Просто не убили

У каждого своя война. Та, в которой тебя могли убить. Профессионала, конечно, могут убить и там, и тут, и где попало, но обычные люди не делают из войны профессию. Они не хотят убивать. И не хотят быть убитыми. Но в нашей стране чуть ли не каждого коснулась или тюрьма, или война, или то и другое и еще много чего веселого. И твоя война, особенно если у тебя она одна, тебе во много раз важнее всех других войн вместе взятых. Нет священных войн. Справедливых или народных. Гражданские – да. Великие в смысле, что много людей убили – тоже да. Но тебе, тому, кого могли убить, неважно, сколько лет, месяцев или дней длилась твоя война. Важно, что могли. Страшнее, когда умирает ровесник, а не тот, кто моложе. Ровесник рядом. Коллега  рядом. Родственник – совсем рядом. Их смерть – как бомбы, как снаряды. Взрыв на соседней станции метро и взрыв на другом континенте – два совершенно разных взрыва, пусть даже «у них» убило в разы больше людей, чем «у нас». Война 08.08.08 была совсем недавно, она рядом. Сегодня как раз пять лет с той войны. Каждая сторона считает, что она победила. Третьи, скажем так, силы, считают, что победили они – мир спасли.

Когда грохотало, писали все. Кричали, конечно, а не писали. Некоторые записывали для себя, чтобы потом написать. Осетинский прозаик Тамерлан Татдаев, думается, из них. Называется книжка «Полиэтиленовый город», но на обложке хорошо видны цифры 08.08.08. Его сборник рассказов (хотя это скорее роман в рассказах) именно о той войне. Не только о ней, конечно. Есть еще детство и женщины, дружба и предательство, менты и Владик (Владикавказ, а не Владивосток), Амстердам, все есть. Но война слишком рядом, вокруг и повсюду. Татдаев не пытается быть объективным. Он пристрастен, тенденциозен, он на одной, на своей стороне. По-другому в принципе и быть не может. Можно пытаться быть объективным, не более. Мы тоже попытаемся. Приведем несколько цитат, не указывая «сторон», не говоря кто кого.

«Бежо, вот мы тебя сейчас отпустим, скажи честно: будешь еще воевать против нас? Тот от пыток совсем спятил и как заорет: если я выберусь отсюда, клянусь, младенца не пожалею!»

«Посмотри, как она свесилась с башни и как красиво играет ветер ее длинными волосами, по которым можно взобраться наверх подобно сказочному принцу. Но она уже мертва. Я всадил в нее не меньше сорока пуль…»

«Они отрезали ей, еще живой, ногу, а затем сожгли дом вместе с Гено и Риммой».

«Ты грузин? – Нет, осетин. – А какая разница? – Говорим на разных языках, а так никакой».

Сколько длилась война? Пять дней? 18 лет? Всю жизнь? У мертвых не спросишь, живые не скажут. Или соврут.

О войне 08.08.08 писали, пишут и будут писать. Не только осетины или грузины, чечены или ингуши, русские или американцы. Стихи и прозу. Мы выхватываем сейчас лишь кусочки – яркие, разные, из них не сложить полной картины, ну а как иначе? Бог, если он есть, может, и способен сложить, а больше никто.

Вот еще один кусочек. О книге Олега Дивова «Консультант по дурацким вопросам» мы уже писали (см. «НГ-EL» от 08.10.12). Но не вспомнить ее сегодня снова нельзя. Это характерный российский взгляд на войну 08.08. 08. Причем взгляд не обывателя, а думающего и чувствующего человека. Иначе просто не было бы этой книги. Ведь Дивов, хоть и отличный стилист, и мастер энергичной, пластичной прозы, но в первую очередь все же писатель-фантаст. И читатели от него ждали чего-нибудь в духе «Следа зомби» или «Симбионтов». Но он, поговорив с русскими офицерами, имевшими отношение к конфликту, что называется, «не смог молчать». По сути, и киношный консультант по военному делу Михаил Клименко, и вся история со съемками крупным телеканалом докудрамы о боях в Осетии – это только футляр, чтобы рассказать о тех чувствах, которые испытывали русские, посетившие Цхинвал. И главное из них: вот мы тут живем, а там – настоящая война. На базаре можно купить боевой пистолет, а под многими диванами спрятаны автоматы. А симпатичный американец, журналист, полюбивший Осетию и оставшийся в ней жить, оказывается шпионом. Или нет? Может, он просто хотел пофотографировать для интереса? Когда война, все воспринимается по-иному. До войны он был просто иностранцем, после войны – представителем чуждых интересов. Война меняет восприятие. Телевизионщики в книге Дивова приезжают в Цхинвал, привозят свое мироощущение, а там все по-другому.

