Волки зайчиков грызут

Гений свободы и гений русского языка Николай Макарович Олейников. Фото 1928 года с сайта www.d-harms.ru

Когда ему выдали сахар и мыло,

Он стал домогаться селедок 

с мукой.

...Типичная пошлость царила

В его голове небольшой.

В самом конце XIX столетия, точнее, 23 июля (4 августа) 1898 года в станице Каменская Донского края в семье потомственного казака родился Гений свободы и Гений русского языка Николай Макарович Олейников. Стало быть, исполняется 122 года со дня его рождения. Дата вроде не круглая, но две двойки странным образом перекликаются с двумя двойками 2020 года. И недаром. Чудо такого рождения случается раз в столетие. Возможно, даже в тысячелетие. Потому что, для того чтобы быть свободным, Олейникову не нужны были «ни бог, ни царь и ни герой», а только стихия русского языка. А в ноябре 1937 года он был расстрелян с неизбежностью завтрашнего дня.

Мальчик родился в семье, где, как водится, разгуливала дикая казачья отцовская воля, и вместо безоблачного детства Николай столкнулся с первобытным насилием. Поэтому чудо рождения продолжилось детством, которое он просто вычеркнул из своей биографии. Нигде, ни при каких обстоятельствах никаких упоминаний о нем. И когда пришла революция, а за ней Гражданская война, юноша пошел в Красную армию, то есть выступил против отца, а «отец собственноручно выдал его белым как отступника. Его избили до полусмерти и бросили в сарай с тем, чтобы утром расстрелять с партией пленных. Дед оказался помягче и спрятал его» (Лидия Гинзбург).

В начале 1920 года он вступил в партию большевиков. И об этом периоде жизни также практически ни слова. Только издевательская характеристика на «Чапаева» – «кишочки». А о самой Красной армии пишет рассказы только для детей, создавая фирменный советский лубок, к примеру, «Танки и санки». Он уже тогда видел, как революция и Гражданская война фатальным образом рождают все то же насилие, принявшее форму советской тоталитарной сказки. Николай Олейников сформировал итог так кратко и так ясно, как мог только он:

Хотели единства

Получили свинство

Был редактором газеты «Крас­ный казак», ответственным секретарем газеты «Всесоюзная кочегар­ка». Организовал издание журнала «Забой». С 1925 года работал в «Ленин­градской правде» и детском журнале «Новый Робинзон», возглавил сектор периодических изданий ленинградского Отдела детских книг Госиздата.

И все же нормальная мужская жизнь еще могла существовать в разгар коллективизации и индустриализации. И, конечно, ее наполняли, как и положено мужской породе, женщины, дети... и наука.

Женщины. Олейниковская поэзия восхитительно эротична и конкретна:

Верный раб твоих велений

Я люблю твои колени

И другие части ног

От бедра и до сапог...

Дети. Конечно, это фантастически и феерически долгое по тем временам существование журналов «Еж» («Утром съев конфету «Еж»,/ В восемь вечера помрешь!») и «Чиж» («Чрезвычайно Интересный Журнал») – с Даниилом Хармсом и ОБЭРИУ. Это был действительно замечательный журнал. В нем работали для детей лучшие писатели и художники. Интересные рассказы, за­нятные новости, прекрасные стихи и рисунки, умение просто рас­сказать о сложнейших вещах, искрометная выдумка, юмор – та­ким был журнал «Еж». Организовал его издание поэт Николай Олейников.

«Жили в квартире сорок четыре/ Сорок четыре веселых/ чижа...», «Несчастная кошка порезала лапу –/ Лежит и ни шагу не может ступить/ Скорей! Чтобы вылечить кошкину лапу,/ Воздушные шарики надо купить...», «Шел по улице отряд – сорок мальчиков подряд: раз, два, три, четыре и четырежды четыре, и четыре на четыре, и еще потом четыре»… Все – из «Ежа»!

Но при этом редакция ставила себе задачи очень серьезные. Вот как формулировал их один из друзей Николая Олейникова писатель Борис Житков. В письме от 25 ноября 1927 года своей жене Житков эмоционально делился планами: «Начали дело мы с Коль­кой Олейниковым. Хотим выработать новую детскую книгу. Мне вся детская литература недетской ка­жется. Не по тем путям ассоциаций идет книжная мысль, что у детей. И не то интересует, о чем по большин­ству пишут. В том числе и я.  Приглашаем молодого поэта Хармса, Женьку Шварца и художников Пахомова и Соколова. Поглядим, что из этого выйдет: выработаем хоть одну действительно детскую книгу. Мы откидываем всякую мораль, всякую педагогиче­скую задачу. Как для взрослых: неужели все время пишется учи­тельная повесть? Захлестывают и заворачивают такое, что ну! И ниче­го. Никто не стонет. Мы не собираемся развращать детей, но толочь им и в нос, и в затылок, что нужно умываться и нехорошо рвать кни­ги – как бы это ни было восхити­тельно написано, – давно пора бро­сить...»

