Шла на нож

Книга полна не только лишь словесными портретами… Иллюстрации из книги

Все мы полюбили интервью. Это и метод сбора информации через вопрос-ответ, и выросший из диалога жанр журналистики. Жанр, родившийся в культуре довольно давно, если учесть беседы Сократа, Христа, диалоги Платона, Дидро, Паскаля, пусть и воображаемый пушкинский разговор с Александром I и т.д. Однако интервью в привычном нам виде, говорят, родилось в США, и только лишь к началу ХХ века. Это и неудивительно: появился массовый читатель, возникла необходимость в передаче достоверной информации от первого лица, в создании эффекта персонального присутствия, повысился интерес к отдельной личности, началась демократизация общества, обострилась свобода слова.

Пожалуй, во всем многообразии видов и подвидов интервью, от информационного до дискуссии, самый волнующий – интервью-портрет. Именно галерею портретов создает в своей программе «Сати. Нескучная классика» телеведущая Сати Спивакова, и именно собрание таких интервью, попав в единый переплет, образовало книгу увлекательную, лиричную, трогательную, забавную и вдохновляющую. Здесь разговоры с друзьями и хорошими знакомыми, большими музыкантами, художниками, танцовщиками, писателями, режиссерами... К каждой беседе присовокуплено предисловие мемуарного толка – самостоятельные эссе, которое Спивакова посвящает собеседнику или собеседнице: Майе Плисецкой, Фанни Ардан, Шарлю Азнавуру, Татьяне Черниговской, Евгению Кисину, Зое Богуславской, Андрею Кончаловскому, Михаилу Шемякину, Дине Рубиной, Ирине Антоновой, Хибле Герзмаве, Соломону Волкову и другим…

За 10 лет существования передачи (удостоенной телевизионной премии ТЭФИ) во время съемок успели сжечь 15 557 свечей и прокрутить десятки фрагментов музыкальных произведений, упомянутых на площадке (в книге после каждой беседы – просто перечислены их названия). Каждая программа – определенные настроение, тембр, тональность. В каждой – своя музыка. Расшифрованные, уложенные рядом с эссе-превью от Спиваковой, они читаются как единая многоголосная симфония, как роман о музыке, состоящий из размышлений, восклицаний, признаний, историй.

Некоторых героев Спиваковой уже нет в живых, а их слова, шутки, рожденные в живом и откровенном диалоге, остались. «Офисный планктон – полуобразованный, полусегодняшний, полу-вне-времени-находящийся – это инертная масса, которая может превратиться во что угодно, в том числе в самое страшное, – сетует Сергей Юровский. – Планктон не имеет ни формы, ни содержания. Известно, что один из способов воздействия на массу – это искусство. Оно придает массе форму, а значит, хоть какую-то опору. Но сейчас я не очень на него надеюсь. Я не верю, что можно сделать такой фильм или спектакль, что офисный планктон разухабится».

А вот Алла Демидова вспоминает, как познакомилась со Львом Гумилевым в конце 1980-х в Большом зале филармонии, после чтения «Реквиема» с Владимиром Спиваковым и его оркестром. «А я долго думала, в чем же читать, ведь это про ГУЛАГ, невозможно в вечернем платье, но в то же время невозможно в телогрейке, потому что это все-таки концертное исполнение. И я вспомнила, что у Лили Юрьевны Брик (в свое время ее заваливал посылками Ив Сен-Лоран) был костюмчик: тафтовая юбка – а тафта всегда на сцене воспринимается немножко мятой – и бархатный узкий казакинчик. Я попросила его у наследников Брик и надела. Костюм был действительно очень точен: воспринимался как концертный и вместе с тем узкий бархат смотрелся словно бы вдовьим. Поэтому слова Гумилева «вы хорошо были одеты» дорого стоили».

Сати Спивакова. Нескучная классика. Еще не все. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2020. – 526 с.

Так, через диалог на равных, в книге раскрывается характер за характером, обнажаются серьезные вопросы музыки, ее природы, свойств, загадок. А заодно с музыкой обсуждается литература, история, жизнь, прошлое и настоящее. И все это оставляет наиполнейшее впечатление заглядывания в какую-то уютную гостиную, где ведут интимную беседу близкие друзья, мастера и художники высокой масти, исповедуясь собеседнице тонкой, остро эрудированной, остроумной.

Родион Щедрин раскрывает тайны создания тех или иных партитур. Ирина Антонова объясняет, что такое музейная усталость и таится ли в этом мистика. Дина Рубина вспоминает, как перед экзаменом по музыке клала домашнюю тапку на рояль, Людмила Максакова – как великой ее матери, Марии Максаковой, после расстрела мужа бросили на сцену веник, а Елена Образцова рассуждает о колдовстве и вспоминает, как пела свою первую Кармен в театре Перес Гальдос на Канарских островах: «Моим партнером был француз Ален Ванзо, который мне ужасно не нравился. Он все время меня хватал за живот, а мне это было так отвратительно, что я действительно хотела умереть и шла на этот нож с удовольствием: лишь бы скорее кончились эти лапанья. И вот поверь: я умерла по-настоящему и, умирая, подумала в тот миг: «Ну надо же, я такая молодая, почему же я умерла? Как это несправедливо!» Но я умерла, и лежала на сцене, и слышала только шум прибоя. А потом, когда меня подняли, я поняла, что шум прибоя – это слышались из-за занавеса аплодисменты».

Отдельное удовольствие – упомянутые эссе-рассказы о героях от самой Сати. Это всегда не просто анализ, характеристика, это очень личные и яркие, совместно с героем или героиней пережитые эпизоды. Вот, например, про Фанни Ардан: «Однажды мы ужинали в очень респектабельном парижском ресторане. Был теплый майский вечер. Нас было четверо, и мы так отчаянно веселились, что официант даже сделал нам замечание, дескать, наш смех мешает другим клиентам. О!! Надо было видеть реакцию Фанни – она стала смеяться еще громче».

Вот и читая эту книгу, хочется если не смеяться, то удивляться и размышлять, если не удивляться, то бежать и слушать классическую музыку, а если не слушать музыку, то плясать. Вышло и вправду очень нескучно. И надеюсь, это издание – и вправду «еще не все».