Поэт-пропагандист и первый фантаст

Хотя ничто в легенде не предполагает, что  Андромеду приковали обнаженной,  большинству художников Нового времени  казалось, что это должно быть именно так.   Рембрандт Харменс ван Рейн. Андромеда.  1630. Маурицхейс, Гаага

У древнеримского поэта Публия Вергилия Марона схожая судьба. Он знаменит и сам по себе, и как литературный персонаж. И, как и в случае с греками, Вергилий является персонажем у автора не менее великого. У самого Данте Алигьери. Именно Вергилия Данте изобразил как своего проводника по загробному миру в «Божественной комедии». Так вот, Вергилию 15 октября стукнуло бы, как любят писать некоторые авторы юбилейных статей, 2090 лет.

Творчество Еврипида почти целиком основывается на легендах и мифах Древней Греции. С одной стороны. С другой же – именно из его трагедий мы и знаем сюжеты и персонажей мифов. Из его трагедий, из трагедий Эсхила и Софокла, из поэм Гомера и Гесиода. И множества других античных авторов, чуть менее известных.

Вергилий, как и прочие лирические поэты, писал много и обо всем, но более всего прославила его незаконченная эпическая поэма «Энеида». Спин-офф, как сказали бы сейчас, «Илиады» и «Одиссеи» Гомера. Латинский ответ Гомеру, как называли поэму раньше.

Все (или почти все), как видим, упирается в мифы.

И книга Филиппа Матышака, вышедшая в юбилейный для Вергилия год, кажется мне не просто интересной и познавательной. Автор ее хочет «увидеть всю картину мифа в целом». Читать ее лучше все же тому, кто более или менее знаком с античной мифологией. Перед Матышаком нужно прочесть хотя бы «Легенды и мифы Древней Греции» Николая Куна. Лучше бы, конечно, Гомера и Еврипида с Эсхилом и Софоклом. Но Николая Куна – всенепременно.

Филипп Матышак, как написано на сайте издательства, – «британский ученый и писатель, обладатель докторской степени Оксфорда по истории Рима. Он является автором множества книг по истории классической цивилизации, а также преподает древнюю историю в Институте непрерывного образования Мэдингли Холл Кембриджского университета». Так что не следует удивляться тому, что он пишет и о римской мифологии тоже. Несмотря на то что истории об Энее (которую мы знаем по поэме Вергилия) посвящено лишь несколько последних страниц. На самом деле перед нами, конечно, лишь греческие мифы плюс похождения вышеупомянутого Энея. Оригинальное название, кстати, – «The Greek and Roman Myths: A Guide to the Classical Stories» – не столь абсурдно, как русский вариант. Ну какой, право слово, «Аватар»? Да, один раз в тексте упоминается то, что в фильме «Аватар» действие происходит на планете, которая называется Пандора. И все. Хотя прием, надо признать, работает: я специально искал, где же у Матышака про «Аватар». Нашел, ура.

Филипп Матышак. Греческие и римские мифы: От Трои и Гомера до Пандоры и «Аватара» / Пер. с англ. Н. Живловой; науч. ред. А. Стрелков. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2020. – 272 с.

Матышак ироничен и беспощаден. И к мифам, и к их героям: «Персей наткнулся на Андромеду, которая была привязана к скале, чтобы ее пожрало морское чудовище… Персей убил монстра, женился на Андромеде и превратил в камень ее бывшего жениха и его свиту, когда те попытались возразить». Беспощаден и к современному отражению мифов: «Странно: хотя ничто в легенде не предполагает, что Андромеду приковали обнаженной, большинству художников Нового времени казалось, что это должно быть именно так – наверное, одежда могла застрять у чудища в зубах».

