Вернулся поздно и избитый

Жак Казот. Продолжение «Тысячи и одной ночи»: В 2 кн. / Изд. подгот. Н. Пахсарьян, Е. Трынкина. – М.: Ладомир; Наука, 2018. – 608 + 568 с. (Литературные памятники).

На этот раз в серии «Литературные памятники» вышло довольно известное в свое время произведение Жака Казота (1719–1792) «Продолжение «Тысячи и одной ночи». Издание снабжено иллюстрациями Клеман-Пьера Марилье (1740–1808). Помимо собственно сказок в книге опубликован также очерк Жерара де Нерваля (1808–1855) о Казоте, очерк проиллюстрирован гравюрами Эдуара де Бюмона (1821–1888). Плюс подробные и обширные комментарии (невероятно интересные, поверьте).

Сначала немного об авторе. Жак Казот прожил довольно долгую творческую жизнь, хоть и закончил ее трагически. И всю свою жизнь он писал сказки. И сказки слагались о нем.

Он родился 7 октября 1719 года в Дижоне (Франция) в буржуазно-чиновничьей семье Бернара Казота и Марии Топэн. Обучался у иезуитов и сам был чиновником – служил по морскому ведомству в Вест-Индии. В 1747 году он был назначен на серьезную должность на острове Мартиника. Там он создал семью, женившись на красавице-креолке Элизабет Руаньян, дочери главного судьи Мартиники, и пробыл с небольшими перерывами 12 лет. В 1759 году Казот с супругой вернулся во Францию. И при этом был обманут иезуитами. Большую часть приобретенного на Мартинике состояния он передал под вексель иезуиту Лавалетту. И этот вексель должен был бы быть оплачен в Европе. Но этого не произошло, иезуиты платить отказались, не помогли никакие обращения во властные структуры.

Чиновник и сказочник Жак Казот. Иллюстрация Эдуара де Бюмона из книги

За годы службы Казот подорвал здоровье и сильно испортил зрение, служить больше не мог. Так что литературная деятельность стала ему заметным подспорьем.

Жак Казот был крайне разносторонним автором и умел удивлять своих читателей переменами в стилистике своих произведений. «Автор «Влюбленного дьявола» принадлежит к той категории писателей, которых мы, вслед за немцами и англичанами, стали считать юмористическими и которые вошли в нашу литературу лишь в качестве подражателей другим авторам, – пишет о нем в очерке Жерар де Нерваль. – Четко-прагматический ум французского читателя с трудом воспринимает капризы чужого поэтического воображения, разве что оно заключено в традиционные и давно знакомые рамки сказки или балетного либретто».

Действительно, первые опубликованные произведения Жака Казота были написаны в жанре пародии. В 1741 году выходит повесть «Кошачья лапка» – остроумная пародия на восточные сказки в стиле персидских писем Монтескье и сказок «Тысячи и одной ночи». В 1742 году появляется книга «Тысяча и одна глупость» – ее пародийность обозначена уже в самом заглавии. Вслед за ними выходят шуточная поэма «Новая Рамеида», а также поэма «Оливье», написанная в подражание Ариосто.

Однако в центре очерка Нерваля не эти ранние произведения Казота, их автор считает приятными для чтения, но не более. Ему важна повесть «Влюбленный дьявол», вышедшая 1772 году. Легенда, или, если хотите, сказка, гласит, что после выхода этой книги к Казоту пришел незнакомец и поприветствовал его знаком тайного оккультного братства. То есть принял за своего. С этого момента писатель увлекся мистикой и каббалой.

Было во «Влюбленном дьяволе» что-то мистическое. И вот что любопытно: автор, который сам до этого времени занимался исключительно подражаниями, создал произведение, которое не только было оригинально, но и вызвало, в свою очередь, целую литературную традицию, целую череду подражаний – вплоть до лермонтовского «Демона» и недавно вышедшего (и совсем недавно закрытого) американского сериала по комиксам Нила Геймана «Люцифер»…

И жена взяла палку… Иллюстрация Клеман-Пьера Марилье из книги

Что же касается «Продолжения «Тысячи и одной ночи», то эта работа была вообще заказной. История создания, а точнее, составления цикла сказок «Тысяча и одна ночь» требует отдельной статьи. Ограничимся тем, что первый перевод этих сказок с арабского был сделан востоковедом и коллекционером Антуаном Галланом (1646–1715) и издан в 1704–1711 годах. И вскоре стал чрезвычайно популярен. Уже XVIII веке он был переведен на многие языки Европы. Был настоящий бум – мода на восточные сказки. При этом перевод остался незаконченным.

