Евгений Лесин Писателю Василию Аксенову исполнилось 75 лет. Отметил он данное событие выходом очередной книги – «Край недоступных Фудзиям» (подзаголовок: «Стихи с объяснениями»). Именно стихи. Первый поэтический сборник, куда вошли стихи, притчи, стихотворения в прозе и пр., обильно разбросанные по всем его предыдущим книгам. И именно с объяснениями. Когда писал, для какой повести или романа, от имени какого героя или в качестве какого лирического отступления. Плюс, конечно, рассказ о том времени, о людях, обо всем прочем. Другими словами, самые натуральные мемуары. Почему со стихами, да еще в таком количестве? Тут особый разговор. Обычно ведь как. Пишет человек стихи, а потом вдруг – бац! – на прозу потянет, роман захочется написать, премию «Букер» получить. Или другой вариант: пишет человек стихи, но кажется ему, что не все он сказал, что непонятно что-то читателю может быть. Ну он и снабжает стихи – комментариями и объяснениями. Или еще так. Пишет человек стихи и прозу, а его все только прозаиком считают, и даже Нобелевскую премию дают не за стихи, а за прозу. А он – назло – в каждый почти сборник норовит стихи вставить.
Третий вариант – Бунин, стихи которого совершенны. Второй – их я знаю немало, но самый любимый – Мирослав Немиров. Я прямо влюбился в его первую книжку (мы тогда не были знакомы) из-за комментариев и объяснений. Ибо они были также прекрасно несовершенны, как и стихи. Первый вариант... вы, конечно, ждете, что я скажу – Дмитрий Быков. Да нет, почти все.
Что до Василия Павловича Аксенова, то он в какой-то мере принадлежит к каждому из описанных типов. Первый тип – чистый Аксенов, но с точностью до наоборот. «Букера» уже получил, а годы клонят к «суровой рифме» (фраза им в книжке обыграна). Второй – почти Аксенов. У Немирова сначала шли стихи, потом комментарии, у Аксенова сначала воспоминания, потом стихи. С ремарками, с объяснениями: «...в небольшом романе «БУМАЖНЫЙ ПЕЙЗАЖ, который я написал, сидя в «Башне Флаге» Смитсониевского замка в Вашингтоне, есть кое-какие стихотворные шалости». Ну, и цитаты, например, такие: «Коммунизм – электричество нашего века,/ И в любви и в труде он не даст нам упасть!/ Есть Дульсинея у каждого советского человека,/ Это –/ наша/ Советская/ Власть!» (Стихи капитана КГБ Евг. Гжатского, персонажа, разумеется.) Что до третьего типа, так ведь Аксенов именно с упорством Бунина отстаивал право на стихи. Ему их вырезали редакторы (особенно поначалу), не замечали читатели, ругали рецензенты, а он все равно гнул свою линию. Наверное, правильно.
Зато нынешнюю книжку очень легко читать. Можно – одни воспоминания, стихи лишь проглядывая. Можно всю целиком. А можно только стихи. «Зайти в Буфет, потом протелефонить, поклянчить денег, Сретенкой промчаться, туманным днем злословить в Гнездниковском, по Герцена, по Герцена к Садовой, мурлыкнуть на Арбате, выпить пива...»
Книжка своеобразная. Много имен и фамилий (персонажи, персонажи персонажей, реальные люди, которые тоже персонажи и пр.), географических имен, названий напитков и заведений etc. «Советский посол Абрасимов приказал мне явиться к нему в Восточный Берлин. Я отказался и улетел в Париж. Там мне сказали, что роман выброшен из планов «Нового мира». В интервью корреспонденту «Голоса Америки» я сказал, что если роман не будет напечатан, я не вернусь домой. Роман был напечатан. Я вернулся». Аксенов, впрочем, на Запад потом все равно уехал. Хорошие, рваные воспоминания, а стихи... Большую часть (особенно те, что в прозе или почти в прозе) охотно взяли бы в «Арион» или, например, в журнал «Воздух». Почему и как написана его книжка автор объясняет уже на первых страницах: «Прозаик – завистливое животное. Даже в концентрационной системе драмы мнится ему недоступная его жанру красота, он завидует скобкам...» Все так, у Аксенова тоже сплошные ремарки. «Три дуэлянта перед дуэлью распивают бутылку на троих. Горелик обращается к соловью». Дальше, сами понимаете, собственно стихи, Горелик – фамилия персонажа романа.
И последнее. Я очень люблю Аксенова и мне особенно приятно, что он помнит о том, что когда-то написал две книги, которые мне особенно дороги – «Мой дедушка – памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит» (там тоже есть стихи). Тем более много лет спустя он написал в каком-то смысле третью («Тамарисковый парк»), хотя: «В первой книге нашему герою двенадцать лет, во второй ему исполняется тринадцать, а вот в третьей так получается, что ему, или его прототипу, исполняется сорок три, и он сидит в тюрьме». Ну да. А вы что хотели?
