Собака Муза и Есин на велосипеде

Странно, но почти весь личный состав «НГ-Ex libris» учился в Литературном институте имени А.М. Горького. А у него сейчас юбилей. Вчера и позавчера проходили торжественные мероприятия в Центральном доме литераторов. Начали, правда, раньше, а продолжать будут еще, надеемся, долго. Сегодняшний номер «НГ-EL» у нас наполовину посвящен этому вузу. На 4-й странице рассказ Сергея Дмитренко (он и преподавал в Литинституте, и рассказ тоже, в общем, про Лит). И на 6-й: воспоминания Галины Шерговой, выпускницы 1948 года, и рассказ Сергея Каратова, выпускника 1977 года (рассказ тоже, разумеется, про наш родной институт).

Писать мы решили вместе, но по очереди, и каждый про себя. Потому что учились в разное время. Так что названия главок – это и указание автора фрагмента, и время и место (да, ведь, например, Ольга Рычкова училась на Высших литературных курсах при Литинституте, у них тоже юбилей). Годы, охваченные нами: 1990–2008. И еще. Не учился в Лите только Андрей Щербак-Жуков, он из ВГИКа. Но мы его все равно любим.

Евгений Лесин. Литературный институт (1990–1995), аспирантура (1995–1998)

Мне, признаться, вспоминать нечего: уж больно времена были скучные. Ну что там? Два путча, два ребенка (за несколько месяцев до каждого путча у меня почему-то рождался младенец), Горбачев, Ельцин, спирт «Рояль», ваучеры, и в конце всего, естественным апофеозом, – дефолт. Дефолт, правда, грянул, когда я уже служил в газете «Книжное обозрение», куда меня привела Татьяна Бек, руководитель (вместе с Сергеем Чуприниным) моего семинара. Привела к своему близкому приятелю поэту Александру Щуплову. Оба они – главные, пожалуй, мои учителя. Обоих нет уже в живых. Живы, к счастью, Иван Карабутенко и Мариэтта Чудакова. Называю не всех, а самых близких, конечно. Томашевский велел писать мне про Венедикта Ерофеева, я написал, а он лично отнес текст в журнал «Юность» (первая моя серьезная публикация, кстати). А мой преподаватель Сергей Федякин впервые напечатал меня в «Независимой газете» (тогда еще никакого «Экслибриса» не было). А в «Экслибрис» меня позвал Саша Вознесенский. Позвал Саша, но взяла Вика Шохина, подруга Татьяны Бек. Ну да, а зачем еще такой вуз? Гуманитарное образование и «знакомые». Я писатель в первом поколении, так что все было предельно просто: если тексты мои нравились преподавателям, они их и «пристраивали», а заодно соответственно и меня. Публикации, работа, союзы писателей, книжки – все так или иначе шло с легкой руки тех, кто меня обучал. Потом все менялось и пересекалось, например, Татьяна Бек вела полосу в «Экслибрисе», а Петр Калитин и Сергей Дмитренко сначала мне преподавали, а теперь – авторы и друзья. И многие другие, горячо любимые, живые и мертвые, тоже почти все – оттуда, из Лита.

Студенты, соученики мои, конечно, разлетелись, но вот Слава Ананьев, например, нашелся (благодаря Интернету я сейчас пишу, а он в ЦДЛ стихи читает, я тоже должен там сейчас читать, но вот – пишу). Лелик Чесноков давно не пишет, но жив, не так давно звонил. Юра Соловьев, где ты? Ау! 

Елена Семенова. Литературный институт (1995–2000)

Педколледж, где я училась, был в двух шагах от Литинститута, на Щусева. Нужно было пройти до конца улицы, пройти возле памятника Блоку, а там уже и Большая Бронная. Поэтому, когда подружка предложила прогуляться до него пешком, я не была против. Дело в том, что спустя два года после первой бесплодной попытки я вновь решила дать стихи на конкурс. Был солнечный весенний день, мне было ужасно жарко в шерстяной коричневой юбке. Я вошла в приемную комиссию, там сидела строгая женщина, как я потом узнала, Зоя Михайловна Кочеткова. «Семенова?» Повисла пауза, не предвещавшая ничего хорошего. «Елена? Прошла». Пауза была оттого, что была еще одна Семенова – Галя. Я не обрадовалась, а впала в оцепенение. Так бывает, когда чего-то перестал ждать. А это был действительно мой шанс, потому что заверяю точно: блата у меня не было.

