На днях в магазине «Библио-Глобус» прошла презентация сразу двух новых книг Александра Проханова: романа «Пятая империя» (издательство «Амфора») и сборника интервью «Свой-чужой» (см. «Пять книг недели»). В ходе презентации представитель издательства Ad Marginem торжественно вручил Проханову сигнальный экземпляр книги Льва Данилкина «Человек с яйцом».
Книга литературного обозревателя журнала «Афиша» еще на стадии рукописи попала в шорт-лист премии «Большая книга». Два вопроса сразу взволновали литературную общественность. Зачем гламурный критик взялся за биографию Проханова? И почему книга носит такое на первый взгляд скабрезное название?
Возможный ответ – всеядность и неразборчивость Данилкина, выбравшего своим девизом: «Все пишут хорошо». Сам автор предлагает другую версию: «У книг Проханова в самом деле есть определенный психотерапевтический потенциал; они действительно способны утешить существо, которое угораздило родиться здесь и сейчас – в стране, где и так невеликое количество красоты скорее убывает, чем прибавляется, которая не использовала те несколько шансов, которые ей предоставлялись историей, у которой едва ли есть сколько-нибудь перспективное будущее и которая рано или поздно будет втянута в какой-то конфликт, где выстоять ей будет вряд ли по силам».
А название книги, согласно Данилкину, принадлежит Юрию Трифонову. «Как я вас узнаю?» – спросил автор «Дома на набережной» у молодого журналиста Александра Проханова, договариваясь с ним о встрече в фойе ЦДЛ. «Я буду держать в руках цветное деревянное яйцо», – находчиво ответил Проханов. «Человек с яйцом» – так озаглавил Трифонов предисловие-напутствие к первой книге Проханова «Иду в путь мой» (1971). Название зарубили издатели. Спустя 35 лет его подобрал литературный критик и дал своему разбухшему биографическому очерку, вышедшему с подзаголовком «Жизнь и мнения Александра Проханова».
Название имеет и другой подтекст. Лейтмотивом-репризой Проханова Данилкин считает идею воскрешения отцов и обретения бессмертия в духе «Философии общего дела» Николая Федорова. А яйцо – это «символ чуда зарождения жизни, очень простое и наглядное доказательство креативной потенции бога; символ Пасхи, воскрешения Христа и шире – вообще идеи воскресения и бессмертия».
Нулевые годы XXI века – время непрерывного триумфа Проханова. Самый модный писатель 1990-х Виктор Пелевин обыгрывает прохановские идеи в романе Empire V. В последнем романе Дмитрия Быкова «варяги» шпарят передовицами газеты «Завтра», а «хазары» – копируют прохановских антигероев. И самый верный признак успеха – Владимир Сорокин утрирует «варяжскую симфонию» Проханова в романе «День опричника». Символический акт выглядит как передача самозванцем царственных регалий законному наследнику, что не ускользнуло от Данилкина: «Еще в 70–90-е Сорокин казался могильщиком Проханова и всей литературной традиции, якобы с ним связанной, то в нулевые выяснилось, что оба не желают оставаться исключительно фронтменами литературных направлений, которые к ним пристегивают┘ Похоже, на длинной дистанции Проханов если не обошел Сорокина, то, во всяком случае, выбрался из-под этой зловещей тени┘ Разумеется, речь идет о восприятии со стороны: сам Проханов едва ли ощущал себя когда-нибудь участником этого единоборства».
Секрет успеха Проханова прост. Это безудержная экспансия в заповедные зоны и родовые вотчины постмодернизма. Не впадая в почти неизбежную в таких случаях пошлость, Проханов доказал, что настоящий писатель всегда превзойдет ерничающего декадента. И по откровенности эротических сцен. И по количеству сморкающихся фаллосов и зазывающих ктеисов. И по разнообразию совершаемых ими возвратно-поступательных маневров. Причем делает это, не соблазняя и не улещивая читателя, не смакуя переступание табу, а с помощью вполне уместного приема, который Данилкин называет «собиранием чемодана компромата на дьявола».
Прохановские приапические грезы, фантасмагории и горячечные видения ведут в пространство высшего смысла, выпрастывающегося, как набухшая грудь из тугого корсета. Читателю не остается другого выбора, кроме как сглатывать молоко с сосков русского авангардизма. Поистине русская литература еще не знала такого половодья метафор, такой тахикардии слога, такого перепада температур, когда одна часть фразы словно жарится на калорифере, в то время как другая – индевеет в рефрижераторе. Проханову удалось практически невозможное. Его романы стали взлетной полосой новой русской идеи, а газета – имперской тетивой, разящей снопами передовиц. За пятнадцать лет подвижнического служения монолитные, проконопаченные семантической смолой инженерно-метафизические блоки, воздвигнутые Прохановым под сухой стрекот пера, сложились в неприступную крепость под названием «Пятая империя». И вот некогда опальный литератор, заклейменный как автор чудовищно ангажированных репортажей, служитель красно-коричневых таинств и подстрекатель политических пройдох, чествуется как писатель № 1 современной России.
«По существу, его миссия – выполнена, – завершает Лев Данилкин жизнеописание Проханова, местами тянущее на агиографию: – Он был летописцем, он выкликал будущее – и он его приманил; эллипсис его биографии замкнулся. Он законсервировал семя инобытия, уберег его, снес яйцо, он его сохранил в лютую стужу, он его высидел, несмотря на то что оно выглядело как мертвая окаменелость, – и вот теперь, наконец, услышал, что скорлупа ломается, птенец проклевывается, что он жив, дееспособен и сможет существовать самостоятельно».
И последнее. Вы спросите: что же стало с яйцом? Закономерный вопрос. На протяжении книги складывается впечатление, что Проханов стремится вручить это яйцо молодому критику. А Лев Данилкин всячески уклоняется от этого дара, потом вежливо соглашается, нерешительно вертит в руках и, наконец, роняет. Что ж, эпиграф к книге актуален как призыв к читателю: «Наш человеческий долг – подобрать упавшее яйцо» (Пол Остер).