Евгений Лесин
Русскому читателю открываются все новые и новые грани таланта Рэя Брэдбери. Фото Уилла Харта
22 августа исполняется ровно 100 лет со дня рождения вечного романтика, певца космических трасс и земных закоулков, исследователя человеческих страхов и радостей Рэя Дугласа Брэдбери. Его не стало 5 июня 2012 года, он не дожил два с половиной месяца до своего 92-летия. И почти до самых последних своих дней писатель продолжал работать.
Уже в ХХI веке вышло пять оригинальных сборников его рассказов и повестей: «Кошкина пижама», «Летнее утро, летняя ночь», «У нас всегда будет Париж», «Отныне и вовеки», «Полуночный танец дракона» (в оригинале «Еще раз о дороге»), не издававшаяся ранее вторая часть одного из самых известных его романов, «Вина из одуванчиков» – «Лето, прощай!». А также завершающая часть «Голливудской трилогии» «Давайте все убьем Констанцию» и роман в рассказах (излюбленный жанр Брэдбери!) «Из праха восставшие». Все эти книги вскорости после выхода на языке оригинала были переведены на русский язык.
Его нет уже восемь лет, но на русском языке продолжают выходить книги его неизвестных произведений. Так, уже четыре года существует серия «Неизвестный Брэдбери». Две книги: «Мы – плотники незримого собора» и «Механический хэппи-лэнд» по крохам собраны их переводчиком и составителем Арамом Оганяном (интервью с ним читайте здесь). Он исследовал множество старых газет и журналов, лично состоял в переписке с Рэем Брэдбери. Эти два сборника как бы предваряют третий, готовят русского читателя к встрече с ним. Первый назван строчкой из стихотворения Брэдбери, во втором уже опубликованы стихи автора, которого раньше мы знали как прозаика, а то и как фантаста…
Русское издание, вышедшее аккурат к книжному фестивалю «Красная площадь», дублирует оригинальный сборник 2012 года. Возможно, Брэдбери успел его увидеть, но скорее всего, увы, уже нет… В книгу вошли на первый взгляд не сочетающиеся направления литературного творчества – с одной стороны, это стихи, с другой же – эссе, заметки, воспоминания, прямые речи под запись. И все-таки книга вышла на удивление органичной.
Книга называется «Гринтаун. Мишурный город». На английском это смотрится совсем красиво: Greentown. Tinsiltown. Гринтаун – это вымышленный город, в котором происходит действие романов Брэдбери «Вино из одуванчиков», «Лето, прощай!», «Что-то страшное грядет» (в других переводах «…И духов зла явилась рать» и «Надвигается беда»), «Из праха восставшие», а также множества рассказов. Прототипом этого населенного пункта стал реальный город Уокиган, штат Иллинойс, где родился и жил до 14 лет Брэдбери и где мальчишкой бегал по полям и оврагам.
В 1934 году семья будущего писателя переехала в Лос-Анджелес. Там влюбленный в кинематограф «безумный подросток Рэй» на роликовых коньках ездил за десять миль в Голливуд, к киностудиям «Парамаунт», «Каламбия» и др., к ресторанам и танцплощадкам, где бывали актеры. Он собирал автографы, многие с ним заговаривали, знакомились, некоторые подвозили до трамвая… Писатель трогательно вспоминает, как знаменитый в те годы комик Уильям Клод Филдс, выходя пьяный из бара, дал ему автограф и нежно сказал: «Держись, маленький сукин сыночек!» А потом Брэдбери, по его собственному выражению, «перебрался через голливудскую стену» – стал работать сценаристом кино, встал в один ряд с кумирами своей юности. Голливуд 30-х годов Брэдбери и называет Мишурным городом – Тинсилтауном. Он вспоминает ту пору и пишет эссе и стихи о ней и о ее героях – киноактерах.
Новая книга оказалась не просто приятной новинкой, но неким ключиком ко всему остальному творчеству Брэдбери. По-видимому, вот как было дело. Когда Брэдбери находил какой-то сюжет, а скорее образ или метафору, он писал стихотворение или делал дневниковую запись. Потом этот образ ложился в основу рассказа или даже романа. Прозаическое произведение становилось известным, а стихотворение или заметка оставались в архиве. А теперь, выйдя в одной книге, эти тексты как бы собрали все многолетнее творчество Брэдбери в единый гипертекст. От каждого стихотворения или заметки тянется ниточка к какому-нибудь известному произведению писателя.
Вот примеры.
Мальчишки всегда куда-то
бегут.
Спросите их на бегу: куда они все несутся?
Они гарцуют, пританцовывая,
И отвечают озадачено:
Не знаем.
И сразу же вспоминаются «Вино из одуванчиков» и «Лето, прощай!»: «Они приходили неслышно. Уходили почти бесшумно. Трава пригибалась и распрямлялась вновь. Они скользили вниз по холмам, точно тени облаков… Это бежали летние мальчишки».
Еще один поэтический текст:
Я вижу: тысячи домов по рельсам катятся…
Прочь, мимо, мимо…
Глубокой ночью или ранним утром
Проносится перед глазами
Дом белоснежный, где
я родился…
А вот из повести «Где-то играет оркестр…»: «Локомотив притормозил ровно настолько, чтобы из вагона, как из катапульты, успел вылететь одинокий саквояж, за которым выпрыгнул и по инерции пробежал вперед молодой человек в неглаженом летнем костюме…»
Или еще:
Я думал, у него есть крылья.
