Городской гуру

Сегодня ровно год, как не стало поэта Алексея Дидурова. Меня познакомили с ним в ЦДЛ. Я помню времена, когда он был на коне. Писал для кинофильмов тексты песен, которые исполняли популярные советские ВИА и даже Иосиф Кобзон┘ В те годы Дидуров работал в самых официальных периодических изданиях: в журнале «Юность», в «Комсомольской правде», печатался в молодогвардейском альманахе «Поэзия», а бывали периоды, когда он нуждался, бедствовал, собирал бутылки, одевался в секонд-хенде, просто-напросто бомжевал. Он постоянно спрашивал меня: «Вот скажи, я – андеграунд или нет?» Зная, что последние годы он входил в приемную комиссию Союза писателей Москвы, я не мог ему определенно ответить на этот вопрос. На моей памяти было много разных советских людей, играющих в «андеграунд». Но Леша, как мне думается, все-таки был человеком из «Солнечного подполья» – крестным отцом русского рока. Он бескорыстно предоставлял концертные площадки Башлачеву, Цою, Гребенщикову... Песни на стихи Дидурова исполнял Юрий Лоза┘

Я не поклонник этого жанра, но его появление в культурном пространстве тех лет было подобно разорвавшейся бомбе. За одно то, что Дидуров помогал людям формироваться, меняться, раскрывать в себе новые, еще не дефлорированные возможности, я готов бесконечно восхищаться им и его альтруизмом.

Поэт Александр Гитович когда-то сказал: «Мне ни к чему стихи чужие, мне со своими тяжело». Я не встречал поэта, который с таким вниманием и пристрастием относился бы к чужим стихам, как будто он сам их написал. А со своими стихами Дидурову действительно было тяжело. Каждая его поэтическая публикация (а их можно по пальцам пересчитать) давалась ему большой кровью, с трудом проходя сквозь цензурные барьеры и редакционные рогатки. Будучи талантливым поэтом, который до сих пор по достоинству недооценен, он обладал талантом распознавать и развивать таланты других. Любовь проявляется лишь тогда, когда человек больше отдает, чем берет. Вся деятельность Дидурова – это любовь, выраженная в самых разнообразных формах. Он действительно занимался своим любимым делом, прививал пишущим людям хороший эстетический вкус, помогал им найти себя, самоопределиться. Короче, не позволял их душам жиреть, ибо только работа души делает версификатора – Поэтом, а недоразвитое человеческое существо – Личностью. Эпатаж и стеб он считал врагами поэзии, потому что любая, даже очень хорошо замаскированная пустота в результате окажется разоблаченной. Ведь все события, которые по мере жизни происходят с человеком, включая рождение и смерть, это не стеб. В кабаре меня больше всего поражали категоричность и достоверность каждого дидуровского высказывания. Мне доставляло удовольствие слушать его длинные монологи, состоящие из неожиданных мыслей, сексуальных фантазий, гражданского пафоса, миазмов и крокодилизмов. Нужно быть смелым и самоуверенным человеком, чтобы после такой тронной речи петь песни или читать стихи. Порой интеллектуальная реакция Дидурова на поющих и читающих казалась мне ярче и конкретнее, чем сами выступающие.

Есть такое перефразированное выражение: «Скажи, что ты читаешь, и я скажу – кто ты». За несколько дней до смерти Леша позвонил мне и попросил купить для него книгу, которую он долго и безрезультатно искал. Название этой книги – «Священный курал». Она была необходима ему для работы над романом, который, к сожалению, так и остался незаконченным.

Единицей измерения большой литературы всегда являлась книга. Дидуров, на мой взгляд, давно заслуживает того, чтобы его знали в народе не только как автора песен из кинофильма «Розыгрыш» или как популяризатора рок-культуры. Лично для меня он всегда будет поэтом-романтиком, певцом городских низов, подростком в джинсовой куртке, выходящим с гитарой из московской подворотни: «┘и, кажется, раз улицы чисты, / чисты у всех у нас душа и совесть».

Эти обаятельные строки, написанные от лица персонажа, сегодня кажутся наивными. Ведь чистота души и совести не зависит от чистоты окружающей среды, скорее наоборот. Но именно эти строки выражают человеческую сущность самого автора, потому что он был душой и совестью кабаре, гуру городских околотков, поэтическим диггером, который, без сомнения, кристально чист: перед Богом, перед языком, а главное – перед самим собой.