Право на смерть

Шестьдесят лет назад закончилась земная история "Молодой гвардии". Она закончилась страшно - потому как одних побросали в шахту, а других чуть позднее расстреляли в другом месте. Организация в сто человек в шахтерском городе, где населения-то было тысяч двадцать, была делом необычным даже по меркам Отечественной войны. И это была организация, возникшая, что называется, по инициативе снизу.

В Краснодон приехал Александр Фадеев, один из главных советских писателей, и, разговаривая с очевидцами, начал писать свой знаменитый роман. Роман этот - небывалое дело - почти год печатался в "Комсомольской правде". А потом, говорят, роман вызвал неудовольствие Сталина - потому что там была рассказана история обреченной на смерть организации, возникшей по инициативе снизу. Готовый роман был переписан, что дало повод Варламу Шаламову сказать, что Фадеев не настоящий писатель┘

Спустя десять лет Фадеев, думая что у него есть право на смерть (это не редкость в век атеизма), застрелился - то ли замаливая грехи тех времен, когда он был Командиром советских писателей, то ли добавляя к ним новый грех.

Это все иные детали другой истории "Молодой гвардии" - истории мифологической.

Толстая книга, написанная советским классиком, стала священным писанием советской молодежной пропаганды.

В этом-то и дело - несколько поколений советских людей учили тому, как надо умирать за Отечество. И миллионам людей тыкали в лицо страшными и горькими историями Олега Кошевого и Ульяны Громовой, Зои Космодемьянской и Александра Матросова. Их спрашивали: "Готов ли ты умереть за Родину? Можешь ли ты умереть за Родину?" И надо было отвечать, будто мальчик в красном галстуке, - готов, всегда готов, могу умереть за Родину, хочу умереть за нее...

Это было так же естественно, как собрать полный школьный двор макулатуры и перевести старушку через дорогу.

Право на смерть превратилось в священный долг и почетную обязанность - что подтвердили все последующие войны.

И никто не задумывался, что за Родину нужно не умирать, а жить. Жить для Родины гораздо труднее. И культ самурайской смерти ценится только в книгах. Смерть - дело вынужденное, не радостное.

То, что было священной жертвой со времен Бориса и Глеба, стало страшным правилом воспитания.

И те мальчики и девочки не виноваты в том культе групповой гибели, что возник после войны. Как говорили издревле, мертвые сраму не имут.

Трагична наша история, и еще трагичнее наша мифология, скорбны наши коммунистические сказки. Разные люди рассказывали легенду про мать Зои Космодемьянской. Она была членом какой-то комиссии по восстановлению разрушенного войной. Кажется, в Сталинграде. Давала градостроительные советы. Ей возразили. Тогда она возмущенно и гордо сказала:

- Кто из нас мать Зои Космодемьянской?! Вы или я?!

Строить и жить тяжело. Но говорить о павших уничижительно - скотство. Государство часто оказывается недостойно погибших за него.

А ведь девочку убили, убили за то, что она подожгла стратегический объект - конюшню, как нам это рассказывали в школе. Потом, впрочем, говорили, что это была не конюшня, а крестьянская изба, но все равно - девочку убили, а потом закопали в мерзлую землю с веревкой на шее, а потом откопали, и вот уже весь мир глазел на опавшую грудь в снегу и эту самую веревку на шее. И брата этой девочки убили. И молодогвардейцы навалились на какого-то мужика и убили его, будто безумные достоевские герои, сожгли биржу труда, а потом убили и их, и некоторые мальчики и девочки еще долго умирали в шахте, и трудно понять, что произошло на самом деле, но ничего в этих страшных сказках не исправить - потому что они, эти сказки, не плохие и не хорошие, они трагичные и горькие - со слезами на глазах. Без праздников. Жестокие.

Когда сейчас начинают бить в бубен, легко бросаться словами о войнах, о необходимости жертв и кровавых драк - действительных и мнимых, - в этом отзвук того самого культа смерти. А придумали этот культ люди, которым умирать не надо.

Про то, как они зовут Русь к топору, очень хорошо написал еще Достоевский. И он же хорошо написал, что из этого выходит.

И жить нужно дальше. Жить и строить, прощаясь со своей жизнью, только когда это Богу угодно, не делая культа ни из служения государству, ни из упрямого противостояния ему.

И нечего глумиться над убитыми - мертвые сраму не имут.