Шагреневая кожа литературы

Непрерывной чередой идут "толстожурнальные" юбилеи. Восемьдесят лет "Октябрю", пятьдесят - "Иностранке", восемьдесят - "Новому миру". Вот-вот отметит пятидесятилетие и ленинградская "Нева".

Каждое из этих почтенных событий сопровождается хилым всплеском внутрицеховой рекламы: презентациями с вручением премий, воспоминаниями ветеранов и разговорами о будущем русской литературы.

Неизбежны и неюбилейные разговоры. О старых монстрах, которым пора на свалку. Об оторванности литературы от жизни, а журналов от литературы. О кризисе жанра, с которым, наконец, пора уже что-то решать.

Мол, "толстяки" монополизировали литературную периодику, а хорошие тексты, которых в стране как грязи, негде из-за этого напечатать.

Смысл в упреках есть, но претензии не по адресу. Рождены они в первую очередь неадекватностью ожиданий. От "толстых" журналов ждали и ждут, что они станут "нашим всем", как в прежние времена. Пятьдесят, шестьдесят и восемьдесят лет назад. Или в начале девяностых, когда роман, напечатанный в "Новом мире", могла обсуждать вся страна. Советский человек, изголодавшийся по живому слову, покупал в привокзальном киоске не сборник анекдотов, а литературный журнал. Тогда они еще продавались в киосках.

Уставшие после работы люди читали в метро "Октябрь" и "Дружбу народов". И находили там что-то интересное для себя, что-то важное касательно своей далекой от литературных сюжетов жизни.

Романы и повести представляли для них чисто человеческий интерес. Не меньший, чем разгадывание кроссвордов. Или застольный разговор со старым приятелем.

С тех пор, конечно, многое изменилось. Схлынул публикаторский бум. Большая часть шедевров, долгие годы лежавших под спудом цензуры, благополучно опубликована. Да и цены теперь не позволяют купить "толстый" журнал или подписаться на него просто из любопытства.

А литература в последнее время стала занятием умозрительным. Почти не имеющим отношения к жизни. Да и сами журналы из массовых давно превратились в специальные, то есть могущие интересовать лишь специалистов в странной, сужающейся как шагреневая кожа области - русской литературе.

Аудитория ведущих литературных изданий на девяносто процентов состоит из людей пишущих: литераторов, журналистов, профессиональных филологов. Она ограничена и вряд ли когда-нибудь станет больше.

Так вот. В качестве профессиональных изданий "толстяки" на сто процентов выполняют свою функцию. Заявляю это ответственно. Будучи ведущим полосы "Периодика", я каждый месяц добросовестно прочитываю семь-восемь литературных изданий. И неизменно нахожу для себя что-нибудь любопытное. А раз в два-три месяца так и просто бывают открытия. Другое дело, что кроме меня и таких, как я, они мало кому по-настоящему интересны. Но проблема тут не в журналах, а в людях и временах. "Так пусть с временами и не здоровается", как сказано у Трифонова в "Доме на набережной".

Заточенные полвека назад под большие подвиги, журналы оказались сегодня на слишком узкой площадке и совершают подвиги на уровне добрых дел. Стоит ли их винить?

Причиной этой сугубой локализации многие называют... жизнь. Дескать, сегодня она стала такой динамичной, такой насыщенной, что нам уже не до серьезного чтения.

Скажите, а в начале девяностых жизнь была менее напряженной? В стране происходило меньше важных и интересных событий? Скорее, наоборот. Это сейчас нас основательно подморозило.

Дело не только во временах, но и в людях. Десять лет нас целенаправленно отучали уважать в себе читателя и человека. Десять лет шаг за шагом меняли ценности и наклонности. Быть слишком умным - стыдно. Слишком серьезным - скучно и неприкольно. Идеал - уверенный в себе идиот, наполненный до отказа анекдотами и интернет-информацией. Уважать себя, получается, вовсе не обязательно. И уж по крайней мере не за то, что читаешь хорошие книжки.

Профессионалы спаслись. Остальным повезло меньше. Что ж, значит, именно этого мы и были достойны.

***

Включаю радио и слушаю обзор свежей прессы. Сенсация следует за сенсацией: разборки в семье Ларисы Долиной, развод с помощью SMS, гей-парад в центре Лондона, проект реставрации Колизея - в общем, все, что раньше проходило под рубриками "Всякая всячина" или "Живут же люди".

Забавные мелочи не вызывают у меня раздражения. Не настолько я серьезен и мрачен, чтобы бояться разнообразия жизни. Пугает другое: как-то незаметно за последние годы эти новости стали главными. Главным стало то, что раньше вызывало улыбку, мимолетное удивленье и фразу "комментарии тут излишни". Забавно, мило, но никак не повлияет на нашу жизнь.

Кстати, о комментариях. Они тоже исчезли. Информационная политика теперь такова, что новости надо принимать к сведению, а размышлять над ними излишне. Трудно судить, что лучше: вести с полей или эта кунсткамера, своеобразный вариант Книги рекордов Гиннесса. На мой взгляд, разница небольшая. Вести с полей - это самопиар чиновников, которые хотят, чтобы вся страна знала об их достижениях. Мешанина из интересностей - это, по сути, пиар крупного бизнеса. Бизнес не хочет видеть в нас читателей и собеседников. Скорее, покупателей и целевую аудиторию для рекламы. Ведь читатель - он человек опасный, у него есть позиция. Он сам решает, что ему покупать и вообще как себя вести.

Выбирать между двумя сортами дерьма - занятие бесперспективное. Бесполезно и искать виноватых в нашем идиотизме. Чьи это происки? Президента? Олигархов? А может быть, ЦРУ, как объяснял пенсионерам Анпилов?

Не знаю, все может быть. Но ни президент, ни спецслужбы, ни олигархи не в силах сделать то, чего не хочет народ. Пусть тайно, пусть подсознательно, но мы хотим, чтобы нас имели именно таким способом. На зеркало не попеняешь.

Выключив радио, я спускаюсь в газетный киоск. Какое разнообразие открывается взору! "Красивый дом", "Спид-Инфо", "Женское здоровье", "Тещин язык", кроссворды. Я наклоняюсь к окошку и робко спрашиваю: "А есть что-нибудь почитать?"