Евгений Лесин
Анна Ахматова. Фото 1920-х годов
В текущем году было уже немало юбилеев, написать про которые надо бы, но не вышло. То одно помешало, то другое. Весной исполнилось 65 лет со дня рождения Александра Щуплова (1949–2006) и 65 лет со дня рождения Татьяны Бек (1949–2005). Жили они недолго и несчастливо и умерли с разницей в один год. Я их очень любил и люблю. Так что, прежде чем признаваться в любви к Ахматовой, приведу из них хоть несколько строчек.
Это что на плите за варево,
Это что на столе за курево?
Я смутилась от взгляда карего
И забыть уже не могу его.
Там, за окнами – вьюга
страшная,
Тут пытают перо с бумагою...
Мне сказали, что я –
отважная.
Что мне делать с моей
отвагою?
Стихи, нетрудно догадаться, Татьяны Бек. А теперь Щуплов:
Мы научены исстари
не выступать против
истины.
Кое-кто, может быть,
и польстился на хлеб даровой.
Ну а Пушкин мотнёт головой
с виноградными кистями,
кучерявый, как Вакх,
виноградной мотнёт головой –
(…)
Как Летучий Голландец,
трамвай по Сокольникам
плавает.
Дует ялик по льду, отливая
кормой золотой.
И бессмертны друзья
и любимые наши. Но главное…
Главное – Кучерявый, как Вакх,
виноградной мотнёт головой
Да и в прошлом году… В прошлом году 80-летие отметил поэт Александр П. Тимофеевский. Недавно у него, впрочем, книжка вышла, позднее я о ней обязательно напишу.
Что до Ахматовой, то у нее и впрямь юбилей. 125 лет. Дмитрий Воденников в статье «Время собирать розы» приводит такую историю:
«…И вот однажды уже старую грузную Ахматову выпустили за границу. Ей вручали итальянскую премию «Этна-Таормина». В 1963 году.
Они вместе с сопровождающей ее литературной дамой поднялись в номер, где и должны были прожить несколько дней.
В номере стояли только одна узкая кровать и какая-то почти декоративная кушетка, на которой и сидеть было невозможно.
– Они что-то напутали! – сказала литературная знакомая. – Я сейчас спущусь к администратору и попрошу принести в номер вторую кровать.
– Не смейте! Даже не думайте этого сделать! – вдруг закричала Ахматова, а кричать она умела и в гневе была страшна. – Вдруг это здесь так принято! А мы не знаем!
Подумать только! Что сделало время, люди, политический строй, вся жизнь, государственный патриотизм с той гибкой женщиной, которая, не застав своего любовника дома, стала бросать ему через окошко над воротами мастерской красные парижские розы. Одну за другой, одну за другой. И они падали с той стороны совсем беззвучно.
– Как вы смогли пробраться в квартиру, когда ключ был у меня? Розы лежали так красиво, что это не могло быть случайностью.
– Никак. Я просто их бросала и бросала. Они сами так легли. Я не виновата».
Я, признаться, не вижу в случае с розами свободы, а в случае с кроватью – несвободы. Случай с кроватью напоминает мне историю с Ерофеевым. В одном из воспоминаний о нем я читал, что как-то он ночевал в гостях, кажется, на кухне. А там было открыто окно, а за окном лютовал мороз. Но Ерофеев даже не пикнул, объяснив свои действия так: «А вдруг у них принято проветривать ночью?»
Я так не умею. Веду себя чаще всего как свинья. И если б кидал цветы кому-нибудь в окно – и цветы бы разбросал где попало, и окно бы разбил, да еще наверняка и руки порезал бы. Или исколол бы все. А вот Ахматова и Ерофеев – нет. Мне трудно представить Ерофеева кидающим цветы, но у него они тоже, как и у Ахматовой, легли бы красиво. И причина как раз та самая: а вдруг у них так принято?
Судьба Анны Андреевны Ахматовой (Горенко, 11 (23) июня 1889, Одесса – 5 марта 1966, Домодедово) трагична и типична.
Повторю.
Трагична. И типична.
 |
| Не Реквием, конечно. А в остальном – все верно.
Фото Владимира Захарина |
В СССР многие или сидели или ждали тех, кто сидит. У Ахматовой сидели и воевали мужья и сын. Николай Гумилев воевал, был арестован в 1921-м и в том же году расстрелян, искусствовед Николай Пунин (официально, насколько я знаю, брак не был зарегистрирован) сидел и умер в лагере, а сын, Лев Николаевич Гумилев, тоже и сидел и воевал (между отсидками). И саму ее подвергали критике. Другому ее мужу, востоковеду, поэту и переводчику Владимиру Шилейко, «повезло»: умер от туберкулеза, не дожив до 40 лет, в 1930 году. Впрочем, я не о том, я о «критике».
Не о лагерях и расстрелах. О вещах менее людоедских. В 1939 году Анну Ахматову приняли в Союз советских писателей (сын сидит). В 1943 году Лев Гумилев вышел на свободу, в 1944-м добровольцем ушел на фронт, дошел до Берлина, после войны в Ленинграде защитил диссертацию. В 1946 году Ахматову вместе с Зощенко исключили из Союза советских писателей (Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 года). В 1949 году арестован Пунин и снова арестован сын Лев (помните, писал, кажется, Василий Гиппиус: «…У Николая Гумилёва/ Высоко задрана нога./ Далеко в Царском воет Лёва,/ У Николая Гумилёва/ Для символического клёва/ Рассыпанные жемчуга,/ У Николая Гумилёва/ Высоко задрана нога…»).
В 1950 году Ахматова сочиняет и печатает (по-моему, в «Огоньке») цикл стихотворений «Слава миру»:
И Вождь орлиными очами
Увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами
Преображенная земля.
И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым,
как кристалл…
Свой дух вдохнул
он в этот город,
Он отвратил от нас беду, –
Вот отчего так тверд и молод
Москвы необоримый дух.
В 1951 году Фадеев добивается того, что Ахматову восстанавливают в Союзе писателей. В 1954-м она участвует во Втором съезде Союза советских писателей. А в 53-м в лагере умирает Пунин, зато в 56-м выходит на свободу Лев. А в 1964-м (см. выше, Воденников пишет, правда, что в 1963-м, а Википедия, что в 1964-м, но не буду я в газетной статье разбираться) она получает в Италии премию «Этна-Таормина». До того, в 1958-м, выходит сборник «Стихотворения».
Все хорошо.
Особенно если помнить, как сама Ахматова описывала ситуацию. В принципе после ее слов никакого финала не нужно, вот я стихотворением Анны Андреевны и заканчиваю:
Я приснюсь тебе черной овцою
На нетвердых, сухих ногах,
Подойду, заблею, завою:
«Сладко ль ужинал, падишах?
Ты вселенную держишь, как бусу,
Светлой волей Аллаха храним…
И пришелся ль сынок мой
по вкусу
И тебе и деткам твоим?»