Экзамены я помню и четко, и в тумане.  Отпечатался в памяти мой концептуальный наряд – черные джинсы, клетчатая рубашка поверх черной майки, смешные сандалии.  Для творческого задания – а попала я на семинар к поэту Юрию Кузнецову, в ту пору еще не зная о его существовании, – я выбрала тему, сформулированную по строчке Цветаевой «Закон звезды и формула цветка». Как сейчас помню, развила там теорию о людях-цветах, которые всегда под боком и которых не замечаем, и о людях-звездах, которыми восхищаемся издалека. Юрий Поликарпович, как скала, возвышался за столом в центре кабинета. Два абитуриента, один из которых, как я позже узнала, был Миша Свищев, через пять минут бегали курить. На экзамене по немецкому языку мой будущий возлюбленный Валера утащил у меня словарь. А историю я бы завалила, если бы не Александр Сергеевич Орлов. Когда я, запинаясь, бредила про дворцовые перевороты, он глянул мне в зачетку, весело воскликнул: «Ничего, поступит – выучит!» – и поставил трояк.

Литинститут был окутан тайной. Никто о нем ничего не знал. Все спрашивали – а где это? Неужели там учат писать стихи? Но учили там, конечно, всему, что положено знать литератору. Маленький, лысый и безумно обаятельный Анатолий Сергеевич Демин учил нас искать в «Житии протопопа Аввакума» поэтические перлы и травил смешные байки – что-то про зимнюю шапку, забытую в туалете, или про то, что, когда он приехал в Китай, оказалось, что «дё мин» означает «светлая голова». Ректор Сергей Николаевич Есин свирепо гонял студентов за то, что они не раздевались в гардеробе и сидели на лекциях в одежде. Все жутко боялись зачета по истории Древнего мира у Инны Андреевны Гвоздевой, которая, по выражению одного студента, сверлила всех ея шумерскими глазами. Зоя Михайловна поражала энергией и фантастической памятью: знала всех студентов по имени-отчеству, равно как и показатели экономического развития России до десятых долей. Некоторые лекции покойного Юрия Ивановича Минералова, думаю, можно было писать на видео. Кстати, лекции по теории стиха, тоже, к сожалению, покойного, Владимира Ивановича Славецкого – замечательного литературоведа и предмета воздыхания студенток – у меня до сих пор хранятся на аудиокассетах, надо перевести их в цифровой формат.

В Литинституте все было не как везде. Он был маленький, уютный, располагался в историческом особняке, помнившем знаменитых литераторов XIX и XX века. Никто никогда не забудет знаменитую «каптерку», в которой сменилось не одно поколение студентов-дворников, среди которых поэт Андрей Чемоданов и писательница Рита Шарапова, объяснявшая мне, что растение в вестибюле Лита называется аспарагус. Не знаю, как в другие периоды, но в 90-е была бесплатная столовая, на проход в которую нужно было получать талоны в деканате. Вечером она превращалась в кафе. Когда мест не хватало, можно было вкусить супа на крышке фортепиано. Никогда не забуду шок в глазах буфетчиц, когда мы среди бела дня выставили на стол бутылку водки. Спортивная площадка, на которой позже играли в футбол, вначале служила исключительно для выгула легенды Литинститута – толстой, гавкучей собаки Музы. Она жила в отделе кадров, где у нее была выгородка из оргалита. Дабы Муза не кусала почем зря литераторов. Впрочем, на моей памяти никто не был укушен Музой. Муза прожила, кстати, долго, скончавшись в конце нулевых.

