Эдуард Лимонов. Торжество метафизики. - М.: Ad Marginem, 2005, 222 с.
В начале своей новой книги Эдуард Лимонов уведомляет читателя: "В "Торжестве метафизики" мистическое измерение преобладает над физическим, другой мир успешно одолевает реальность физическую или же смешивается с нею в выгодных для него пропорциях. Человек бежит в другой мир, если его не удовлетворяет этот мир. Или же этот мир, видимый, потерял для него таинственность. Отдал все свои тайны одну за другой. В моем случае годится второе объяснение. К моим шестидесяти годам видимый мир отдал мне все свои тайны. А реальность колонии так близка к невидимому миру, как монаху в его холодном горном монастыре близок Бог".
Сразу скажу, что никакой "внешней" мистики в книге нет, наоборот, наблюдения и размышления Лимонова, как всегда, предельно рациональны. Вся метафизическая, невещественная сторона бытия касается только самого автора, осмысляющего свои отношения с миром и способного даже за колючей проволокой испытать минуты счастья и покоя - потому что он свободен всегда. Главный разговор - о внутренней свободе. "Внешне" же речь в книжке идет, главным образом, о "чудном лагерьке", образцово-показательной колонии общего режима # 13, лежащей "в продуваемых ветром и накаленных континентальным солнцем заволжских степях, на окраине города Энгельс", - последней точке в тюремном маршруте Лимонова. Отсюда он уйдет на волю, "по УДО", желанному условно-досрочному освобождению. Главные герои - люди этой зоны. Осужденные разных национальностей, вер и правд, из разных социальных слоев и разного тюремного статуса - от авторитетных заключенных и лагерного "актива" до "обиженных". От начальника колонии, Хозяина, до рядовых исполнителей карательных функций государства. От членов "всяческих комиссий по правам человека, участников общероссийских совещаний прокуроров, представителей ОБСЕ, ПАСЕ" и представителя по правам человека при президенте писателя Анатолия Приставкина, нанесшего Лимонову "визит" и обещавшего: "Мы вас непременно отсюда вытащим", - до телевизионщиков, снимающих Лимонова в тюремных интерьерах: "...Солнце как топленое масло, пот, розы, асфальт - все присутствовало. И звук топающих ног. "Шаг!" Очаровательная картинка унижения. И я в кепи и в очках среди всего этого - основной объект показа. Тюремные моды 2003 года, летний сезон".
Есть в книге места очень сильные. К примеру, описание обеда заключенных в столовой под музыку "Rammstein", когда животная энергия поглощения пищи сливается с революционной силы музыкой, зовущей крушить ненавистный, несправедливый мир. И когда Анатолий Приставкин говорит Лимонову: "Общество сейчас на вашей стороне. Вы Большой Русский Писатель, и вам здесь не место, среди воров и убийц", - тот возражает: "Здесь есть достойные люди". Это считает важным сказать писатель писателю, а не просить хлопотать о скорейшем освобождению.
И конечно, в центре авторского внимания - сама Тюрьма как общественный институт, как страшное неумолимое здание - но не правосудия, а тотальной несправедливости, с неизбежностью заставляющей одних измываться над другими, добавлять к пытке несвободой гораздо более страшную пытку перманентного унижения, пытку сизифова труда и "пытку культурой".
Тюрьма у Лимонова становится метафорой всей России, представляющейся автору государством крепостническим, феодальным, колониальным. Он рассуждает о Пугачевском восстании, пишет пунктирно свою историю Пугачевского бунта и размышляет о времени и месте, в котором оказался. Приходит к выводу, что ничего ни в пенитенциарной системе, ни в самой России с XVIII века не изменилось.
В 1772 году в этих краях Пугачев привел своих казаков к присяге, и именно близ этих мест, в Мечетной слободе, старец Филарет подсказал Пугачеву путь "Петра III", после чего началась Крестьянская война 1773-1775 годов. А спустя четверть века именно тут, по этой выжженной солнцем заволжской степи, донские казаки во главе с Платовым шли походом на Индию. Но "...в селе Мечетном Вольского уезда Саратовской губернии гонец из Санкт-Петербурга догнал их и объявил о смерти Павла I и восшествии на престол нового государя Александра I. Александр I повелел донцам вернуться на родину. Павел I был убит в результате заговора, организованного английским послом в Санкт-Петербурге. Россия разорвала союз с Наполеоном. Английские колонии в Индии избежали русского нашествия. Голова кругом идет от мысли о той ситуации, которая сложилась бы, если бы донские казаки закрепились тогда в Индии". Такая вот версия с конспирологическим подтекстом - в духе построений Дмитрия Галковского о России как английской криптоколонии.
Словом, "чудной лагерек" помимо прочего есть еще и место несбывшихся надежд России имперской и место гибели России свободной. И в метафизическом, и в предельно бытовом смысле. Он, Лимонов, - в точке на карте, оторванной от всего остального мира, и правят здесь законы первобытные. Хозяин и вся администрация - как феодальные князьки, с делегированным им слепым, бездушным государством правом казнить и миловать. Или "стереть в лагерную пыль", по выражению Лаврентия Берия.
Что же касается метафизики и мистики, то и эти переживания в книге есть. Душа, помещенная в эту почти буддийскую пустоту неволи, оказывается, несмотря ни на что, свободна и творит свой, автономный мир, в котором есть и любовь, и вера, и надежда. И даже привязанность зэка Савенко к случайному девичьему портрету, собранному неведомым осужденным из мозаики-паззла, не кажется патологической: "Я вернулся через полчаса и прошел перед портретом. Она с интересом, но, как мне показалось, и с печалью следила за мной, горячечная, ангел мой! Она несомненно узнала, что через десять дней я, вероятнее всего, уйду от нее. И кто же мне даст унести ее портрет. Да и будет ли она такой пылкой вне места торжества метафизики, вне 13-й колонии?"
И конец, конечно, закономерный: свобода. Как кинули за решетку, так, второпях, и выпустили. Из Ада, сквозь невзрачные его врата - под синее небо: "Отворяю какую-то дверь и оказываюсь перед толпой журналистов и национал-большевиков. Мне протягивают открытую бутылку шампанского. Так я покинул земли носорога Егузея. Где цветут монашеские розы, летает на закате Симон Маг и живет девочка-демон". Демонов в наших душах мы можем сразить только сами. Это шаг к свободе индивидуальной. Свобода для всех - дело общее. Она близка, как близок зэку на шконке Бог.