И за всеми этими чудесами стоял не только Маршак, руководитель Ленинградской редакции Детгиза, но прежде всего Олейников, который возглавлял редакции сначала «Ежа», а затем «Чижа». Не менее удивительно, что, упорно печатая обэриутов, он так и не присоединился к ним. Его «Хотели единства/ Получили свинство» срабатывало даже в отношениях с ОБЭРИУ. Олейников признавал свободу и единство только в единственном числе. Отсюда его персонаж Макар Свирепый – герой фантастически популярных среди ленинградских детей 30-х годов первых советских комиксов.

Кто я такой?

Вопрос нелепый!

Я – верховой

Макар Свирепый

Так в 1928 году отрекомендует себя в журнале для детей «Еж» Николай Макарович Олейников. Через несколько лет, в 1932 году, Макар Свирепый несколько обуздает свой буйный характер:

Любви мне не надо,

Не надо страстей,

Хочу лимонаду,

Хочу овощей!

Наука. Она предстает в разных ипостасях. Первая, ставшая фундаментом тоталитарной советской сказки и олицетворенная знаменитым «Тараканом»:

Но наука доказала,

Что душа не существует,

Что печенка, кости, сало –

Вот что душу образует.

При этом, недаром советский драматург Александр Афиногенов (1904–1941) заметил: «Олейников. Поэт, задумчивый и скромный»:

Против выводов науки

Невозможно устоять.

Таракан, сжимая руки,

Приготовился страдать.

Вот палач к нему подходит,

И, ощупав ему грудь,

Он под ребрами находит

То, что следует проткнуть.

«Против выводов науки/ Невозможно устоять./ Таракан, сжимая руки,/ Приготовился страдать». Иллюстрация Леонида Тишкова из книги Николая Олейникова, «Вулкан и Венера. Стихотворения». СПб., 2004.

«Зашел у нас разговор: какой длины канаты на нашей фабрике делают. Я и говорю:

– Должно быть, длиннее чем в сто саженей, у нас нету канатов.

– Что ты, что ты, – замахал на меня приятель. – Да на нашей фабрике делают такие длинные канаты, что если бы на аэроплане или дирижабле на 10 км подняться да оттуда канат вниз спустить, так им до земли можно достать.

– Ну, это ты уж перехватил, – вмешался в наш разговор третий рабочий, – канат такой длины, конечно, можно сделать, да только его с такой высоты не спустишь.

Догадываетесь почему?»

Или задачка рабочего с монетного двора:

«У нас новым рабочим всегда одну и ту же загадку задают. Положат на стол два пятака и говорят: что, если покатить верхнюю монету кругом нижней, сколько раз обернется верхний пятак вокруг самого себя, пока не придет на старое место? Новички смеются над этой загадкой и ответ сразу говорят, да только всегда ошибаются. Вот подумайте и скажите. А потом на деле проверим».

Сам поэт увлекался математикой, и недаром в его планах было написание «Рассказов о математике. Сборник рассказов о великих математиках». В магии чисел и геометрических линий он видел гармонию природы, коей не наблюдалось в сошедшей с ума окружающей действительности:

«На кустах сидят сомненья/ В виде галок и ворон/ В деревах – столпотворенье/ Чисел, символов, имен/ Перед бабочкой причина/ Неразгаданных страстей/ Геометрия причина/ Прорастания стеблей».

Однако за всей внешней простотой и непритязательностью поэтики Олейникова вполне можно было уловить тонкую иронию относительно советского официоза и изысканные пародии:

Колхозное движение,

Как я тебя люблю!

Испытываю жжение,

Но все-таки терплю.

Тем временем все катилось к неминуемому концу, и он это прекрасно осознавал. Вот известное свидетельство Ираклия Андроникова: «Я крикнул: «Коля, куда так рано?» И тут только заметил, что Олейников не один, что по бокам его два типа с винтовками… Николай Макарович оглянулся. Ухмыльнулся. И все!»

Жене Олейникова – Ларисе – было объявлено, что ее муж осужден на 10 лет заключения в лагерях, после чего она была принудительно выселена из Ленинграда…

Страшно жить на этом свете,

В нем отсутствует уют.

Ветер воет на рассвете.

Волки зайчиков грызут.

В этих четырех строчках приговор не только себе, но и всему миру. Но мир еще существует, и голос Николая Олейникова, трезвый, едкий, издевательский и по-научному критический, звучит как никогда пророчески и ясно.