Здравствуй, злой человек!

Рустам Кац. Альтернативная история литературы / Под редакцией Романа Арбитмана. – М.: ПринТерра-Дизайн, 2019. – 120 с.

Почему-то принято говорить, что история не имеет сослагательного наклонения. С чего взяли? На самом деле история только и имеет, что сослагательное наклонение. Как оно там было на самом деле, сейчас не понять. Мы учим историю по книге Карамзина, написанной по заказу дома Романовых. И история предстает их глазами. Отсюда татаро-монгольское иго, то есть период, когда русский народ обирали азиаты, а не выходцы из Скандинавии. Отсюда обвинения в адрес Марины Мнишек и Лжедмитрия и возвеличивание Минина и Пожарского… А вот представьте себе, что было бы, если бы победила Мнишек? Она во всех учебниках была бы великой русской царицей и спасительницей народа от шведского ига, а Минин с Пожарским – предателями… Это так – для примера.

С историей литературы, простите за каламбур, та же история. Что имел в виду автор, когда писал то или иное произведение, остается только гадать. Для этого гадания есть специально обученные люди – литературоведы. Они объясняют, что хотел сказать писатель своим произведением. Причем, как и историки, делают это в соответствии с линией… скажем так, времени. Кстати сказать, до сих пор в основе изучения литературы лежит работа Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции», до сих пор делим ее на три периода по типам революционного движения, а тех авторов, которые не укладываются, опускаем… О Льве Толстом будет ниже, а пока расскажем об авторе этой книги.

Рустам Святославович Кац – это тот самый литературовед, который призван толковать произведения писателей. Но литературовед он необычный. Несколько, если можно так выразиться, постмодернистский. Надо сказать, что лично встречался с ним только его бессменный редактор и публикатор Роман Арбитман. Он помог увидеть свет такому важному, ставшему уже классическим труду, как «История советской фантастики». Работа эта крайне необычная. Из нее следует, что в советский период фантастика была самым значительным направлением литературы, поскольку идеологически поддерживала лунный проект. Были у него и менее значительные работы. Например, брошюра о современной литературе. И вот новая книга. Определить ее жанр можно как записки к истории русской, советской и зарубежной литературы.

Анна Каренина повела себя нехорошо...

Обратите внимание, что даже рукописи он хранит как настоящий филолог-постмодернист. Как известно, в наволочке носил свои записи Велимир Хлебников. И все же книга такая же – реминисцентная. И вся она – в сослагательном наклонении. Каждая новая главка начинается со слова «Если…». «Это неспроста, подумал я, – размышляет редактор книги, – полез в словари и вновь удостоверился: союз «если» в сочетании с частицей «бы» или «б» в начале придаточного предложения может быть применим «для выражения условия, противоположного действительности». То же «если» в начале восклицательного предложения с глаголом в сослагательном наклонении вместе с упомянутыми частицами «бы» или «б» может служить «для выражения неисполнимого желания».

В каждой новой главке исследователь открывает что-то новое, неожиданное в известных всем практически с детства произведениях. Либо «противоположное действительности», либо преисполненное «неисполнимого желания».

Если бы Толстой писал в наши дни... Иллюстрации из книги

Если бы Анна случайно не погибла под поездом, ее непременно добили бы в суде».

Тут не поспоришь.

А вот о Достоевском:

«Если перенести «Записки из подполья» (1864) в современные интерьеры <…> И потертый человек, встав со стула, произносит отчаянно-жизнерадостным тоном: «Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек». И все вокруг скандируют нестройным хором: «Здравствуй, больной человек! Здравствуй, злой человек! Привет тебе, непривлекательный человек!» И герой сразу чувствует себя среди своих. Великое дело – групповая терапия... Кстати, если бы и Герман Мелвилл писал «Моби Дика» в эпоху групповой терапии, то ставшая классической начальная фраза романа («Зовите меня Исмаил»), без сомнений, звучала бы так: «Меня зовут Исмаил, и я – алкоголик».

Есть совсем уже комические истории. Например, о том, как мрачный рассказ Франца Кафки «Превращение» под воздействием советской редактуры, опять же простите за каламбур, превращается в детскую повесть «Баранкин, будь человеком».

Есть истории, граничащие с настоящим открытием. Так, исследователь утверждает, что «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого – это предтеча американских фильмов о киборгах, таких как «Робокоп» или «Универсальный солдат». Ведь она повествует о том, что у человека может быть заменен любой орган на механический и этот человек при этом останется настоящим.

И таких историй в книге несколько десятков.