По щучьему веленью

Юрий Ряшенцев печален и грустен, но книжка его не печаль вызывает и не грусть, а сочувствие и надежду.  Фото РИА Новости

Я довольно спокойно отношусь к персонажу русских сказок по имени Емеля. Пристальное же внимание к нему Юрия Ряшенцева для меня, признаться, загадка. Но стихов о Емеле в книге действительно много, так что с них и начну.

Молодильные яблоки, бог

с вами. Сказок полно.

Сказки для стариков. Дети

сказок не жалуют. Но

срок придет, и они,

защищенные мощью наук,

вдруг поймут, что надежда

одна: на Емель да на щук.

Не про Емелю стихи Ряшенцева, не про сказки, а про нынешнее время, сегодняшнюю Россию. Или перефразирую Высоцкого: «Про нас про всех – какие, к черту, сказки?» И не только Емеля занимает поэта:

Левша, как один из героев

российского быта,

меня восхищал с ранней

юности. Но иногда

я думал, с тоской на разбитое

глядя корыто,

что есть и другие не хуже:

Емеля, Балда.

И еще:

Третий день декабрю.

Это зеркало пылью веков

покрывается медленно.

Я в него не смотрю:

там, небось, с прошлой

встречи не гаснет улыбка

Емелина.

Нет, здесь речь все о том же Емеле, а не про поэта Всеволода Емелина. Хотя поэт Емелин вполне себе персонаж русских сказок. И на печи лежать умеет. И гостинцы любит.

Чем знаменит Емеля? Любимое слово: «неохота». Кроме того, обожает гостинцы. Еще он лихач-автомобилист. Катался на санях без лошадей, катался на печке. Катался как попало, давил пешеходов. «Сани сами и поехали в ворота, да так быстро – на лошади не догнать. А в лес-то пришлось ехать через город, и тут он много народу помял, подавил. Народ кричит: «Держи его! Лови его!» А он знай сани погоняет».

Но тогда пешеходы были другие. И не всегда оказывались виноватыми, если их задавили. «Сани помчались домой. Опять проезжает Емеля по тому городу, где давеча помял, подавил много народу, а там его уж дожидаются. Ухватили Емелю и тащат с возу, ругают и бьют».

«Царь глядит в окно, дивится:

– Это что за чудо?

Набольший вельможа ему отвечает:

– А это Емеля на печи к тебе едет.

Вышел царь на крыльцо:

– Что-то, Емеля, на тебя много жалоб! Ты много народу подавил.

– А зачем они под сани лезли?»

Дальше еще интереснее: «И сказал еще:

– Ступай, печь, домой...

Печь повернулась и пошла домой, зашла в избу и стала на прежнее место. Емеля опять лежит-полеживает».

Ну чем не беспилотник?

Юрий Ряшенцев. Емелино озеро. – Оренбург: Оренбургское книжное издательство имени Г.П. Донковцева, 2020. – 168 с.

«Марья-царевна с Емелей вошли во дворец, сели у окошечка.

– Емелюшка, а нельзя тебе красавчиком стать?

Тут Емеля недолго думал:

– По щучьему веленью,

По моему хотенью –

стать мне добрым молодцем, писаным красавцем...

И стал Емеля таким, что ни в сказке сказать, ни пером описать».

Можно обвинить Емелю в том, что ленив. Ну так все открытия и совершили как раз те, кому было «неохота».

Оставим их. Над реками апреля

еще метелиц вьются мотыльки.

И мой любимец, диссидент

Емеля,

Таскает щук сквозь хрупкий

лед реки…

Как объяснить шальному

поколенью

и сыну дорогому моему,

что будет все – по щучьему

веленью.

По щучьему. И только по нему.

Ну а как иначе? Не сами же мы обустроим Россию. Или прилетят инопланетяне и все наладят, или щука спасет и поможет.

Сказка должна кончаться хорошо. Но не всегда у нее получается. Не складывается как-то. Вроде всех победили, со всем справились, а тут – хоп! – и все снова как всегда. Вот и пишет Ряшенцев про потусторонний мир, про славянский «тот свет»:

Тебе куда: в Элизиум:

в Валгаллу?

По мне, так Вырий ближе

и родней.

Да, греку жутко в нем,

тоскливо галлу.

Но что – кликуха? Разве дело

в ней?

Да, слово «Вырий» как-то

страшновато

…

Там нет домов, а там одни

беседки

висят меж кущ над влагой

голубой,

и ветки, волны, ветки, волны,

ветки

тихонечко шумят наперебой.

Прав Емеля, лежащий на печи.  Фото Владимира Захарина

Ряшенцев считает, что «Емеля – атеист, но не всерьез». И что «Когда Он есть, то Он Емелю любит,/ хотя тот груб и невоцерковлен». Тут я бы поспорил. Емеля, мне кажется, воцерковлен. В те времена все были воцерковлены. Правда, как раз именно Емеля, может быть, и впрямь был воцерковлен не всерьез. Вот когда автор о себе говорит: «хоть я, по правде, невоцерковлен» – тут у меня сомнений нет. Но автор не груб. И невоцерковлен, надеюсь, тоже все-таки не всерьез. А как тут быть серьезным, если все окружающее настолько страшно, что только на сказку и уповаешь, только на Емелю, только на щуку.

Что там дальше – не хочу

гадать.

Будет где-то худо нам,

а где-то

И не жизнь, а просто

благодать…

…

К ночи притаились до поры

буераки, ямы, котлованы,

бывшие московские дворы.

Хотя нас уже, пожалуй, никакая щука не спасет. Инопланетяне наверняка уже несколько раз прилетали. Да, поглядев на нас, только плюнули с досады да и улетели обратно. И правильно, миляги, сделали. С нами не договоришься:

Похоронка придет,

и раздастся особенный

женский

вопль –

от матери, от жены,

от сестры мертвеца,

вопль все тот же

во дни Отечественной,

Чеченской,

Крымской, Троянской…

И нет им конца.

И не будет, потому что только у сказки действительно бывает конец. А даже мировая пандемия, как видим, ничего не может остановить, никого и ничему не учит. Вроде бы пришла общая беда, поумней, одумайся, человечество. Ага, как же, дождешься от него. Так что прав Емеля, лежащий на печи. Не вставай, Емеля, с печки, «не совершай ошибку», не выходи из сказки:

Вот утка в пруд ведет своих

утят.

Июльский день. А сколько

их осталось?

Они пройдут, промчатся,

пролетят –

нет времени стремительней,

чем старость.

…

«Сапсана» хищный вопль

издалека

хлестнул через деревья резвой

плеткой.

Жизнь уток хороша.

Но коротка.

А след такой уверенный

и четкий.

Юрий Ряшенцев печален и грустен в стихах, но книжка его не печаль вызывает и не грусть, а сочувствие и надежду. И когда из телевизора заунывно и бодро опять начинают говорить про духовную скрепу, про национальную идею, то что им ответить? Правильно: ничего не отвечать. И с печи не вставать. Ни в коем случае не вставать с печи. Потому что, дорогие россияне, все у нас когда-нибудь будет, и будет хорошо, и будет – по щучьему веленью. По щучьему. И только по нему.