Дико прыгает букашка

Казак и друг обэриутов Николай Олейников. Фото из книги Николая Олейникова «Число неизреченного»

Если верить выходным данным, то перед нами собрание стихов и прозы Николая Олейникова (1898–1937). Составители Олег Лекманов и Михаил Свердлов скромничают, конечно. Их «вступительный очерк» занимает более 200 страниц, является полноценной книгой о поэте. Хотя стихи и проза, вплоть до совместного и приписываемого, в издании, конечно, есть. Олейников прожил мало и написал не так много – совсем нетрудно, увы, напечатать его целиком. Три стихотворения, написанные для кинофильма «На отдыхе», публикуются, как указано в примечании, «впервые по фонограмме фильма. Возможно, они были написаны совместно с Е.Л. Шварцем».

Кстати, о примечании. Безусловно, забавно после стихотворения «Шурочке (На приобретение новых туфелек)» – «О ножки-птички, ножки-зяблики,/ О туфельки, о драгоценные кораблики,/ Спасибо вам за то, что с помощью высоких каблучков/ Вы Шурочку уберегли от нежелательных толчков»  читать в примечании: «Адресат – Александра (Шурочка) Иосифовна Любарская (1908–2002), литератор, в 1930–1937 годах редактор Детского отдела Госиздата в Ленинграде». Забавно, да. Если не читать вступительный очерк: «В ночь с 4 на 5 сентября 1937 года в деле Олейникова произошел новый и вполне закономерный оборот: расширение списка фигурантов. Была арестована ближайшая сотрудница Маршака (и адресат многих олейниковских стихотворений) Александра Любарская…» И если не читать еще примечание: «…по устному воспоминанию А.Л. Осповата, весной 1967 года А. Любарская вспоминала, как в заключении все время повторяла строки: «Умереть она готова,/ И умрет она сейчас».

Повторим и мы несколько строф из «Надклассового послания (влюбленному в Шурочку)»:

Обэриут Николай Заболоцкий. Фото из книги Николая Заболоцкого «Метаморфозы»

Так зачем же ты, несчастный,

В океан страстей попал,

Из-за Шурочки прекрасной

Быть собою перестал?!

И бледна и нездорова,

Там блоха одна сидит,

По фамилии Петрова,

Некрасивая на вид.

Лев рычит во мраке ночи,

Кошка стонет на трубе,

Жук-буржуй и жук-рабочий

Гибнут в классовой борьбе.

Все погибнет, все исчезнет,

От бациллы до слона –

И любовь твоя, и песни,

И планеты, и луна.

И блоха, мадам Петрова,

Что сидит к тебе анфас, –

Умереть она готова,

И умрет она сейчас.

Дико прыгает букашка

С беспредельной высоты,

Разбивает лоб бедняжка…

Разобьешь его и ты!

Николай Олейников. Число неизреченного/ Сост., подгот. текста, вступ. очерк и примеч. О.А. Лекманова и М.И. Свердлова. – М.: ОГИ, 2015. – 558 с.

Тут уж ничего не поделаешь. Олейников – весь трагикомедия. Казак. Воевал в Гражданскую за красных. Коммунист. Дружил с обэриутами, хотя сам в ОБЭРИУ (объединение реального искусства) официально не входил. Занимался руководящей работой  в журналах для детей. Писал для газет и журналов, в которых работал. Потом для кино. Или «на случай». Сначала, видимо, и впрямь не всерьез, а потом,  в 30-е, уже скорее всего понимал, что сочиняет антисоветчину. Вернемся к примечаниям. Из них следует, что шуточные послания дамам (альбомная поэзия, сказали бы раньше) – чуть ли не главное в поэтическом творчестве (как любят писать в монографии) Олейникова. Между тем как раз термин «поэтическое творчество» совсем не годится Николаю Макаровичу. Он играл до полной гибели всерьез, но играл.

«Адресат – Генриэтта (Груня) Давыдовна Левитина (1903–1961), секретарь редакции журналов «Еж» (с 1928) и «Чиж» (до 1932)», «Адресат – Любовь Яковлевна Брозелио (1900–1960), приятельница Г. Левитиной, исповедовала натуризм» (о, да: «У Брозелио у Любочки/ Нет ни кофточки, ни юбочки…»), «Адресат – Тамара Александровна Липавская (Мейер) (1903–1982), литератор, гражданская жена Александра Введенского, а с 1931 года – жена Леонида Липавского», «Ст-ние обращено к Евгении Давидовне Берж, машинистке Госиздата», «Адресат – Алиса Ивановна Порет (1902–1984), художница», «Адресат – Татьяна Николаевна Глебова (1988–1985), художница, иллюстрировала детские книжки. Читая это ст-ние дамам, Олейников подставлял и другие имена в его первую строку» (ишь!).