А из студентов нашего выпуска сегодня в литпроцессе участвуют Данила Давыдов, Михаил Свищев,  Кирилл Медведев, Ольга Нечаева, Елена Калашникова, Мария Ватутина, Наталья Ворожбит. Для одного выпуска, в общем-то, немало.

Ольга Рычкова. Высшие литературные курсы (2001–2003)

И еще одна круглая дата у «младшего-старшего» брата Литинститута – Высших литературных курсов, ВЛК. Младшего – потому что курсам исполнилось всего-то 60. А старшего – потому что, как писали в прежние добрые времена, весь цвет советской литературы – выпускники не Литинститута, а именно ВЛК. Перечислять можно долго – назовем хотя бы несколько имен в алфавитном порядке: Чингиз Айтматов, Михаил Алексеев, Виктор Астафьев, Олесь Гончар, Анатолий Жигулин, Римма Казакова, Кайсын Кулиев, Юрий Левитанский, Новелла Матвеева, Евгений Носов, Алексей Прасолов, Петр Проскурин, Николай Тряпкин… Когда я училась на курсах 10 лет назад, портреты классиков висели в фойе второго этажа в корпусе, где находятся ВЛК, – и, наверное, висят до сих пор. Однажды на перемене моя сокурсница, дочь Астафьева Анастасия, учившаяся на семинаре прозы и родство с Виктором Петровичем особо не афишировавшая, в шутку встала под фотографией своего отца и повернула голову так же, как он на портрете. Мы рассмеялись: получилось два практически одинаковых Виктора Петровича – мужской, портретный, и женский, живой. «Что веселимся?» – поинтересовался подошедший читать лекцию старичок-преподаватель. Анастасия показала сокурсникам кулак, но те все равно принялись наперебой объяснять родственные связи двух прозаиков. «Астафьева, кончайте меня разыгрывать, – вздохнул старичок. – Занятие начинается». Так что нынешним выпускникам тягаться славой с предшественниками практически невозможно – может, и к лучшему.

Алиса Ганиева. Литературный институт. Бакалавриат (2002–2006), магистратура (2006–2008)

В жаркий августовский день, на первой литинститутской консультации для абитуриентов, куда я прибежала с трапа самолета, успев сдать в Махачкале математику совсем в другой вуз, все было странным и незнакомым. Мальчик в вязаной шапке и с оранжевыми ботинками, лысая девочка с живой крысой, хромая поэтесса из Горного Алтая с двумя старушками в белых панамках… Мы прошли через семь вступительных экзаменов, на следующий год их количество сократили до четырех, а потом и вовсе ввели ЕГЭ. В моей голове еще плавали логарифмированные тождества, но я поступила. И первый курс был прекрасен. Помню подметавшего наш дворик пропавшего без вести, а потом восставшего из небытия поэта Серебряника, упавшую с пятого этажа, но выжившую поэтессу Машу из Бурятии, подрабатывавшего на ипподроме, а потом повесившегося в конюшне Сережу Королева из Вологды, 13-летнюю Катеньку, приходившую учиться с бабушкой, грузина Кению, исключенного за несдачу «антички» и беспочвенно обвиненного в растлении этой самой Катеньки, актрису Настю Приходько, писавшую стихи и подрабатывавшую гардеробщицей в театре, а еще пловцов-атлетов с семинара публицистики, завоевывавших кубки на межвузовских спортивных соревнованиях, буфетчиц, бесплатно кормивших нас в столовой, где вечерами гремел джаз-клуб «Форте», томную Светлану Викторовну из деканата, раздававшую нам талоны на эти самые обеды, ректора Сергея Есина, рассекавшего по двору на велосипеде в куртке цвета хаки, драматурга и режиссера Анатолия Дьяченко с его обитым черным бархатом залом и спектаклями, готок, толкиенистов и просто гениев, круглый год глушивших портвейн в курилке или на фонтане Новопушкинского сквера. К старшим курсам половину наших закрутил вихрь времени, остальные обзавелись работой. Курилку закрыли. Ректором стал Борис Тарасов. Началась другая эпоха.