Кажется, Василий Кандинский тоже побывал на Юпитере...
Василий Кандинский. Небесно-голубое. 1940. Национальный музей современного искусства, Париж
Стоит ли писать о последнем романе Егора Радова? У нас принято забывать об умерших на третий или на девятый, в крайнем случае на сороковой день после смерти. Зачем нарушать традицию? Ну будет еще один «прозеванный гений». Подумаешь! Эка невидаль...
И все же есть пара причин для слома традиции. Во-первых, когда кто-то просит привести доказательство коррупционности премиального процесса в России и фиктивности премиальных иерархий, в ответ достаточно произнести одно слово: Радов. Блестящий новатор, основоположник русской психоделики, дерзкий мыслитель-визионер и модератор русской словесности Егор Радов при жизни не получил ни одной значимой литературной премии (кажется, вообще ни одной).
Во-вторых, судьба была благосклонна к Радову – она щедро осыпала его «стигматами гениальности». Мало о ком из современных писателей можно с такой уверенностью сказать: гений. Как и герою его последнего романа, Радову удалось познать в жизни и величайшее счастье, и величайшее несчастье. Он просто не мог умереть, как простой обыватель. Судьбой было предопределено, чтобы это случилось в гостиничном номере на таинственном субконтиненте в годовщину смерти его последней возлюбленной, которую ему никто не смог заменить.
Последний пока не опубликованный роман Егора Радова называется «Уйди-уйди». Работа над рукописью была завершена им в 2007 году. Название проясняет эпиграф из «Старика Хоттабыча» Лазаря Лагина. Волька перечисляет вещи, которых Хоттабыч больше не должен бояться: автобусов, троллейбусов, грузовиков, трамваев... и резиновых игрушек «уйди-уйди».
Кажется, игрушки «уйди-уйди» действительно существовали в советское время и представляли собой какую-то разновидность пищалок.
Можно показать (см. статью «Шевеление мандустры» в «НГ-EL» от 09.04.09), что Егор Радов в своем творчестве использовал фактически всего два метасюжета (а также их комбинацию): 1) уничтожение или радикальная трансформация мира; 2) блуждание по виртуальным или полувиртуальным мирам. Такой метафизический замах – отличительная особенность его прозы. Про главного героя романа «Уйди-уйди» говорится: «Что Ян (Шестов. – М.Б.) пытался сотворить, обязательно имело в виду все мироздание в целом; кровь стыла от его некоторых мыслей, а от его взгляда порой наступало прозрение, убийственное, словно истина или лик смерти». Так и проза Радова обязательно имеет в виду все мироздание в целом.
«Уйди-уйди» – не исключение. Ключевая идея последнего романа Радова – это бегство – бегство из нашего мира, который именуется Черной Вселенной и даже «мрачной парашей бытия». Эта идея позволяет Радову объединить в одной конструкции два излюбленных метасюжета.
Бегство из мира – это попытка сделать мир лично для себя несуществующим. Попытка субъективно его уничтожить, раз уж объективно его уничтожить не получается. Но осуществить это бегство не так просто, и, прежде чем будет найдена лазейка из мира, герою придется порядком поплутать в его закоулках (в том числе в толщах Юпитера). Это бегство проходит, условно говоря, через три фазы.
Уйди, или Изгнание из личного рая
Почему, собственно, герой хочет сбежать из этого мира? Объяснение дается в разговоре, который ведут пятилетний Ян Шестов со своим другом Николаем Семенихиным в детском садике: «Впрочем, на само появление, рождение в этом мире, в данном обличье, именно с такими личностями, телами и чувством «я» тоже никто вроде бы разрешения не давал, потому что тебя-меня-его-ее не спрашивали.
Тогда почему я-ты-она-он должны быть здесь?! Почему мы вообще чего-то должны?!
Нету ответа; хочется взорвать этот мир и уйти на тот┘ Нет, не на тот, на другой, другой!
А есть ли другой свет, иной мир, истинная свобода, альтернатива, не-бытие, но не небытие?!»
Или, как чуть раньше сформулировала эту проблему конгениальная Радову Алина Витухновская: «┘Но быть или не быть?/ Не в том вопрос! Как избежать обоих состояний?!»
В нашем мире нет ничего абсолютного, нет ничего в превосходной степени – только в относительной. Прозрение наступает в тот момент, когда герой узнает, что нет самого большого числа, потому что к самому большому числу всегда возможно прибавить единицу: «Его нет?.. – с отчаяньем воскликнул Шестов. – Нет самого большого числа, нет самой далекой звезды, нет самой прекрасной┘ Я не хочу жить в таком мире, где возможно лишь «плюс один», я должен отсюда уйти┘»
Но куда бежать? Казалось бы, куда угодно.
«– Миров бесконечное количество, как песчинок в нашей песочнице, что стоит напротив спального корпуса, – утверждал Ян Шестов.
– Но, может быть, они так же похожи друг на друга, как эти песчинки? – тут же отзывался на это Николай Семенихин».
И как бежать? Ян Шестов находит способ – влюбляется в Инну. Любовь для героя – это, в сущности, возможность умереть для мира и погрузиться в личный рай. Попытка эта заведомо трагична: «Нельзя жить одной любовью и похерить самого себя; невозможно безнаказанно уйти в голую физиологию и полностью в другого человека».
