Человек человеку – траблмейкер

Премии так соблазнительны...
Джованни Больдини (1842–1931). Лежащая обнаженная

Отчего же в последнее время так стыдно заниматься литературой? Причин как будто две: вырождение премий и вырождение критики. Остановимся на этом поподробнее.

Что за фатальная предопределенность – какие параграфы ни вписывают организаторы в уставы, а в итоге все равно получается Букер! Все премии, задуманные как альтернативы Букера, со временем превращались в точные его подобия – вплоть до мельчайших родимых пятен. Одно утешает – финансирование Антибукера прервалось раньше, чем это превращение завершилось. Но когда Дмитрий Галковский отказался от этой премии, каков бы ни был повод, у него сработал безошибочный инстинкт «подпольного человека». Статус затравленного маргинала гораздо выше статуса лауреата самой престижной премии. Галковский был готов взять Антибукер, но не Букер-2.

Превращение «Национального бестселлера» в Букер-3 произошло на наших глазах. Вот две последовательности: Быков – Бояшов – Прилепин – Геласимов и Гуцко – Славникова – Иличевский – Елизаров. Первая четверка – лауреаты «Национального бестселлера», вторая четверка – лауреаты Букера. В сущности, эти фамилии можно раскладывать как угодно. Лауреаты «Национального бестселлера» вполне могли оказаться лауреатами Букера, и наоборот. Нынешняя последовательность Букера даже выглядит несколько предпочтительней, поскольку в ней есть один неформатный автор – Елизаров.

Кстати, о Елизарове. Я никогда о нем не писал – присматривался. Тексты – это необходимое, но недостаточное условие для того, чтобы составить представление об одаренности автора. Тексты – это всегда эпифеномен. Имеет значение личность писателя. И вот итог моих наблюдений. У Елизарова налицо целый набор «стигматов», свидетельствующий если не о гениальности, то об очень высокой степени одаренности: несколько фальстартов в жизни, патологическая страсть (а именно – к холодному оружию), зацикленность на двух-трех метасюжетах, ни одной публикации в толстых журналах, отсутствие склонности к самопиару и занятию журналистикой. Елизаров практически безупречен.

Но даже с самыми безупречными происходят странные метаморфозы. Как, например, с Виктором Топоровым. Было время, когда он производил впечатление «гласа, вопиющего в пустыне». И вдруг его голос, всегда ясно различимый, слился с дружным хором клакеров и лоббистов Захара Прилепина – убого-форматного графомана, оголтелого самопиарщика, любимца толстых журналов и фонда Филатова. Даже дипломированный скандалист не устоял перед обаянием «сахарного прилипалы»!

И это произошло с Виктором Топоровым, который в статье «Дырявый рупор» («Взгляд» от 07.02.07) упрекал «НГ-EL» за расхваливание толстых журналов и статьи о Букере! «Расхваливанием» Топоров, по-видимому, посчитал ежемесячные и довольно-таки нейтральные обзоры «толстяков». Это привело его к выводу: «Сегодняшний «Экслибрис» – газета не хорошая и не плохая, а просто-напросто никакая». Действительно, в какой-то момент градус накала «НГ-EL» несколько упал (надеюсь, этот период позади), но спустя два с половиной года можно вернуть Топорову комплимент. Уже несколько лет «Национальный бестселлер» – премия не хорошая и не плохая, а просто-напросто никакая. Возможно, писать о Букере действительно не стоит, но и о «Нацбесте» писать нет никакого резона.

А вот еще курьез. Недавно состоялась презентация Гражданского Литературного форума. Одна из заявленных целей нового «собрания творческой интеллигенции» – «поддержка и пропаганда некоммерческой интеллектуальной литературы, обладающей высокими художественными достоинствами». Догадайтесь, каким образом организаторы собираются поддерживать и пропагандировать некоммерческую интеллектуальную литературу? Путем учреждения новой литературной премии «Аврора» с довольно внушительным премиальным фондом (350 тыс. рублей победителю в номинации «Проза» и 150 тыс. – в номинации «Критика»)! Иными словами, предполагается распространение коммерциализации на еще не охваченные ею области, чтобы все негативные явления, существующие в коммерческой литературе, расцвели и в анклаве интеллектуальной литературы. Об источнике финансирования новой премии умолчу. Деньги не пахнут.

