Караван идет дальше

Продавец воды: турецкие мальчишки сызмальства привыкают зарабатывать свои первые деньги. Фото автора

Мы так часто стали употреблять сложные конструкции для самых простых действий. «Если вас не затруднит, позвольте предложить вам, если вы не против…» Мы тратим время на подобную шелуху и забываем, о чем вообще хотели сказать. Здесь же все спрессовано до атомов. И эта простота вызывает уважение. «Пакет хочешь?» Два варианта: хочу / не хочу. Мне кажется, эта лингвистическая простота – словно гимн эффективности, к которой стремится Турция. Находясь в прямом смысле на перекрестке миров, раскорячившись Босфором, Турция ищет способ выживания, при этом не теряя своей национальной идентичности. 

Турки – упругая нация. Мы легко можем себе представить наполненное жизнью дерево: если ветер сгибает его, оно с легкостью распрямится и продолжит свой рост. Здесь много молодежи – от младенцев до подростков, гордящихся первыми «усами» на верхней губе. Причем все они заняты каким-то делом, и это не тик-ток и не пустое нытье от безделья. Помогают, грузят, переносят… Тут все движется, перемещается: страна роится. Упругость этого общества видна невооруженным глазом. Очень много детей – отлично. Семья – краеугольный камень общества. Уважение к старшим, наставничество, трудолюбие. Нет, я не идеализирую турецкое общество, и, конечно, мой взгляд скользит по поверхности, но тем не менее все это правда. 

На контрасте с Турцией в Европе я такой упругости общества не чувствую от слова «совсем». Европа на наших глазах из «райского сада» превращается во что-то ровно противоположное. Вот только что я побывал в аэропорту Милана, который выглядит на все свои 50 лет. Не могу назвать увиденное дряхлостью, но это – старая квартира, которая требует ремонта и держится из последних сил. Когда 20 лет назад я впервые попал в Европу, конечно, я испытал настоящий шок. Казалось, мы отстали от нее навсегда, и я, пораженный, звонил родителям из страсбургского «Ашана»: «Мама! Здесь пять шагов сыра!» Представить подобное у нас было в тот момент невозможно.  

Объективно отразить мир не сможет ни одна энциклопедия. Но субъективно – мы прошли огромный путь. А в Европе многое осталось из 70-х. Шик второй половины XX века, когда континент оправился после катастрофы и начал трансформировать богатство в материальные блага. Европа движется на старом багаже, при этом энергии в ее суставах становится все меньше. Тело дрябнет, и вытолкнуть себя из уютного кресла нет ни сил, ни желания. В этот раз меня не покидало ощущение, что в Италии все живут в каком-то своем ритме. Неспешном, созерцательном. Я не утверждаю, что это плохо, наоборот, я восхищаюсь тем, как люди могут себя чувствовать комфортно в таких ритмах. 

У меня в Лондоне была знакомая владелица бара, полячка, а у нее сын, здоровый лоб лет 40 от роду. И сколько бы ни заходил разговор про него, Элла неизменно вздыхала: «Мариуш ищет себя». И вот этот бесконечный поиск себя – круговорот самоидентификации – это, как мне кажется, как раз вектор нынешнего развития Европы. В Турции все просто. Мальчик? Мальчик. Растешь в семье, значит, должен помогать в силу своих возможностей. Постепенно будет все меньше «хочу» и все больше «надо» – это естественный процесс расширения зоны ответственности. Сейчас помогают тебе. Позже ты будешь отвечать за своих постаревших родителей и растить своих детей. Здесь мы молимся, здесь работаем, здесь отдыхаем. 

Здесь нет вот этого всего: «А кто я? Мальчик? девочка? осьминог? С кем я себя идентифицирую? Зачем я пришел в этот мир? Может быть, творить? Наверное, я певец, ведь я люблю петь. Или художник. С бокалом совиньон блан я люблю смотреть на закаты». Тотальная маниловщина. И в этом, как мне кажется, одна из главных ошибок Европы. Она решила, что может ехать на старом багаже бесконечно. Но без тренировок тело дрябнет. И варвары (использую это слова не в целях оскорбления, а проводя параллели с Римской империей), тысячами проникающие в Европу, чувствуют эту созерцательную инфантильность «коренных» европейцев. Как акула, способная почуять кровь на расстоянии нескольких километров, они уже начинают нарезать круги. Пока вдалеке и виден лишь один плавник, но процесс уже запущен. Европа по привычке продолжает имитировать упругость, но проницательные люди видят, что подкладка шикарного пиджака истлела. Вокруг разгоняются упругие страны, в то время как элегантная Европа продолжает пить совиньон блан, наслаждаясь закатом. 