Любовь, как всякое воплощение идеала в неидеальном мире, рано или поздно завершается тягостным пробуждением. Однажды герой просыпается в постели рядом с умершей во сне возлюбленной. Этот эпизод имеет автобиографическую основу. Именно так умерла третья жена Егора Радова Тая. Читая соответствующие главы, будьте готовы – в русской литературе немного страниц, до такой степени пропитанных жутью и отчаянием.
Уйди-уйди, или Гибель регентшницелей
В сущности, любовь – это измененное состояние сознания, вызванное природными наркотиками – эндорфинами, по структуре сходными с опиатами. Отличие любви от наркомании состоит в том, что вещества, вызывающие измененное состояние сознания в первом случае вырабатываются гипофизом, а во втором – поступают в организм извне. Потеряв возлюбленную, лишившись всякой опоры в жизни, герой пытается обрести поддержку в заменителях эндорфинов – наркотиках. В основном речь идет о кодеине: «Иногда мне почти физически кажется, что меня насадили на вертел и поджаривают на медленном огне. Я не могу этого вынести!!! Я готов принять все, что угодно, чтобы это прекратить. Я, наверное, согласен даже нюхнуть клей. А тут кодеин – ну и фиг с ним, пусть будет кодеин. Даже он дает некое благодушие, проливает если не бальзам на раны, то какое-то масло, пусть даже машинное, но от него легче. О, как я тебя люблю, любимая!»
Далее героя забрасывает на Юпитер. До конца не понятно, что это – астральное путешествие или наркотическая галлюцинация. Юпитерианская фауна на страницах романа представлена тремя родами существ.
Первый род – это умки. Они обитают во внешних оболочках Юпитера. Это существа из клубящегося разряженного газа, напоминающие «большие кляксы или гигантские амебы с пульсирующими во все стороны ложноножками». Живут в совокупищах, самое большое из которых называется Умск.
Второй род – это регентшницели. Они обитают в сплошной жидкой толще Юпитера. Представляют собой что-то вроде бурлящих вихрей. Общаются, издавая резкие звенящие звуки, как будто раскалывают лед. Регентшницелями они называются, потому что ими правит регент (это «вихрь с непомерно развитой густой верхней пеной»), а все остальные особи – это просто шницели. Регентшницели поклоняются умкам и мечтают в них превратиться.
«Среди вечности водородно-метановых вод и полного отсутствия титановых руд, прищурив взор, можно было заметить снующие туда-сюда водяные вихри, проносящиеся повсюду, словно длинные тонкие водовороты с неизменной бородкой белой пены вверху, иногда булькающей в толще воды что-то почти членораздельное... Вихри скрывались в этих толщах ненадолго, потом вновь неслись куда-то еще – или вправо, или влево, или немного вглубь, или немного вверх».
Третий род живых существ – это жорики. Они твердые и очень горячие. Живут в ядре Юпитера, питаясь чистым гелием. Некоторые умки вообще их не считают формой жизни, но лишь чем-то наподобие «перекати-минералов».
Визит Яна к регентшницелям заканчивается трагически. Введенные им в заблуждение, они бросаются к раскаленным жорикам и гибнут. Этой красочной катастрофой издалека наслаждаются умки.
Уйди-уйди-уйди, или Белая Вселенная
Во время путешествия на Юпитер у героя состоялся примечательный разговор с одним из жориков: «– Ты никогда не задумывался о том, что наша Вселенная – черная? (спрашивает жорик. – М.Б.)
– Но это очевидно. Только звезды, солнца дают свет. Остальное – вакуум, мрак.
– Правильно! – назидательно заявил жорик. – А ты не думал о том, что может быть и по-другому?
– По-другому? Как? Красная Вселенная, синяя┘
– Нет, эти цвета лишь составляют спектр. Есть еще Белая Вселенная.
– Белая Вселенная┘ – задумчиво повторил Ян. – То есть там┘ все наоборот. Белый фон, а вместо звезд┘
– Черные провалы. Именно. Но белое там главенствует. Свет, добро, любовь, смысл там абсолютно доминируют над мраком, злом, смертью. А здесь, у нас, в Черной Вселенной, царят именно они: смерть, ненависть и страдания. Твоя Инна умерла здесь, ее больше нет смысла искать в Черной Вселенной!»
Белая Вселенная – это и есть «там», где все в принципе другое. Но как прорвать барьер, отделяющий Черную Вселенную от Белой, как просочиться сквозь тугую мембрану, как вырваться из черного концлагеря, в котором на колоссальном расстоянии друг от друга развешаны комки горящей водородно-гелиевой пакли?
Завершается роман посвящением, набранным прописными буквами:
ПОСВЯЩАЮ МОЕЙ ЛЮБИМОЙ, С КОТОРОЙ Я ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТРЕЧУСЬ, КОГДА, НАКОНЕЦ, УЙДУ ИЗ ЭТОГО МИРА.
P.S. Я думаю, что в роковую ночь с 4 на 5 февраля сего года в номере индийской гостиницы Егор Радов не умер. Он сбросил ненужное тело и совершил, как теперь модно выражаться, трансгрессию, или попросту прыжок из Черной Вселенной в Белую, где воссоединился со своей любимой.