А результат налицо. Сегодня практически невозможен серьезный разговор о произведениях до того, как закончится премиальный сезон. Идет игра на «повышение» и «понижение», спорят не литературные критики, а литературные брокеры. А когда через полтора-два года появляется возможность для беспристрастного разговора, информационный повод прошел и на слуху совсем другие произведения. Так что премирование сегодня напоминает обмывание трупа накануне захоронения.

Второе негативное явление – рост конформизма. В начале 90-х годов литературные критики выбирали две стратегии игры на «литературном поле» (как сказал бы Пьер Бурдьё). В зависимости от выбранной стратегии они делились на конформистов и траблмейкеров. Среди тех и других были умные и глупые, остроумные и не очень, с хорошим вкусом и редкостно скверным. Различие между ними было, в сущности, одно – одни вставали в очередь, а другие лезли без очереди. Одни старались прорваться сквозь барьеры, а другие – возлюбить их.

Функции у этих двух категорий критиков различны. Конформисты только увековечивают status quo, сложившееся положение дел, обеспечивают преемственность. Траблмейкеры в своем желании прорваться, быть на слуху проговаривают очень важные вещи, вскрывают нарывы, играют роль санитаров и ассенизаторов.

Сегодня мы видим, что стратегия конформизма в итоге оказалась более успешной. Траблмейкеров почти не осталось. Часть их подвергнута остракизму, часть – замолчала, часть – перевоспиталась. Почему это произошло?

У траблмейкеров, как правило, очень быстрый старт, они сразу оказываются в поле видимости, но им постоянно требуется поддерживать свое скандальное реноме. Траблмейкеру скучно воевать с тусклым, блеклым, предсказуемым конформистом. В качестве мишени ему интереснее другой яркий траблмейкер. В итоге все они очень быстро оказываются в ссоре как с литературным истеблишментом, так и с себе подобными. Насколько быстро? Если в литературе существует пять-шесть крупных группировок («кланов»), то, написав всего пять объективных статей, можно стать персоной нон грата для всех.

Пока траблмейкеры воюют между собой и наживают себе врагов, конформисты делают карьеру, понемногу обрастают полезными связями, покровителями, ресурсами. У них есть отмычка от всех дверей – заискивание, угодничество, лесть. Конформисты легко слипаются в один разбухающий ком, в то время как между траблмейкерами действуют силы взаимного отталкивания – они охотятся в одиночку. Кроме того, конформисты отличные работники. А из траблмейкеров получаются отвратительные литературные журналисты. Они не могут даже сделать опрос: услышав их фамилию, на том конце провода бросают трубку. Наконец, конформисты практически безопасны, «приятны во всех отношениях». А у траблмейкеров, как правило, сложный характер, особая нервная эманация. Они – обоюдоострое оружие. Те, кто пытается их приручить, сами рискуют обрезаться.

Назидательный пример – Ефим Лямпорт, двухполосная беседа с которым недавно появилась в нашей газете («НГ-EL» от 16.07.09). А ведь к этому времени Лямпорт мог бы стать мэтром, обзавестись учениками – «лямпортышами». Они бы научили нарциссов и графоманов соблюдать комендантский час. Воздух в литературе стал бы чище.

А пока все конформисты могут злорадствовать, как Наталья Иванова в «Невесте Букера»: «Был, правда, смутно вспоминается, такой Ефим Лямпорт, то ли гинеколог, то ли проктолог по основному образованию, тоже печатал в «НГ» поколенческие мочиловки. И где этот Лямпорт, о ком он пишет, и кто помнит о его существовании, кроме литературоведческих зануд, собирающих всякие крохи?» Правда, я провел небольшой эксперимент, опросив всех своих знакомых. Результат меня обескуражил. Оказалось, что все, кто знает о существовании Натальи Ивановой, знают и о существовании Лямпорта, а те кто, никогда не слышал о Лямпорте, никогда не слышали и о Наталье Ивановой. Парадокс. Получается, что и о существовании Натальи Ивановой смутно помнят лишь литературоведческие зануды?

Только траблмейкеры могли бы взорвать эту ханжескую, лицемерную, коррумпированную систему. Но не больно-то много желающих.

Кто-то, конечно, надеется на то, что время расставит все по своим местам. Утопические мечты. Это хорошо понимают филологи, которых учат, что литература не сводима к так называемым «вершинным достижениям» и что поэтому невозможно игнорировать произведения «второго» и «третьего» ряда.

Короче говоря, все плохо. Очень плохо.