Вернусь к себе, 20 лет назад попавшему в Гонконг. Мне было ужасно обидно за китайцев, которые подобострастно относились к англосаксам, вальяжно шагающим по улицам-ущельям этой столицы. Вместо восхищения я чувствовал высокомерие и не понимал его корней. Этот колониальный взгляд – он в крови европейцев. Притом что они приехали из заштатного Бирмингема, а смотрят на 100-этажные небоскребы, воткнутые вопреки законам физики в крутые скалы на крошечном кусочке суши. В этот раз стала особенно заметна разница в упругости. И стамбульский мальчишка, принесший мне стакан сока, скромно улыбнувшийся и произнесший на старательном английском: «Энджой юр мил!» (приятного аппетита. - "НГ") – для меня ближе и симпатичнее избалованных, бесконечно ищущих себя европейских детей. Европа словно маятник с затухающей амплитудой движения. Убаюкавшая сама себя. 

Стамбул – это взгляд на себя со стороны. Искренний разговор. Посмотри – в каких ритмах мы живем и как живет остальной мир. Реальные дела имеют мало общего с философией созерцательности. Реальные дела – это глаголы действия. Здесь просто нет места рефлексии. Все эти люди двигаются вперед, потому что иначе нельзя. Если отстанешь от каравана – в пустыне не выжить. Клан, семья – цемент этого общества. Конечно, не все идеально. Конечно, есть перегибы и сложности. Но чувствуется энергия нации. Не ныть, а действовать. Чтобы преодолеть пустыню – нужно знать максимально эффективный маршрут из точки А в точку Б. Если метаться и искать что-то – погибнешь сам и погубишь всех, кто доверился тебе. 

 Прошло лет пять с моего прошлого визита в Италию, и сейчас я посмотрел на нее совсем другими глазами. Европа слишком долго жила по принципу «все включено», и теперь, когда все начинает выключаться, сначала мелочи, а затем по экспоненте и прочее – изумлению ее нет предела. Если вспомнить, что еще 70 лет назад в Бельгии негритят показывали в цирках, можно себе представить, как тяжело избавиться от колониального мышления. Но мир ведь не спрашивает: «Извините, когда вам было бы удобно выйти из зоны комфорта?» – он просто бьет тебя по плечу: «Пакет хочешь?» И с каким бы гендером ты себя ни идентифицировал – нужно принимать решение здесь и сейчас. Потому что караван идет дальше. Идем вперед вместе? Или продолжай сидеть на бархане с бокалом совиньон блан. Алое солнце сядет за горизонт, а вместе с ночной тьмой придут волки. 

 …Представляю, что услышу по поводу этого текста. «Что это за гимн фашизму? А что плохого в совиньоне? А ты в русских деревнях был? Ну, конечно, вам, жителям Москвы, легко говорить…» – все эти реплики понятны и предсказуемы. Да, написал жестковато. Но ведь доктор ставит диагноз вне зависимости от желаний пациента, разве нет? Когда европейцы прилетают из своей Малпенсы в космические аэропорты Азии, что они думают? Ведь контраст очевиден. И фразы: «Зато у нас была эпоха Возрождения» – недостаточно. Европе нужна новая эпоха Возрождения, но раскачиваясь в бабушкином кресле-качалке, скрипящем все сильнее, Европа отказывается встать с нее. А в прихожей уже давно стоит чернявый пацаненок, похожий одновременно на все южные нации, и ждет, когда освободится место под уютным пледом. И его терпение небезгранично. 

Игры в толерантность – не более чем шулерство. Размывание ориентиров. На самом деле многое гораздо проще, чем нас пытаются убедить. И фашизм тут ни при чем. Называть черное черным, а белое белым – это не фашизм. Это колориметрия – наука о цвете. Извините еще раз за резкость, но Европе давно пора в спортзал, потому что, как пел в моей юности Виктор Цой: «Что будут значить тысячи слов, когда будет нужна крепость руки?» Я не против совиньон блан, но каждый раз окунаясь в Стамбул, словно сенбернар, вылезший из пруда, встряхиваюсь всей своей тонной шерсти, пытаясь сбросить леность и инертность. Словно подключаю свои аккумуляторы к энергии этого вечного города и впускаю в свои вены волны Босфора. После пандемии Стамбул неожиданно стал для меня главной точкой силы. Он зовет меня присоединиться к своему каравану, и я словно заново пробуждаюсь, перерождаюсь вместе с ним. 

И да, я хочу этот пакет!