Что выросло – то выросло

На этой неделе на традиционном Литературном обеде в ГУМе озвучили имена участников шорт-листа Национальной литературной премии «Большая книга» восьмого сезона. Объявляя список финалистов, председатель Совета экспертов премии Михаил Бутов сравнил шорт-лист с деревом, выросшим без какой бы то ни было схемы или картинки, которую можно было «наложить» на реальность и исходя из этого сформировать некий концептуальный список. На этот раз, подчеркнул Бутов, все сложилось только из предпочтений экспертов.

Хотя в общем-то эксперты и так каждый раз выбирают то, что им больше понравилось, из того, что есть в наличии: а как иначе? А с учетом разножанровости произведений (претендовать на «Большую книгу» могут и романы, и сборники повестей и рассказов, и документальная проза, и мемуаристика) сложно вычленить какой-то особый концепт, кроме заявленного в уставе премии, учрежденной «с целью поиска и поощрения авторов литературных произведений, способных внести существенный вклад в художественную культуру России, повышения социальной значимости современной русской литературы, привлечения к ней читательского и общественного внимания».

Тем не менее, как отметил Бутов, в этом году в финале не оказалось самых маститых авторов. Не оказалось по разным причинам – либо они вовсе не выдвигались на премию, либо не прошли, как Эдуард Лимонов и Виктор Ерофеев, даже в «длинный» список. Также шорт-лист показал, что в литературе выявилось три географических центра – Москва (что неудивительно), Санкт-Петербург (что тоже неудивительно) и Урал, представленный екатеринбуржцами Сергеем Беляковым и Анной Матвеевой.

Итак, что же из способного внести существенный вклад в художественную культуру России выросло на сей раз на финальном дереве? Можно ли сказать о нем бессмертными строками Корнея нашего Чуковского «Как у наших у ворот/ Чудо-дерево растет./ Чудо, чудо, чудо, чудо/ Расчудесное!»?

Что касается разножанровости и разноуровневости, скажем так, произведений участников шорт-листа, то с этим у дерева все в порядке – на нем есть и «чулки да башмаки», и «туфельки, сапожки», и «новые калошки», и даже «крохотные голубые вязаные башмачки и с помпончиками». «Новые калошки», например, – это дебюты москвича Антона Понизовского и питерца Вадима Левенталя. Правда, последний в литературе далеко не новичок, но в качестве не критика, а прозаика выступил впервые. Его роман «Маша Регина» описывает превращение провинциальной старшеклассницы Маши из простой семьи во всеевропейски известного режиссера некоммерческого кино. Героиня, психологически больше похожая на мужчину, чем на женщину, отчаянно боится повторить судьбы своей матери, бабушки и многих других, за которыми слышится «стук тысяч ножей по тысячам досок, на которых режут в мелкие кубики тонны вареной картошки всякий раз, когда надо кого-то похоронить, родить или выдать замуж». Ее погружение в творчество – попытка убежать от жизни, которая сродни (и даже хуже) смерти.

У Понизовского, наоборот, главными героями стали не представители креативного класса и не менеджеры даже, а обычные люди, рассказывающие житейские истории. Которые, кстати, не придуманы автором, а записаны на одном из московских рынков. В романе их расшифровкой занимается живущий в Швейцарии аспирант-культуролог, бывший москвич Федя – прекраснодушный юноша, напоминающий Алешу Карамазова. Из-за природных катаклизмов в маленьком горном отеле, где он живет, застревают Федины соотечественники – семейная чета Белявских и юная Леля. Чтобы развлечь соотечественников, аспирант включает им собранные записи, и слушание историй перемежается их обсуждением. Главный предмет спора – русский народ, который, как считает Федя, «лучше нас, шире нас, он стремится к святыне, стремится к правде!» Белявский же полагает, что так называемый народ беспомощен, за его внешним православием скрыты злоба и суеверия, что мучит русскую душу не неравенство и несправедливость, а «похмелье! А на остальное плевать хотела русская историческая душа. С колокольни». По мере чтения становится ясно, что все прослушанные Федей и его собеседниками истории – это притчи, «рассказ Бога – мне», и не только про русских, а про людей вообще…

Что до «крохотных голубых вязаных башмачков и с помпончиками», под эту категорию подпадает сборник рассказов Анны Матвеевой «Подожди, я умру – и приду». Довольно качественная (хотя не все рассказы на одном уровне) женская беллетристика, автора которой называют новой Викторией Токаревой. Еще один (или одна) автор женской прозы – критик и прозаик Майя Кучерская с романом «Тетя Мотя» на тему семьи и адюльтера.

«Вырос» на финальном дереве и Дмитрий Данилов с романом «Описание города», чей герой-рассказчик решает «взять и описать» какой-нибудь город не с точки зрения туриста, падкого на достопримечательности, а документально-подробно, порой протокольно: «Выбрать какой-нибудь город и описать его. Побывать в городе несколько раз, много раз... Чтобы город вошел в печенки…» И уже становившийся лауреатом «Большой книги» Александр Терехов с жесткой мизантропической сатирой на современное чиновничество «Немцы», в прошлом году получившую премию «Нацбест». И художник и писатель Максим Кантор с яростным эпическим романным памфлетом «Красный свет». И Андрей Волос с подробным историческим романом «Возвращение в Панджруд» о жившем в IX–X веках таджикско-персидском поэте Абу Абдаллахе Джафаре ибн Мухаммаде Рудаки. И Юрий Буйда с автобиографически-художественным романом «Вор, шпион и убийца», название которого объясняется репликой подруги главного героя: «Когда я открыл ей, что хочу стать писателем, она сказала: «Это ремесло вора, шпиона и убийцы. Писатель подглядывает, подслушивает, крадет чужие черты и слова, а потом переносит все это на бумагу, останавливает мгновение, как говорил Гёте, то есть убивает живое ради прекрасного…»

Но, надеемся, в тройку победителей, которая станет известна в конце ноября, войдут другие книги. Это самая, очевидно, полная, на сегодня биография Льва Николаевича Гумилева в исполнении Сергея Белякова. «Неисторический» (как сам автор определяет жанр) роман «Лавр» филолога, прозаика и эссеиста из Петербурга Евгения Водолазкина (об этой книге мы писали и даже включили ее в пятерку лучших «проз» прошлого года по версии редакции «НГ-EL» (см. «НГ-EL» от 06.12.12 и 27.12.12). Что касается третьего лауреата, то, очень может быть, им станет Буйда. Или Терехов. Или, думаем, Понизовский: его герои, к счастью, так и не приходят к окончательному выводу, в чем же заключена тайна русской души. Как и персонажи Водолазкина, чей «Лавр» заканчивается такими словами: «Ты в нашей земле уже год и восемь месяцев, отвечает кузнец Аверкий, а так ничего в ней и не понял.

А сами вы ее понимаете, спрашивает Зигрфрид.

Мы? Кузнец задумывается и смотрит на Зигрфрида. Сами мы ее, конечно, тоже не понимаем».