Ну еще одно: «Варианты заглавия ст-ния: «Лизе» и «Елизавете Исаевне Долухановой. Послание, бичующее ношение одежды»… Лиза – Елизавета Исаевна Долуханова (1904–1938), филолог».

Сначала вспомним стихи про Лизу:

Мешают нам наши покровы,

Сорвем их на страх подлецам!

Чего нам бояться? Мы внешне 

здоровы,

А стройностью торсов 

мы близки к орлам.

Тому, кто живет как 

мудрец-наблюдатель,

Намеки природы понятны 

без слов:

Проходит в штанах 

обыватель,

Летит соловей – без штанов.

А теперь еще раз перечитаем даты жизни Лизы: 1904–1938.

Надо вам хоть что-нибудь объяснять?

Николай Заболоцкий. Метаморфозы/ Сост., подгот., вступ. статья и коммент. И.Е. Лощилова. – М.: ОГИ, 2014. – 1040 с.

Хотя, разумеется, кому-то повезло. Или не посадили вообще, или удалось вернуться. Николай Заболоцкий вот вернулся же. Ну что тут сказать? Слава НКВД–ГПУ–КГБ.

Вторая книга не так нова, но не сказать о ней совсем было бы неправильно. Во-первых, она хоть и датирована 2014 годом, по факту появилась на прилавках в прошлом году. Во-вторых, она с первой книгой связана довольно тесно. Олейников и Заболоцкий в 20–30-е годы дружили, хотя официально, как сказано выше, обэриутом был только Заболоцкий. Да и поэтические стилистики Олейникова и молодого Заболоцкого весьма близки. Есть в них общая легкость в восприятии мира, отличающая их от собратьев по литературному объединению Введенского и Хармса. Оба были арестованы, но в отличие от Олейникова Заболоцкий вернулся… Но, конечно же, вернулся совсем другим.

И та и другая книга рассчитана на подготовленного читателя, знакомого с творчеством поэтов-обэриутов. Но обе книги открывают их… не то чтобы по-новому, но гораздо глубже.

Стихи «позднего» Заболоцкого, «серьезные» стихи, написанные после возвращения из лагерей, о том, «что есть красота и для чего ее обожествляют люди», и о том, что «не позволяй душе лениться, чтоб воду в ступе не толочь», хорошо знакомы. Многие знают также про так называемое литературное завещание Заболоцкого. «6 октября 1958 года, за неделю до безвременной кончины, Николай Заболоцкий составил текст, который принято называть его Литературным завещанием, – пишет в предисловии Игорь Лощилов. – В нем воплощена и закреплена последняя воля поэта, касающаяся его творческого наследия». Он отобрал тексты своих стихов, причем переписал многие старые произведения в соответствии со своим новым мироощущением, ощущением человека, надломленного в тяжелой неволе. Заболоцкий снабдил свой сборник примечанием: «…Эта рукопись включает в себя полное собрание моих стихотворений и поэм, установленное мной в 1958 году. Все другие стихотворения, когда-либо написанные и напечатанные мною, я считаю или случайными, или неудачными. Включать их в мою книгу не нужно». И большинство посмертных изданий поэта этому завещанию следовали.

Данная книга интересна тем, что ее можно считать первым подходом к академическому собранию произведений Заболоцкого. Ее составитель вопреки завещанию собрал первые редакции стихов, а также те произведения, что поэтом были названы «или случайными, или неудачными». Таким образом, в первой четверти книги перед читателем предстает молодой, веселый поэт, вдохновенно играющий с образами мира и его обитателей. Такой же веселый, каким был в эти же годы Олейников:

Смутные тела животных

Сидели, наполняя хлев,

И разговор вели бесплотный,

Душой природы овладев.

Ночь на крыше, как шутиха,

Пугала взоры богомолов,

И Водолей катился тихо,

Лия струю прозрачных олов…

В отдельный блок собраны «Другие редакции». Во второй половине книги мы видим картины скорби поэта – здесь максимально полно собрана проза поэта, его воспоминания и письма. И главная здесь – «История моего заключения». История пугающая.

Но Олейников и такой написать не имел возможности. Он остался молодым веселым поэтом.