Не проси меня, чернокожая…

Владимир Герцик (1946–2019) и Александр Гальпер на церемонии вручения премии «Нонконформизм-2018». Фото Максима Кузнецова

Александр Гальпер. Бруклинская Сибирь (избранное). – М.: Стеклограф, 2019. – 142 с.

Александр Гальпер – русский поэт и прозаик, живущий в Нью‑Йорке. Постоянный автор «НГ‑EL», финалист премии «НГ» «Нонконформизм». Работает в собесе. Да, в самом натуральном собесе, только нью‑йоркском, социальный работник, другими словами. Возится с бомжами, алкоголиками и наркоманами всех расцветок, народностей и ориентаций. Разумеется, стихи и проза Гальпера переполнены его «клиентами», что неудивительно – уж больно публика колоритная.

Я перелез еще через один забор

Там лежал мой клиент 

из нью‑йоркского собеса

Однорукий алкоголик Луиз

Он пробормотал:

«Алекс!

Я понял, что я лесбиянка.

Мне надо сделать операцию 

чтобы стать женщиной

Потом я удочерю 

новорожденную девочку

И буду кормить его грудью

Город мне должен помочь!»

До «Бруклинской Сибири» у Гальпера, насколько я знаю, выходили в основном небольшие сборнички (чаще всего в берлинском издательстве «Пропеллер», хотя были, кажется, еще книжки издательств «Кожа Пресс» из Нью‑Йорка и «ЭСКО» из Воронежа, может быть, что‑то еще). И вот теперь – сразу избранное. Главы, как и положено, названы так же, как и предыдущие книжки Александра. Не все, конечно, но почти.

Избранное – почти всегда своеобразный итог. Мне кажется, здесь как раз тот самый случай. Перелом. Переход. Хотя я бы не назвал «Бруклинскую Сибирь» прощанием с поэзией. Нет, конечно. И дело не только в пафосе, которого Гальпер принципиально чужд. Дело в том, что ни с какой поэзией Гальпер, разумеется, не прощается. Просто раньше он был поэтом, который иногда пишет небольшие прозаические фрагменты. Теперь Александр Гальпер – устоявшийся самобытный прозаик, который иногда пишет стихи. И не «года» его к прозе клонят, а суровая и безумная жизнь американского собеса. И – в неменьшей степени – суровая и безумная литературная жизнь современной России. И – шире – всего русскоязычного мира.

Вот что пишет в небольшом предисловии поэт Данила Давыдов: «Гальпера можно представить певцом бараков, только не подмосковных, а нью‑йоркских… Можно было б вспомнить и Эдуарда Лимонова, только вывернутого наизнанку: лимоновский «отрицательный герой» из густо‑романтического оборачивается у Гальпера в комического… Можно вспомнить и Генриха Сапгира…» Давыдов справедливо связывает Гальпера с Игорем Холиным («бараки»), с Чарльзом Буковски. Можно прозу Гальпера и с довлатовской сравнить.

Хотя есть и важное отличие (от Лимонова, от Довлатова и прочих эмигрантов). В России Гальпер писателем еще не был. Гальпер‑писатель – все‑таки дитя Америки.

Когда я с семьей эмигрировал

Из аэропорта Шереметьево

То на таможне конфисковали 

мои

Детские дневники

Ужасные первые стихи,

Наивные признания в любви 

одноклассницам

Потребовали справку 

из министерства культуры

Что эти серые тетради

Не имели культурной 

ценности…

Четверть века спустя

Я тащу в Россию

Свои книжки чемоданами.

Скорее всего в тех серых тетрадях стихи были в рифму. Но где они? Тетради и рифмы? Остались в России, в прошлом, в детстве, в ушедшей юности.

В общем и целом для Гальпера писать стихи верлибром более чем естественно. И тем удивительнее встречать у американского поэта Гальпера и размер, и рифму. А они есть. Приведу вам одно совершенно традиционное стихотворение:

…А по речке плот идет 

к солнцу и цветам

Биссектриса точку бьет тихо 

по углам

Кузнечики зеленые попрыгали 

на восток

Дворники холеные вперед 

прыг‑скок

Самолеты отбомбились 

и потянулись на юг

Газеты желтыми сплетнями 

лгут…

Начало стихотворения я, кстати, процитировать не рискнул. Не из‑за мата (мата нет), просто поэт употребил там одно слово. Грубое наименование еврея на букву «ж». Вот я и не рискнул подобное цитировать. Сейчас же у нас все что угодно может оказаться под запретом – от Пушкина до курения в кружевных трусах на балконе. А начинается стихотворение так:

По планете ходит СПИД бледно‑голубой

Вечно странствующий (вот тут‑то я и не рискнул цитировать. – Е.Л.) этот СПИД седой…

СПИД седой – звучит же, а?