И вот что интересно – Дивов это неоднократно подчеркивает: русских в Цхинвале любят больше, чем мы сами себя тут любим. Наши солдаты там шли под пули, а для чиновников здесь  они вовсе не герои, а просто возмутители спокойствия, лишние раздражители.

У грузин свой взгляд на события. Но логика такая же. Как человеку, выросшему в Советском Союзе, трудно смириться с тем, что Украина и Грузия теперь другие страны, также и жителю, скажем, Тбилиси хочется видеть свою страну цельной. Да-да, тбилисец относится к Южной Осетии примерно так же, как москвич к Грузии. Мир превращается в матрешку…

И еще кусочек. Одному из нас довелось прочитать несколько рассказов молодого грузинского прозаика Торнике Гурджинтахи, не печатавшихся в России и переведенных более чем по-любительски. Но сюжет одного из рассказов очень хорош. И хорош его антураж – понимаешь, что там действительно все по-другому, например, упоминаются диафильмы, которые у нас давно забыты! Это прекрасная новелла.

Действие начинается, по-видимому, как раз в Южной Осетии 90-х. Герои  два мальчика – грузин и русский. Они играют в войнушку. Причем оружие себе делают из старых книг, из беллетристики, из классики – мировой и русской. Очень яркий образ, надо сказать. Потом жизнь их разводит – у русского находится отец в России, который забирает его. Проходит время… И вот война. Город бомбят, старый двор обстреливают. И русский солдат чуть не в упор стреляет в персонажа, от имени которого ведется повествование. И он видит лицо человека, стремящегося его убить. И узнает своего друга детства. Герой рассказа выживает, но ему больно не от ран, а от обиды и непонимания – в него стрелял его друг… Это особенно страшно. Но финал оказывается довольно неожиданным: у нашедшегося отца есть второй сын, сводный брат героя рассказа. Это он стрелял… Сильная новелла, и сюжет этот мог не быть привязан ни к какой исторической ситуации. Такое могло произойти и в Австро-Венгерской империи во время Второй мировой, и в Индии во время освобождения от британского владычества, и на планете Шелезяка… Но произошло в Южной Осетии в наше время. И русский солдат оказался врагом. В глазах жителей Грузии…

Но судя по тому, что написал Олег Дивов, русский солдат не особенно любим и в России… Выходит, что русские – герои только в Южной Осетии. И все.

Прозаик и публицист Денис Яцутко (http: //yatsutko. livejournal. com) пишет у себя в блоге (по поводу, конечно, другой войны, но сути дела это не меняет) вот что: «Ритуальная практика «памяти о войне» (и шире вообще о «подвигах предков») имеет очень мало общего с памятью как таковой, с памятью как способностью помнить и воспроизводить информацию. Когда средний поклонник победобесия произносит условное «я помню, я горжусь», это вовсе не значит, что он в самом деле что-нибудь внятное помнит о той же Великой Отечественной войне и способен на общепонятном языке сформулировать, чем же таким он гордится». И далее: «Вы можете нести в своей голове мемуары советских маршалов и гитлеровских генералов, восемь томов Советской военной энциклопедии и пару полок трудов разных историков по соответствующему периоду, но если на вас нет полосатого бантика, (…) если в вашей памяти отсутствуют религиозный импульс в прошлое и надежда с его помощью округлить настоящее, вы в понимании победокультиста не помните. То есть не поминаете. Не практикуете сакральную ритуальную память, которая только и нужна для поддержания мифа/мира. Реальная память, информация для этого скорее вредна. Она уводит в соблазны, рождает сомнения и вообще – мемуары Фрица Байерлайна и даже «Морские рассказы» Соболева совершенно не годятся ни для хорового скандирования, ни для массового репоста…» Татдаев не победокультист. Да он и не выигрывал войну. Он вообще не играл. Его просто не убили. Но это и есть память. А не игрушки. Кому есть чем гордиться и что помнить, тот вряд ли скажет об этом вслух. Не будет «репостить».

А Дивов наглядно показывает, что при всех спорах, кто победил в этой войне на поле боя, в информационном поле, однозначно проиграла Россия. Несмотря на все скандирования и победокультизм. И художественная литература тому хороший индикатор. Он не обманывает в отличие от СМИ…

Раньше мы знали азербайджанское вино «Карабахское белое», а не войну. 08.08.08 – значило для нас три бутылки по 0,8, а не войну. Кавказ у нас прочно ассоциировался с одноименным портвейном. Ну ладно, не только с портвейном. Пушкин, Кавказ подо мною... Терек? Львица с косматой гривой на хребте, Лермонтов. Свадебный кортеж в конце концов раньше значил именно свадебный кортеж. А сейчас? Страшно сказать.