Таким мне его рисовало мое
воображение.
…
Но факты вещь упрямая:
Летал мой дядя Эйнар!»
А вот этот же реальный дядюшка Брэдбери, но уже в фантастическом романе «Из праха восставшие»: «Изумительные, нежно-шелковистые крылья дядюшки Эйнара, свисавшие с его плеч, подобно аквамариновым парусам, негромко жужжали и шелестели при каждом его движении». В этой книге все родственники Рэя предстают в виде фантастических существ. И все это так похоже на то, что устраивала его тетушка Нева – об этом в эссе «Сладости! Пакости! Спасайся кто может!».
«Я всегда обожал карнавалы, магов, цирк, телепатов и скелеты», – пишет Брэдбери в эссе. Вот откуда истоки романа «Что-то страшное грядет» и многих его рассказов.
Ну а эссе и зарисовки из главы «Мишурный город» – это же прямая предтеча последней крупной работы Брэдбери, «Голливудской трилогии»: «Смерть – дело одинокое», «Кладбище для безумцев. Еще одна повесть о двух городах», «Давайте все убьем Констанцию»…
И этот ряд сравнений можно продолжать сколь угодно долго. Но хочется поговорить собственно о стихах Брэдбери.
Сейчас мало кто пишет в рифму. Особенно на Западе. Казалось бы, почему? Самый простой ответ не всегда оказывается неверным. Может быть, просто не получается? Или, точнее, у них получается не то, что они хотят. Им хочется страсти и пафоса, а выходит игра и шутка.
Вот первый, как сказано, «материал, опубликованный Рэем Брэдбери в возрасте 16 лет, в газете «Уокиган ньюз-сан», август 1936 года». Стихотворение называется «Памяти Уилла Роджерса» (был такой актер и журналист, как выяснилось). Читаем:
И вот когда нагрянул
расставанья час,
Никто не прятал слез, что брызнули из глаз.
…
В сердцах у нас твой светлый образ заполыхал,
Род человеческий поник главою и зарыдал.
Аэроплан багровый взял курс на Север,
Тоскуя по просторам,
И канул в неизвестность,
Недоступный взорам...
Ну да, 16 лет, юношеская поэзия, первые опыты. Но ведь не шесть и не девять лет ему было. Вроде бы эпитафия, а читается, как творчество Лебядкина. Как наивная поэзия или игры обэриутов. Нет, он, конечно, писал всерьез, просто не знал еще, что лучше в рифму не писать, а то обвинят в нетолерантности, неполиткорректности и вообще в харассменте (о том, как Брэдбери 40 лет назад предсказал разгул толерантности, опять же читайте здесь). Потому что взрослые стихи Брэдбери совершенно «нормальны»:
Когда во дворе расцветали
слоны,
Извлеченные из чердачной
пылищи,
Где они обитали так долго,
Что розочки поблекли
на боках,
И они наглотались пыли
и топтали
древнюю траву,
Невидимые глазу, в гуще джунглей,
В гостиной нашей, на полу.
И вот мы вывели на божий свет знакомцев
наших старых
И, выбив шкуры, развесили пред ликом солнца...
Другое дело, что первая строчка совершенно же восхитительна. И размер, и сила, все чувствуется, ждешь чеканного, пусть даже белым стихом, но традиционного продолжения. Увы. Хотя там и дальше будет, и как раз про слонов:
Я знаю, современные
ковры-карпеты
Безвкусны, необъятны,
Ничтожны и пошлы,
Рассчитанные на человеков
И улиток, которые
на завтрак, обед и ужин
Поедают беспроигрышный
зефир и пастилу.
Ну где еще в подлунном мире
Слоны пасутся во дворах?
Последние две строчки – они же чудо как хороши, а? Правда, они уже как бы из другого стихотворения, и их очевидный размер, видимо, случаен. Все-таки перед нами перевод. Но ведь «Домой возврата нет?» тоже, поглядите, как начинается:
Мне говорят: домой возврата нет,
Ни в коем случае
не возвращайтесь,
А я домой вернулся…
Просятся, ах, как просятся сюда и рифма, и размер или хотя бы размер.
В конце концов, знаете, как мы можем отомстить западным (но только хорошим) поэтам? Они же наши рифмованные стихи чаще всего переводят верлибром. Так давайте мы их верлибры будем переводить силлабо-тоникой, как говорят на форумах. Впрочем, даже если забыть о размере и рифме, стихи Брэдбери – все равно стихи. Тихие и грустные. Тонкие и томные. Страстные и сладостранные. Да, сладострастные, полные эротики. Вот, например:
…Похотливые книги на полках плотоядно
разинули пасти,
И, как траурные цветы, в них посыпались души,
С шелестом и шуршанием
прячутся в них,
обретая покой,
Каждая в своей эпохе, каждая
в своем,
подобающем месте.
Все, все они в закладки
превратились!
И разбежались
по жутковатым книгам,
В которых от занятия
любовью шуму больше
Раз в десять, чем в мире
за стенами библиотек...
Сильно, не правда ли? Хотя строчка «Похотливые книги на полках плотоядно разинули пасти» нам, конечно, размером напомнит античность. Но все равно – какая страсть. И где? Хотя, с другой стороны, а где еще может быть настоящая звериная страсть, как не в библиотеке? Особенно после того, как по требованию Минкульта в библиотеках введут закрытые отделы для тех, кому 18+. Вот то-то же.
Продолжение темы читайте здесь.
комментарии(0)