.

«Компромисс» – как интеллигент, не очень желательный в Ленинграде, уехал работать корреспондентом в Таллин и не может принимать распространившуюся и на Эстонию советскую действительность. Печальный мягкий юмор.

«Заповедник» – как интеллигент, уже отовсюду изгнанный, устроился работать экскурсоводом в Пушкинские Горы. И тоже не сказать, что в восторге от окружающей советской действительности. И снова – печальный мягкий юмор.

Из произведений, написанных в Америке, читают «Иностранку». Что описывает Довлатов? Район Брайтон-Бич в Нью-Йорке, где живет много выходцев из СССР. Мягкий юмор, пожалуй, менее печальный. Тут даже хеппи-энд случается. Это когда в назначенный день и час свадьбы к дому главной героини – новой американки Маруси – подъезжает лимузин, из которого выходят жених и его родственники по фамилии Гонсалес: Теофилио, Хорхе, Джессика. Крис, Пи Эйч Ар, Лосариллио, Филумено, Ник и Рауль Гонсалес. «Был даже среди них Арон Гонсалес. Этого не избежать».

По большому счету Довлатов ни одного романа не написал. «Зона», Компромисс», «Заповедник – по сути, почти бессюжетны. Но ведь цитируют. Цитируют и сейчас. Отмечают юбилеи. Памятники и мемориальные доски открывают.

В трехтомник с иллюстрациями «митьков» не вошел рассказ «Старый петух, запеченный в глине». Это уже из последних работ, совершенно в духе О’Генри. Размышления о превратностях судьбы. Начинается все в Нью-Йорке со звонка в четыре часа утра, на телефон в квартире уже более или менее преуспевающего и писателя и журналиста Довлатова (увы, цитируем с некоторыми, скажем так, изъятиями, потому что кличку персонажа лучше в современной российской печати не публиковать):

«– Это полиция. С вами желает беседовать...

– Кто? – не понял я.

– Мистер (тут слово, которое мы не рискуем печатать. – «НГ-EL»), – еще раз, более отчетливо выговорил полицейский.

И тут же донеслась российская скороговорка:

– Я дико извиняюсь, гражданин начальник. (Тут снова слово, которое мы не рискуем печатать. – «НГ-EL») вас беспокоит. Не помните? Восемьдесят девятая статья, часть первая. Без применения технических средств.

Я все еще не мог сосредоточиться. Слышу:

– Шестой лагпункт, двенадцатая бригада, расконвоированный по кличке (и тут снова то самое слово, которое мы не рискуем печатать. – «НГ-EL»).

– О, Господи, – сказал я.

…

Я задумался – что происходит? Одиннадцать лет я живу в Америке. Шесть книг по-английски издал. С Джоном Апдайком лично знаком. Дача у меня на сотом выезде. Дочка – менеджер рок-группы «Хэви метал». Младший сын фактически не говорит по-русски. И вдруг среди ночи звонит какой-то полузабытый ленинградский уголовник. Из какой-то давней, фантастической, почти нереальной жизни…»

А дальше начинаются воспоминания: и про шестой лагпункт, и про краткое содержание «Короля Лира» в трактовке уголовника, и про то, как лирического героя Довлатова отправили на принудительные работы в бригаду разнорабочих. Конвоир сказал работягам: «Присматривайте за этим декадентом» – и ушел.

А среди рабочих оказался тот самый расконвоированный с шестого лагпункта, который послал героя рассказа за водкой.

«– Помнишь, я говорил тебе, начальник: жизнь – она калейдоскоп. Сегодня ты меня охраняешь, завтра я буду в дамках. Сегодня я кайфую, завтра ты мне делаешь примочку.

– Короче, – вмешался Геныч.

– Короче, ты меня за водкой не пустил? А я тебя...

Он выждал паузу и закричал:

– Пускаю! И затем:

– Вот шесть рублей с мелочью. Магазин за троллейбусной остановкой».

Когда конвоир в конце дня пришел за декадентом, работягам удалось напоить и его. Кончилось все тем, что работяги вызвали для конвоира и конвоируемого такси и отправили их обоих: одного – по месту службы, другого – по месту отбывания наказания. Но в одно место.

Что здесь правда, а что «художественный вымысел»? Да так ли уж это важно? Аромат эпохи передан великолепно, человеческие судьбы – да, они именно такие, и жизнь – действительно калейдоскоп. И про «коловращение жизни» (помните одноименный рассказ О’Генри?) задумываешься.

В Питере, насколько мы знаем, готовятся отмечать 80-летие Довлатова (он родился 3 сентября). Будут конкурсы, экскурсии, открытый микрофон. Планируется открыть памятник собаке Довлатова – фокстерьеру Глаше.