Евгений Лесин
100 лет также было: книг много, а почитать настоящему интеллектуалу почти нечего.
В.Табурин. Выставка произведений печати. 1910. РГБ
Собственно, этот тезис давно уже не требует каких-либо доказательств. Но ярмарка интеллектуальной литературы Non/fiction № 11, проходившая со 2 по 6 декабря в московском Центральном доме художника на Крымском Валу, его вновь доказала. Лишний раз. Лучше бы она продемонстрировала что-нибудь другое┘ А тезис таков: во время кризисов по-настоящему страдает только средний класс. В данном случае – издательства среднего масштаба. А именно они всегда и составляли основной массив интеллектуального книгоиздания. Выставляли высокую планку, до которой уже старались дотянуться и неповоротливые книгомонстры, которые при ином раскладе ограничились бы откровенной попсой┘
От ММКВЯ и «Книг России» уже давно никто ничего не ждет, кроме встреч с поп-звездами, телеведущими и политиками. А вот от Non/fiction всегда ждали книг. И она еще ни разу не разочаровывала, год от году предлагая на выбор и серьезные исследования, и нестандартную прозу, и другие неожиданные проекты, специально подготовленные к выставке┘ Увы и ах. На этот раз создалось такое впечатление, что издательства просто вынесли на стенды все, что у них было, – чтобы о них не забыли.
Причем вот ведь что обидно особенно – организаторы старались как могли. Интересных мероприятий на выставке было предостаточно. Собирались круглые столы: «Консерватизм и новаторство в литературе», «Хочу быть принцессой! Гендерный фактор или стереотип, навязанный рынком?», «Как наше слово продается» и др. Активно работало «Литературное кафе» – стихи читали москвичи Всеволод Емелин, Данила Давыдов, украинские гости Григорий Семенчук и Илья Стронговский, многие другие. Насыщенную программу привезли издатели Чешской Республики, главного гостя нынешней Non/fiction, – проходили дискуссии, демонстрировались документальные фильмы, раздавал автографы «самый популярный чешский писатель» Михал Вивег. Были другие зарубежные гости – Кнут Фалдбаккен и Йон Эво из Норвегии, Ида Ессен из Дании, Касимада Маки из Японии, Рома Тирн из самой Шри-Ланки┘
В отдельном зале прошла концептуальная выставка «Книга художника», открывшая двери самым странным, причудливым и удивительным книгам. Здесь помимо традиционных авторских книг, сделанных с использованием печатной графики в 5–10 экземплярах, были представлены и рукописные миниатюры, и книги на стекле, имитирующем лед, и книги-трансформеры, которые можно рассматривать и читать во множестве вариаций, и шарообразные деревянные книги. Демонстрировались издания «Илиады» и «Энеиды» на родных языках, умещенные в один-единственный трехметровый лист. Были книги на керамических тарелках, майках, рубашках, подушках, салфетках и носовых платках, были книжные инсталляции, кинетические анимационные книги и многое другое. В рамках проекта «НГ», посвященного 200-летию со дня рождения Гоголя и расшифровывающегося как «Неизвестный Гоголь! Новый, неожиданный, неизданный, неслыханный, нескончаемый, неуловимо прекрасный Гоголь!», экспонировалось реальное колесо из поэмы «Мертвые души».
Было много хорошего.
Было мало хороших книг.
Конечно, в сравнении с прошлыми годами, когда Non/fiction предлагала настоящее пиршество интеллекта.
Самым заметным, как нам кажется, событием ярмарки была представленная на ней книга Владимира Набокова «Лаура и ее оригинал». Разговоры о ней шли давно. История издания (почти одновременно на Западе и в России) получилась шумная, театральная. О ней много писали (и «НГ» тоже), поэтому вкратце. Набоков завещал уничтожить недописанный им текст, но вдова этого не сделала, сын тоже.
Ждали с нетерпением.
И вот дождались. Настоящий, неизвестный Набоков. А читать нечего. В лучшем случае все это годится для приложения к последнему тому академического собрания сочинений. Какая уж тут «сенсация»...
А в аннотации написано: «...Сенсационный роман знаменитого русско-американского писателя, одного из классиков литературы ХХ века Владимира Владимировича Набокова «Лаура и ее оригинал». Его ждали более тридцати лет...» Гм... роман. В выходных данных все-таки написано более честно: «Фрагменты романа». По формату – покетбук (правда, в твердом переплете). Количество страниц – 192. До 34-й – предисловие Дмитрия Владимировича Набокова, после 130-й – послесловие переводчика Геннадия Барабтарло. Поля такие, что собственно текста на странице – ровно на два спичечных коробка. На каждой почти странице еще и примечания, так что тексту, говоря честно, – чуть больше спичечного коробка.
А ведь книжка была представлена в двух вариантах: маленьком (о нем мы сейчас и рассказываем) и большом, подарочном. Сами понимаете, что собственно Набокова в подарочном издании столько же, только стоит дороже.
Теперь текст. Да, Набоков. «Ее муж, отвечала она, тоже в некотором роде писатель. Говорят, толстяки колотят своих жен, и у него был очень и очень свирепый вид, когда он поймал ее на том, что она рылась в его бумагах...» Так начинается «роман». Только романа нет. Из сохранившихся отрывков ничего не складывается и сложиться не может. Не получается текста, даже отрывков не получается. Многое же дошло незавершенным и «в отрывках», а читать все равно можно. Здесь – нет. Видимо, метод такой. Может быть, Набоков и не самый гениальный писатель ХХ века, но то, что он очень умный человек, – это совершенно точно. Надо было сжечь. Обязательно. Читать в изданной книге стоит, по сути, только предисловие Дмитрия Набокова и послесловие переводчика Геннадия Барабтарло, особенно то место, где он объясняет, почему пишет: «разсуждать», «оффициальные», «шкап», «проэцировать» и т.д. Ну да: «...Вследствие искреннего отвращения от всякого советского даже мало-мальского изобретения».
Гражданская война еще идет.
* * *
В день открытия ярмарки, но уже в семь вечера, когда основные залы закрылись, состоялось открытие выставки «Рандеву. Русские художники во французском книгоиздании первой половины ХХ века». Оказывается, мода на русское во Франции начала прошлого века касалась не только балета – «Русские сезоны» были и в книжной графике. На выставке были представлены произведения 33 художников и 100 проиллюстрированных ими книг. Одни из них уже жили за границей в бурную эпоху катаклизмов, другие спасались из России бегством вместе с отходящими немецкими войсками, Белой армией, беженцами, третьи всеми правдами и неправдами оставались после окончания командировок или лечения в странах Европы. Все экспонаты представлены из коллекции Михаила Сеславинского. Книга прекрасна во всех отношениях. Однако на общем фоне подталкивает на невеселые размышления: неужели в наше время для того, чтобы выпустить по-настоящему хорошую интеллектуальную книгу, нужно быть по меньшей мере руководителем Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям?