Сказки в ту эпоху вообще были популярны. В 70–80-е годы XVIII века выходит 41-й том сказочной антологии «Кабинет фей»: один том Шарля Перро, четыре тома мадам д’Онуа, еще четыре составила «Тысяча и одна ночь» Галлана… Издатель Поль Бард предложил подготовить продолжение популярной книги Казоту, которому тогда уже было под 70. И если Галлан был ученым, дипломатом на Ближнем Востоке и знал тамошние языки и его перевод, что называется, был близким к тексту, то Казот сам языками не владел, а пользовался подстрочником, сделанным «арабом по рождению Домом Дени Шависом». И пользовался весьма вольно. Так что у него вышли не переводы, а отчасти подражания, отчасти пародии. А некоторые сказки он, возможно, вообще придумал сам…

Порой складывается впечатление, что автор – не француз, убитый во время Великой французской революции (об этом ниже), а современная американская феминистка, причем крайне радикальных взглядов. Вот сказка «Дурак, или Рассказ о Гзайлуне». Главный герой – дурачок, конечно. Сильный и добрый. В современном мире такому нет места. Но неужели и тогда тоже? Кто знает: «…Жена дождалась мужа, вооружилась розгой и прошлась по его бокам, заставив сдвинуть все немногое, что было у них в доме, а потом вернуть на место. И только Гзайлун приостанавливался, как на него сыпался ряд ударов». Замечательный, кстати, пример женской логики, рассудительности и практичности – заставить «сдвинуть все немногое, что было у них в доме, а потом вернуть на место». Зачем? А чтоб неповадно было. Читаем, впрочем, дальше: «Муженек, так и быть, подчинился, но, едва закончил, немедля улизнул из дома, пошел бродить по Багдаду, вернулся домой поздно и весь избитый. Опять он по глупости своей ввязался в какую-то свару, и опять его поколотили». Реакция жены (ее зовут Уатба) следует незамедлительно: «Поняла Уатба, что терпентиновой ветки мало будет, дабы одержать верх над таким лодырем, и взяла палку». Кто бы, как говорится, сомневался. Кончается все, впрочем, хорошо.

Или вот «Рассказ о Галешальбе и неизвестной госпоже». Он тоже, разумеется, кончается хорошо. Хотя начинается с посещения Харуном-ар-Рашидом лечебниц, в том числе и для душевнобольных. Вместе с халифом инспекцию проводили его подданные – великий визирь и главный евнух. И вот один из больных, купец Галешальбе, рассказывает свою историю. О том, как он сначала мирно торгует, потом встречает прекрасную незнакомку, тайком женится на ней, заключает брачный договор, где обещает среди прочего не изменять жене, не пытаться узнать, кто она такая. И пр. Ну, короче, этакая Венера в мехах. Так и есть:

«Глаза жены запылали от гнева (…)

– Морижан, – обратилась она к своему евнуху. – Отруби ему голову…»

Ее образумили добрые люди: «Госпожа! Остановись! Ведь это убийство ты себе никогда не простишь!» То есть ничего плохого-то нет в убийстве мужа, но она сама потом из-за этого может расстроиться. И далее: «Она одумалась и приказала побить меня. И пока евнух Морижан нещадно бил меня палкой, а я сдерживался изо всех сил, чтобы не застонать, ревнивица схватила рабоб и заиграла мелодию (…) Сочинив слова, она запела…» Романтика.

Короче, избили парнягу до полусмерти, довели до лечебницы для душевнобольных, но кончилось все тоже хорошо: выяснилось, что ревновала «строгая госпожа» зря, причины у нее для скрытности тоже были и т.д. и т.п.

Ах, Восток, какое ж ты тонкое, оказывается, дело.

С другой стороны, Рабле выглядывает из книги Казота еще явственнее. Вот, скажем, «Подвиги и смерть капитана Камнегрыза и его удальцов» (одно название чего стоит). Итак:

«Обед начался. Дервиш проглотил головку сыра вместе с коркой и молвил:

– Брат мой! Выпьем! – Он поднял кувшин и осушил его залпом. – За тебя! – сказал он Камнегрызу, который смотрел на отшельника, разинув рот».

Пили, правда, воду с медом. Камнегрыз хотел, конечно, вина, но Пейдодна (так звали дервиша) уже к тому времени завязал. Впрочем, начинался их диалог так:

«– У меня нет ни чарок, ни кубков, есть только кувшины.

– А я свободно обхожусь и без них, было бы вино».

– И вообще, читая фразу: «Клянусь Мухаммадом! – вскричал капитан, бросив взгляд на небо…», кажется, что дальше последует что-то вроде «Тысяча джиннов!» и пр.

Казота хочется, конечно, сравнить с Сервантесом, но не получается: все-таки не совсем тот уровень. Хотя все время трудно понять, что перед нами – стилизация или пародия. Даже авторские примечания откровенно ироничны. Вот текст: «Заслышав львиный рык, кобыла так испугалась, что силы разом оставили ее. Она рухнула как подкошенная и околела». И примечание: «В арабском оригинале говорится, что «лошадь околела, отдав свою кровь вместе с мочой». Наши читатели не простили бы нам столь правдивой и смелой картины…» Ну-ну.

А теперь о Великой французской революции. Жак Казот был последовательным роялистом и выступал против нее. В 1792 году в возрасте 72 лет он был схвачен революционерами, дочь помогла ему бежать, но его все же арестовали снова и казнили. По преданию, его последними словами были: «Я умираю, как и жил, верным Господу и моему королю». Правда, его сын Сцевола Казот утверждал, что это дешевый вымысел… Одним словом: еще одна сказка Жака Казота.