Лизок-с-Вершок на выданье

Ганс Христиан – одинокий, но счастливый... Фото Генрика Тильманна

Не станем повторять банальную истину, что писатель жив, покуда живы его книги – за прошедшие столетия сказки Андерсена многократно издавались, переводились на разные языки, экранизировались, ставились на сцене. Еще одно подтверждение тому – свежий перевод «Дюймовочки», выполненный молодой писательницей и переводчицей Анастасией Строкиной (читайте про новую «Дюймовочку» в рубрике «5 книг недели» сегодняшнего выпуска «НГ-EL»).

Сам Андерсен, как известно, детей недолюбливал и детским писателем себя не считал. И всерьез обижался, если таковым его считали другие. Та же Дюймовочка, по его изначальному замыслу, вовсе не маленькая (в данном случае имеется в виду не рост) девочка, к которой мы с детства привыкли по книжным картинкам и мультикам, а вполне себе девушка на выданье. Анастасия Строкина, кстати, восстановила эту литературную «справедливость», вернув Дюймовочке ее истинный возраст... Ганс Христиан пытался писать не только сказки, но и «настоящие взрослые» пьесы (он полагал себя прежде всего драматургом) и романы. И именно романы «Импровизатор», «О.Т.», «Только скрипач» принесли Андерсену первую славу среди современников (его читали и почитали наряду с Гюго и Вальтером Скоттом), но, увы, в истории литературы они не остались. То ли дело сказки!

Да ведь и свою автобиографию он назвал «Сказка моей жизни». Действительно, сказка – и по сюжету, и по языку, причем с рождения: «Отец мой просиживал первое время возле постели матери целые дни и читал ей вслух комедии Гольберга, а я в это время кричал благим матом. «Да усни же или хоть полежи смирно да послушай!» – в шутку обращался ко мне отец, но я и ухом не вел и долго оставался таким неугомонным крикуном. Таким же заявил я себя и в церкви во время крещения, так что священник, вообще аттестуемый моей матерью пресердитым господином, сказал: «Мальчишка орет, как кот!» Этих слов матушка не забыла ему всю жизнь! Бедняк, французский эмигрант Гомар, бывший моим крестным отцом, утешал матушку, говоря, что чем громче я кричу ребенком, тем лучше буду петь, когда вырасту».

Ну, а дальше – школа, в 14 лет – отъезд в Копенгаген («Чтобы стать знаменитым!»), второстепенные роли в Королевском театре (туда подростка приняли из сострадания), учеба еще в нескольких школах (всю жизнь так и писал с ошибками), в 24 года – первый литературный успех, связанный с публикацией фантастического рассказа «Пешее путешествие от канала Холмен к восточной оконечности Амагера». Путешествия Андерсен любил (его фраза «Путешествовать – значит жить» впоследствии стала рекламным слоганом для многих турфирм), проведя в них в совокупности около полутора десятков лет, начиная с 1833 года, когда отправился в поездку по Европе по королевскому гранту. В Великобритании он познакомился с Чарлзом Диккенсом, которого считал своим учителем и другом. Правда, дружба существовала скорее в андерсеновском воображении – как и его версия своего высокого происхождения: якобы он, Ганс Христиан, не сын сапожника и прачки, а внебрачный отпрыск датского короля Кристиана VIII. Что ж, писатель есть писатель, тем более сказочник…

... и его герои: Снежная королева – расчетливая манипуляторша и Кай – жертва нарциссической травмы. Кадр из мультфильма «Снежная королева». 1957

Да и мы, читая Андерсена, становимся лучше, счастливее, разумнее. А имена его героев давно превратились в устойчивые архетипы и даже в диагнозы. Взять Снежную королеву – высокомерную, расчетливую, злую, загадочную, обольстительную и эмоционально недоступную манипуляторшу с холодным сердцем. Про таких доморощенные психологи твердят, что у них синдром Снежной королевы. Эксперты годами анализируют эту андерсеновскую сказку, пытаясь понять, какая именно нарциссическая травма (попадание осколков зеркала тролля в глаз и в сердце) привела мальчика Кая в сани королевы. Ее холодные поцелуи сравнивают с сексом без любви, а самоотверженные поиски Герды – с настоящим, всепобеждающим чувством.

Стойкий оловянные солдатик – еще один вечный образ. Кстати, в истории непокорной, мужественной и преданной одноногой игрушки Андерсен впервые не прибег ни к какому народному сюжету. Ее главный герой в итоге стал эталоном стойкости, несмотря на ограниченность своих возможностей. Очень важное свойство. А конец солдатика в огне вместе с его танцовщицей – излюбленный автором случай сплетения Эроса и Танатоса.

Но если с Танатосом все просто, то Эрос порой откапывается даже в самых невинных сказках датского классика. Есть версия, что горошина в «Принцессе на горошине» – не что иное, как пенис, а под «настоящей принцессой» в сказке подразумевается девственница. То есть испытание горошиной – это проверка на невинность коитусом. Мало того, в текстах Андерсена то и дело пытаются найти садомазохизм, ипохондрию, мизогинию и т.д.

В сказке про оловянного солдатика сплелись Эрос и Танатос. Кадр из мультфильма «Стойкий оловянный солдатик». 1955

«У переводчика, как и у врача, важное правило: не навреди, – рассказала нам Строкина. – Вот это-то и было главной сложностью в таком ювелирном во всех смыслах деле, как перевод «Дюймовочки». Не сделать хуже, чем у Андерсена и, прежде всего, чем у Ганзен. Потому как именно интерпретация Анны Васильевны знакома нам с детства и уже давно стала фактом российской культуры. И конечно, работая над переводом, я готовилась к вопросам из серии: «А зачем вообще нужен новый перевод? А чем это ваш текст лучше?» и проч., проч. Таких вопросов я и в самом деле уже услышала немало, но ответ у меня есть: «Пусть все цветы растут!» Я буду рада, если мой перевод сравнят с текстом Ганзен, найдут отличия, узнают и поймут что-то новое в давно, казалось бы, знакомой сказке. И еще больше я порадуюсь, когда появятся новые переводы «Дюймовочки» и новые переводчики подарят нам новые смыслы».

Строкина обратила наше внимание и на то, что обычно проходит мимо внимания читателя. К примеру, на песенки, которая Дюймовочка поет кроту («Майский жук, лети-лети» – популярная немецкая детская песенка о потере обоих родителей на войне). На печальную судьбу мотылька, которого крохотная героиня практически обрекла на верную гибель, привязав своим пояском к листочку, на котором плыла. И на пол ласточки, которая так же, как мотылек, влюбилась в девушку. Строкина полагает, что ласточка была мужского пола: «Она бы мечтала снова увидеть своего друга Ласточку». Впрочем, любопытные читатели и сами смогут найти в новом переводе неожиданные и малозамеченные повороты. И новые смыслы, конечно.

Читайте Андерсена и любите.