Впрочем, даже обычные, что называется, нормальные верлибры у Гальпера часто начинаются вполне классическим, регулярным стихом. Судите сами:

«Она живет с безногим 

ветераном…»,

«Город Монтгомери, 

штат Алабама…»,

«Тихо плещутся волны 

на острове Майя…»,

«На мартовскую ночь 

обрушилась метель…»,

«Затягиваешь девушек 

домой…»,

«Прошла любовь, погасли 

папиросы…»,

«Спасите, спасите – 

вампиры…»

«Цивилизацию погубят 

онанисты…»

«Я нашел работу 

в СИТИБАНКе…»

А вот здесь, например, даже не одним регулярным стихом начинается, а двумя:

Не проси меня чернокожая

Взять тебя в страну 

белоснежную…

Дальше, кстати, вообще идет чудо чудесное:

В той далекой державе

Когда говорят «Будь третьим»

Имеют в виду не оргию.

А может быть, зря? Хотя неужели где‑то имеют в виду все‑таки именно оргию? Зачем она? Вот еще глупости какие...

Александр Гальпер – поэт актуальный, социальный, политический. Поэт протеста. Но какой у него протест? Вот какой:

Рубаю жареную картошку за разбомбленный Афганистан

Запеченную курочку с петрушкой, чтобы не было войны в Ираке

Поросенка на вертеле – против камикадзе на дискотеках Израиля

Выведите войска из Чечни, а то слопаю яблочный штрудель

Разрешите геям жениться, а не то закажу капучино со сливками.

Когда говорят «Будь третьим», имеют в виду не оргию. А может быть, зря? Фото автора

Последний раздел книги называется «Стихи, написанные после 2018 или не вошедшие в сборники». Там много воспоминаний: «Десять лет назад/ Ты порвала в клочья/ Американскую визу моего сердца…», «28 лет назад/ Мое первое лето в Америке…» Что естественно. Но есть и относительно свежие впечатления:

Ровно год назад

Я посетил землю обетованную

И я на автобусе незаметно 

за пару часов

Проехал по диагонали

С самой юго‑восточной точки

Красавца‑Тель‑Авива

До самой северо‑западной

До Галилейского моря

Где по воде ходил Христос.

…

Я не поверил своим ушам

Когда объявили – последняя 

остановка

И спросил рыдая у иранки:

«Это все? Это весь мой 

Израиль?

Такой маленький

Это он угроза всему огромному 

миру?

Всему миропорядку?

Я больше еду из Москвы 

в Петушки

Из Южного Бронкса 

в Ист‑Нью‑Йорк

Из Киева в Белую Церковь

Эта? Эта крохотуля земли 

не дает

Ночью уснуть

Левым в Канаде, Швеции 

и Аргентине?

Правым в Кремле и Турции?

Количество гневных резолюций 

ООН

Больше чем здесь гектаров 

земли…»

Кстати, «и спросил рыдая у иранки» – ну ведь чистый же Есенин, верно?

Гальпер такой. Он именно и есть – Есенин посреди верлибра.

Последние где‑то лет десять каждый приезд Гальпера в Москву становится событием не только для него, но и для значительной части столичных литераторов.

Гальпер приезжает каждый год (в отпуск), мы и ждем его приезда, и боимся. Конечно, у него проходит один или два литературных вечера в его очередной приезд. Но он помимо прочего ходит и на многие поэтические вечера текущего, скажем так, периода. Литературная жизнь Москвы разнообразна, богата событиями, но достаточно монотонна. А тут на какой вечер ни придешь, а там – Гальпер. Позовут читать – охотно читает стихи. Не позовут – честно слушает, потом выпивает с участниками и гостями. Разумеется, в свой небольшой отпуск Александр Гальпер посещает не только Москву. Мир вокруг Нью‑Йорка большой, есть еще и Европа, есть бывший СССР, есть другие российские города наконец.

Помню замечательную драку после выступления Гальпера в книжном магазине «Циолковский». Драка была, правда, не в самом магазине, а в рюмочной «Второе дыхание», мирно располагавшейся неподалеку. Саму драку я не застал (благоразумно ушел раньше), так что пересказываю отрывочные показания некоторых участников. Итак, рядом с нами выпивала добродушная компания ребят в камуфляже. Судя по их разговорам – выходцы из ДНР. А в нашей компании была экзальтированная девушка откуда‑то не из России. Она все время лезла в дискуссию. Она была против ДНР, но за геев. Ребята в камуфляже соответственно наоборот. Они ее долго терпели, а потом говорят Гальперу: «Ты же русский, уйми свою бабу, пить не дает». «Я, – возражает Гальпер, – еврей». «Ничего, что еврей, – утешают ребята, – живешь‑то в России». «Живу, – вздыхает Гальпер, – в Америке». «Но родился, родился‑то здесь!» – теплится у ребят последняя надежда. «Родился в Киеве», – чеканит Гальпер. И начинается драка.

А может, все было совсем не так.  Меня же там не было. А Гальпер и впрямь – Есенин посреди верлибра. 

И спросил, рыдая,  у иранки…