Матышак беспощаден, и, подводя, например, итоги Троянской войны, он целую главу посвящает тому, как победившие «греки нарушали законы богов и людей». Беспощаден, но все же любит, даже любуется ими. Вот, например, о подвигах Геракла: «В награду за убийство зверя герой получил ночь любви с дочерями царя Феспия. Иногда это даже называют первым подвигом Геракла: от него забеременели все девушки за одну ночь. Да, все пятьдесят». А вот про богов – Афину и Гефеста. Сначала про Афину: «Гефест решился проверить, насколько серьезно Афина воспринимает свой статус богини-девы, и подошел к этому ближе, чем любой другой бог или человек: ему удалось даже пролить немного семени ей на бедро. Афина презрительно смахнула его, и оно попало на землю, где пустило корни и породило предка афинян…» Потом про Гефеста: «Гефест (Вулкан), искусный ремесленник. Родители: Гера (мать). Супруга: Афродита. Значимые возлюбленные: Аглая, Афина (ну почти!)…»

Бедолага Гефест!..

Переходя от греческих мифов к римским, Матышак изящно начинает называть греческую богиню любви Афродиту ее уже римским именем Венера (то же касается и прочих богов, конечно). Иногда в греческих и римских именах он немного путается (называет Кирку по-римски Цирцеей), но бывает подобное редко.

«Энеида» Вергилия не только и не столько эпос. Перед нами сугубо политический эпос. В Америке «борцы с расизмом» сожгли еще не все синагоги, в Европе «сторонники толерантности» еще не все соборы переделали в мечети. Но ждать подобного счастья, боюсь, осталось совсем недолго. «Энеида» Вергилия как раз о том. Греки пришли и честно сказали троянцам: мы захватчики и убийцы, защищайтесь. Троянцы во главе с Энеем пришли и лицемерно заплакали: мы беженцы, дайте нам приют, дайте убежище. Им дали. А они в ответ всех, кого могли, поубивали, а прочих захватили.

Именно Вергилия Данте изобразил как своего проводника по загробному миру в «Божественной комедии».  Лука Синьорелли.  Данте и Вергилий, входящие в чистилище. Орвието,  Кафедральный собор

Битвы и мужа пою, кто

в Италию первым из Трои –

Роком ведомый беглец – к берегам

приплыл Лавинийским.

Долго его по морям и далеким

землям бросала

Воля богов, злопамятный гнев

жестокой Юноны.

Долго и войны он вел, – до того,

как, город построив,

В Лаций богов перенес,

где возникло племя латинян

(перевод Сергея Ошерова).

Забавная деталь. Вергилий не только подражал Гомеру, не только соперничал с ним. Он еще и выворачивал его наизнанку. Позднее многие так поступили с самим Вергилием. Вспомним хотя бы Поля Скаррона («Вергилий наизнанку», 1648), а также Николая Осипова («Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку», 1791), Ивана Котляревского («Виргилиева Энеида, на малороссийский язык перелицованная», 1798) и Викентия Ровинского («Энеида навыворот», 1820-е годы). Так вот, «Энеида» представляет собою как бы «Одиссею» (первые шесть песен как раз посвящены странствиям Энея) и «Илиаду» (война и захват Италии, если коротко) сразу. Только, как сами видите, наоборот.

Поведение Одиссея в одноименной поэме сомнительно, но не более. Он рвется на родину, к жене, так что его любовная и не слишком красивая история с Киркой хотя бы понятна. Энею, если он действительно беженец, а не захватчик, в принципе должно было быть все равно, где остановиться. Что ему мешало остаться в Карфагене у Дидоны? Только необходимость искать места «пожирнее». Надо было дойти до Италии, обосноваться там, чтобы его потомки основали Рим и разрушили Карфаген.

Ловлю себя, кстати, на мысли, что спорю с героями древности, впадая в публицистику и пропаганду. А все почему? А все потому, что как раз такова книга Филиппа Матышака. Более половины ее составляют именно публицистика и пропаганда. Он, как я уже писал, беспощаден к героям мифов.

И еще одно. Если Софокл дал нам образец детектива, то Вергилий, похоже, – фантаст. Нет, космических путешествий у него нет, но перемещения во времени налицо. В царстве мертвых Эней встречает тень своего отца, и тот показывает ему души тех, кто в будущем станет его потомками, рассказывает об их жизни и подвигах. То есть он видит далекое будущее. Мифологическому герою показывают будущую историческую реальность. С ума сойти.