Колючий шутник

Исторический анекдот о Капнисте и Павле I стал бардовской песней, а затем – спектаклем. Фото Виктора Сенцова с сайта www.ermistage.ru

Если бы литературные произведения причислялись к классическим не только за художественные достоинства, а за вечную актуальность и злободневность, то Василий Васильевич Капнист (1758–1823) наверняка оказался бы в первых рядах классиков. Его 260-летие отмечается завтра, в День защитника Отечества. Хотя на самом деле вряд ли оно будет так уж широко отмечаться, едва ли многие читатели, кроме филологов и литературоведов, вспомнят об этом поэте и драматурге. И защитнике Отечества, кстати, тоже: Капнист, пусть и недолго, был кадровым военным…

Василий Васильевич родился в селе Великая Обуховка (сейчас это Полтавская область Украины). Его отец Василий Петрович был полковником Войска Запорожского, бригадиром, в ходе Русско-турецкой войны 1735–1739 годов отличился при взятии Очакова (за что и получил полковничье звание и поместье Обуховку). Василий Капнист-старший погиб во время битвы в Восточной Пруссии в 1757-м, в начале Семилетней войны, и последнего сына, Василия-младшего, так и не увидел. Однако мать будущего поэта позаботилась об образовании своих детей, и Василий Васильевич окончил один из лучших петербургских пансионов, а затем отправился в школу при лейб-гвардии Измайловском полку. Военная карьера продлилась всего несколько лет, но за это время в жизни Капниста появились Гавриил Державин и Николай Львов, ставшие его друзьями, коллегами по перу, а потом и свояками: все трое были женаты на сестрах Дьяковых.

В 1775-м Капнист ушел в отставку и занялся литературой. Его дебютом стала опубликованная в том же году ода на французском языке по случаю победы над Турцией и заключения Кючук-Кайнарджийского мирного договора (впоследствии сам автор назвал ее «преглупой»). Спустя пять лет пришла первая слава благодаря остросоциальной «Сатире первой», напечатанной в «Санкт-Петербургском вестнике»:

<…> Когда ж духовные 

и светские законы

Не могут правами власть 

глупости унять,

Так что ж осталося? – ей 

зеркало казать,

Лирик, сатирик, одописец Василий Капнист. Владимир Боровиковский. Портрет В.В. Капниста. Начало 1790-х. Русский музей

В которое взглянув, себя бы 

устыдилась.

Сатира, кажется, на то лишь

и родилась,

Чтоб в лицах с глупостью 

порок изображать

И корень их и власть во нравах

истреблять,

Колючей шуткой ум и сердце 

исправляя.

Итак, когда глупцы, стихи сии

читая,

Похожими себя в иных местах

найдут,

Да не винят меня 

за беспристрастный суд:

Я, правдою внушен, пишу 

ее уставы.

Глупцы, бездельники, свои 

испортя нравы,

Не должны на меня за то одно

восстать,

Что я пороки их старался 

исправлять;

<...> За наглую их брань 

не стану я сердиться:

Я не с людьми хочу – 

с пороками браниться.

Предвосхищая написанное сто лет спустя некрасовское стихотворение «Поэт и гражданин», Василий Васильевич бранился с пороками не только словами, но и общественными делами: после переезда в середине 1780-х в родную Обуховку был избран предводителем уездного, а потом и губернского дворянства; стал членом Российской академии. Хотя главным делом для него оставалась литература. И не только сатира и ода – поэту была не чужда любовная и природная лирика: «Ах! пойду рассею скуку/ По лесочкам, по лугам,/ Тайную, сердечну муку/ Эхам томным передам.// Томны эхи! Повторите/ Скромну жалобу мою;/ Другу милому скажите,/ Что по нем здесь слезы лью…» И даже самоирония: первое собрание своих стихотворений Василий Васильевич предварил таким двустишием:

Капниста я прочел 

и сердцем сокрушился:

Зачем читать учился.

Вершиной (выражаясь чеканным слогом советского литературоведения) его творчества стала сатирическая комедия «Ябеда» (1798), обличающая судейский произвол, взяточничество (выражаясь языком нынешним – коррупцию). В духе классицизма персонажи пьесы (ее название «Ябеда» следует понимать в значении «мздоимец») наделены говорящими фамилиями – председатель гражданской палаты Кривосудов, прокурор Хватайко, подполковник Прямиков, повытчик (делопроизводитель в суде) Добров… Да, форма (лексика, слог) пьесы сегодня кажется тяжеловесной, устаревшей, но отнюдь не содержание:

Он ябедник: вот все уж этим

вам сказали.

Но чтоб его, сударь, получше

вы узнали,

То я здесь коротко его вам

очерчу:

В делах, сударь, ему сам чорт 

не по плечу.

В гражданской уж давно веду я

протоколы;

Так видны все его тут шашни 

и крамолы,

Которы, зеркалу судебной 

правоты

Представ, невинности явили 

в нем черты.

А сверх того еще, глас божий –

глас народа,

Подлоги, грабежи, разбои разна 

рода,

Фальшивы рядные, уступки,

векселя.

Там отмежевана вдруг выросла

земля;

Тут верхни мельницы все 

нижни потопили;

Там двести десятин два борова

изрыли;

Здесь выморочных сел 

наследничек воскрес;

Там, на гумне, его дремучий

срублен лес;

На брата иск за брань 

и за бесчестье взносит,

А пожилых с того 

и за умерших просит;

Там люди пойманы его 

на воровстве

Окраденным купцам сыскалися

в родстве

И брали то, что им лишь 

по наследству должно:

Но всех его проказ пересказать

не можно…

Хотя куплеты, исполняемые прокурором Хватайко при участии судейского хора, выглядят вполне современно:

Бери, большой тут нет науки;

Бери, что только можно

взять,

На что ж привешены 

нам руки,

Как не на то, чтоб брать!

«Ябеда» была поставлена в театре (премьера состоялась в августе 1798-го в Петербурге) с разрешения Павла I, но вскоре исчезла со сцены. В связи с чем возникла версия: якобы Капнист за эту пьесу был арестован и сослан в Сибирь, но туда не доехал, так как Павел посмотрел комедию в Эрмитажном театре и велел вернуть автора. История о внезапной смене царского гнева на милость, пусть и не подтвержденная фактами, показалась настолько красивой поэту и барду Юлию Киму, что в 1984-м он написал песню «Волшебная сила искусства (История, приключившаяся с комедиографом Капнистом в царствование Павла I и пересказанная мне Натаном Эйдельманом)»:

Капнист пиесу накропал, 

громадного размеру.

И вот он спит, в то время как

царь-батюшка не спит:

Он ночь-полночь пришел 

в театр и требует премьеру.

Не знаем, кто его толкнул. 

История молчит.

Партер и ложи – пусто все. 

Ни блеску, ни кипенья.

Актеры молятся тайком,

вслух роли говоря.

Там, где-то в смутной глубине, 

маячит жуткой тенью

Курносый царь. И с ним еще,

кажись, фельдъегеря.

Вот отмахали первый акт. Все тихо, как в могиле.

Но тянет, тянет холодком

оттуда (тьфу-тьфу-тьфу!)

«Играть второй!» – пришел 

приказ, и с Богом приступили,

В то время, как фельдъегерь:

«Есть!» – и кинулся во тьму...

А песня Кима, в свою очередь, вдохновила режиссера, худрука Московского театра «Эрмитаж» Михаила Левитина на спектакль «Капнист туда и обратно». Яркий, как говорят, и веселый мюзикл. Правда, в завтрашний юбилей Капниста его не покажут, но в репертуаре театра он есть. Следите за афишей.