Вот она, Маргарита. В 1955 году.
Фото РИА Новости |
Поэтесса Маргарита Алигер (1915–1992), которой вчера исполнилось ровно 100 лет, якобы сетовала, что жизнь у нее неяркая и описывать там собственно нечего. На первый взгляд даже не возразишь. Биография активной участницы советского литпроцесса и вправду ничем не выделяется: урожденная Зейлигер из Одессы, в 16 лет после химического техникума приехала в Москву, провалила экзамены в институт, снимала угол, работала в библиотеке ОГИЗ, неожиданно дебютировала в «Огоньке» с двумя стихотворениями, поступила в Литинститут, вступила в Союз писателей. Подружилась с Луговским, Антокольским, Долматовским, Симоновым и т.д.
В войну служила военным корреспондентом в блокадном Ленинграде, вступила в партию, получила Сталинскую премию за поэму «Зоя» (о Космодемьянской) и передала деньги Красной армии. Впрочем, первой госнаграды (Звезды почета) молодая и пылкая Алигер удостаивается еще раньше, в 1939-м. Писала она о первых пятилетках, о войне, о любви, о материнском, женском и гражданском. К примеру, о гонимом еврейском народе (поэма «Твоя победа», 1946). Очень много переводила, за что ее к концу жизни наградили Международной премией им. Неруды…
За этим сложно увидеть живую женщину – не партийную активистку, не карьеристку в литературе, а живого, любящего человека. Такая подлинная Алигер («алигерица», как звала ее Ахматова) открывается только в памяти современников, в некоторых сильных строчках все-таки довольно средней лирики и, конечно, в упрямых фактах.
При всей своей как бы номенклатурности Алигер участвовала в выпуске оттепельного альманаха «Литературная Москва», попытавшись протащить в свет опальных писателей (вышло всего два выпуска). Отстаивала альманах перед Хрущевым. Всячески помогала Ариадне Эфрон (это видно и по изданной переписке) собрать сборник поэзии Цветаевой.
Но если по творческой части у Маргариты Алигер все складывалась более или менее успешно, то в личной жизни были трагедии. Поэтесса пережила всех своих мужей, детей и любовников. Ну, по крайней мере самых известных. Вместе с первым мужем, композитором Константином Макаровым-Ракитиным, перенесла потерю сына-младенца. Их дочь Татьяна стала переводчиком и умерла в 70-е от острой лейкемии (ранние ее годы пришлись на войну, в тылу, в отрыве от матери). Муж-композитор погиб в самых первых боях где-то под Ярцевом. Алигер-вдова вымаливает у мертвого мужа право наслаждаться жизнью и дальше:
Позволь мне остаться
такой же,
такою,
какою ты некогда обнял
меня,
готовою в путь,
непривычной к покою,
как поезда, ждущею
встречного дня.
И верить позволь немудреною
верой,
что все-таки быть еще
счастью
и жить,
как ты научил меня,
полною мерой,
себя не умея беречь и делить.
Эти стихи (одни из лучших у Алигер) написались неспроста. Вскоре у поэтессы завязался краткий роман с Александром Фадеевым, от которого она родила дочь Марию, будущую красавицу, жену немецкого поэта Энценсбергера (брак длился совсем недолго), преподававшую в Лондоне, переводившую стихи с английского на русский и даже наоборот.
Вот так должны жить женщины,
тем более поэтессы! Ловис Коринт. Автопортрет с женой и бокалом шампанского. 1902. Частная коллекция |
В 1991-м Мария приехала в Советский Союз, по слухам, уставшая от одиночества, от холодности и официоза в отношениях, от того, что люди на Западе застегнуты на все пуговицы и жалуются только психоаналитикам, и то за деньги. Той Москвы, которую она помнила, Москвы 60-х, она не застала и, вернувшись в Лондон, вроде бы собрать вещи и подготовить окончательный переезд на родину, покончила с жизнью. Обе дочери Алигер ушли из жизни, не оставив потомства.
Второй муж по фамилии Черноуцан, работник аппарата ЦК, заместитель заведующего отдела культуры, по отзывам, умел сохранить достоинство даже на таком грязном месте работы. По крайней мере Даниил Гранин вспоминал, что супруг поэтессы был для многих писателей самым надежным прибежищем. Лидия Чуковская писала, что Черноуцан не стушевался и сделал втык газете, напечатавшей знаменитый пасквиль на Бродского («Окололитературный трутень»).
Отец второй дочери Алигер Фадеев, как известно, покончил с собой. Считается, что, узнав о его гибели, Алигер написала вот это:
Опять они поссорились
в трамвае,
Не сдерживаясь, не стыдясь
чужих...
Но, зависти невольной
не скрывая,
Взволнованно глядела я на
них.
Они не знают, как они
счастливы.
И слава богу! Ни к чему
им знать.
Подумать только! – рядом,
оба живы,
И можно всё исправить
и понять...
Это не единственная и не последняя потеря для Алигер. Ее самая первая большая любовь – поэт Ярослав Смеляков, с которым познакомилась еще в литкружке при «Огоньке», – и вовсе сидел по лагерям, пил, скитался. И сжег себя, не дожив до 60. В воспоминаниях Лидии Либединской (жены Юрия Либединского), с которой дружила Маргарита Алигер, этот роман приобретает мистические нотки хоррора.
Смеляков якобы подарил Алигер крупный перстень с черепом и костями и напутствовал, что, пока, мол, ты будешь носить это кольцо, со мной все будет хорошо. Так вот, каждый раз, когда кольцо терялось, трескалось, пропадало и неожиданно находилось, со Смеляковым что-то случалось. То в плен к немцам попадет, то в советский лагерь. Когда Алигер достала кольцо из ящика, чтобы показать Либединской, то закричала от удивления. Оно оказалось совершенно новым. Ни трещин, ни следов починки. «Замкнулась жизнь – замкнулось кольцо», – якобы вздохнула поэтесса. Правда или нет, а история красивая.
Судя по тому, какие мужчины тянулись к Алигер, женщиной она была теплой, восприимчивой. Это видно и по этим строчкам:
Начальник на далекой
новостройке,
чекист, живущий в городе
Ростове,
поэт, который ходит
по дорогам,
смеется и выдумывает
правду.
Неправда, я люблю из вас
кого-то,
люблю до горя, до мечты,
до счастья,
так прямо, горячо
и непреклонно,
что мы найдем друг друга
на земле.
А погибла Маргарита Алигер нелепо. Упала в глубокую канаву в поселке Мичуринец неподалеку от своей дачи.
Ее стихи, плохи они или все же не очень, читают и сейчас. А имя помнят. И это правильно.