«Определенности пока нет и денег нет», – писал жене в конце 1967 года Александр Вампилов. В этом году появились «Старший сын» и «Утиная охота» – две пьесы, обнажившие изъяны жизни задолго до того, как они стали очевидны другим драматургам – современникам Вампилова. Автору исполнилось тридцать – по любым меркам, как ни взгляни, золотая пора, сила гуляет, набранный опыт пока что не тяготит. Да и цену своим пьесам он скорей всего знал. А поди ж ты: ни денег, ни определенности.
Ситуация для отечественных драматургов довольно типичная, только вот не было тогда ни вольных профессий «диалогистов» и «сюжетчиков», позволяющих сегодняшним авторам превращать сериальное «мыло» во вполне съедобный хлеб, ни грантов со спонсорами. Впрочем, недостаток государственных казначейских билетов частично восполняли льготы, дарованные членам Союза писателей. Что существенней: не было независимых площадок, где ставят не то, что одобрено госкультурой и проверено временем (фирменное блюдо под названием «Шекспир в ассортименте»), отвечает театральному духу, причудливости режиссуры и любви к новым героям. Сейчас едва ли не каждый автор, пробившийся в шорт-лист какого-нибудь драматургического конкурса, имеет шанс увидеть свою пьесу поставленной хотя бы в одном, а чаще всего и не в одном театре. Но в итоге обнаружит ту же картину, что и Вампилов: нет определенности, нет и денег.
Что причиной? Репертуарный баланс между «классикой» и «современностью», который всегда не в пользу ныне живущих – лезут со своими замечаниями к режиссерам, не соглашаются с купюрами в тексте, да еще и авторские им плати? Или консерватизм публики, с готовностью глотающей шестьсот шестьдесят шестую версию «Чайки» и голосующую рублем против неизвестных имен в афише? Или же все куда проще: в России между деньгами и определенностью, внятностью своего положения никогда не стоял знак равенства. С одной стороны, от тюрьмы и сумы не зарекайся, с другой – кто Богу не грешен, царю не виноват. Для отечественных литераторов хорошие гонорары не влекли за собой признания в среде, которая представлялась высшим судьей; талант должен ходить голодным или хотя бы немножечко «поголодовать».