Вы говорите по-русски?

И колдовство, и гаррипоттерство…  Рисунок Ларисы Менделевич

С рисования иду к мосту, передо мной шагают дети и хором твердят:

– Упади! Упади! Упади!

В свою очередь, перед детьми такая стильная коренастая тетка в кожанке и бандане рассекает. И именно ей это «упади» и предназначается: деточки, видимо, воображают себя колдунами-волшебниками-гаррипоттерами и проверяют на тетке свои магические способности. Та, конечно же, не может не слышать, чего ей хором желают, но шагает себе дальше, бодро и уверенно, в своих видавших виды гриндерсах и падать явно не собирается.

Вдруг, вы не поверите, один из негодников спотыкается и – хлоп – действительно растягивается на ровном месте. Наделав при этом немало шуму, потому что в руках у него пакет с чем-то гремящим.

Две девчонки, шагавшие только что с ним в ногу, тут же рядом стоят, глазеют на своего товарища с видом «упал и ладно».

А тетка в бандане на грохот оборачивается, видит лежащего ребенка и бросается к нему со словами: «Ты не ушибся?! Где болит?» И как-то очень по-доброму начинает его поднимать и отряхивать.

При такой могучей поддержке паренек встал и сконфуженно побрел дальше, поотстав от своих подружек.

Тут я в очередной раз подумала, что добро непременно должно победить не только зло, но и колдунство, и даже гаррипоттерство.

Хотя про последнее – это, конечно, неточно.

Привет из 90-х

Вчера с сыном идем в районе Киевского вокзала.

А там все плиткой заложили, и стоит мне выйти со двора, где мы рисуем, я сразу в сына вцепляюсь, потому что скользко.

А когда одна хожу рисовать, кладу в сумку такие штуки с шипами, наверное туристические, мне их прошлой зимой подарили. Натягиваются прямо на ботинки, и сцепление с плиткой улучшается. Но все равно неприятно и скользко.

Так вот, идем мы – наверное, со стороны парочка комичная. Я скоро «вырасту» по плечо сыну. Обсуждаем... уже не помню что.

То ли музыку, то ли кино, то ли вообще жизнь как она есть.

Вдруг – привет из 90-х – наперерез нам бросается какой-то явно просветленный молодой человек с сумкой-тележкой и с широкой радостной улыбкой.

У меня сразу в голове звучит:

– Здравствуйте! Простите, а вы верите в Бога?..

А в тележке какая-нибудь «просветленная» литература.

У Петра при этом явно ничего не звучит – он в то время еще не родился.

Но вместо «простите, а вы верите...» юноша вдруг скороговоркой произносит:

– Здравствуйте! Простите, а вы говорите по-русски?

Не сбавляя хода, отвечаю на родном языке:

– Здравствуйте, нет, не говорим.

И дальше чешем на автобусную остановку.

Краем глаза и затылочным зрением вижу, что юноша озадачен и пытается переварить нестыковку.

Мой юноша тоже озадачен, и я пускаюсь рассказывать про славные 90-е, когда такие «миссионеры», кажется, даже по домам частенько ходили:

– Кто там?

– Здравствуйте, а вы верите в Бога?..

Теперь вот думай, почему юноша спросил, говорим ли мы по-русски.

То ли у нас вид такой «иностранный».

То ли просто дурацкий.

То ли и то и другое.

Машина голубых кровей

Спускаемся с сыном к машине:

– Мама, гляди, рядом с нами «феррари» притулился.

– Гм, действительно – притулился.

Наш автомобиль в лучшем случае наводит на мысль о честной старости в кругу семьи.

На какую же мысль наводит прекрасный сверкающий «феррари»?

– Бедняга, – произносит сын с сочувствием в голосе.

– Кто бедняга?

– Да «феррари» же. Стоит весь обкаканный голубями.

Что видит наш дворник, поджидающий хорошей погоды у подъезда? Он видит покидающий парковку изрядно ржавый, давно вышедший из моды автомобиль и голубых кровей «феррари», подмигивающий вслед инопланетного дизайна фарой.

На самом же деле гордо сверкаем и переливаемся как раз мы, а обкаканный «феррари» грустно глядит нам вслед. Просто этого никто не знает. Ну, кроме нас, конечно.

Материнский долг

Пришлось-таки встать утром, помочь сыну грамотно выбежать в школу.

Грамотно – это как минимум с теплой кашей в животе, чтобы в будущем этот самый живот не показал всем кузькину мать, а, напротив, вел себя прилично.

Выполнив материнский долг, стою в кухне перед свежевымытым окном: один глаз ревностно наблюдает за медленным поеданием каши, другой – за тем, как быстро и бурливо жизнь кипит и меняется в сквере.

А она кипит, меняется вовсю.

Сам сквер сегодня похож... На что же он похож?! Придумала – на Булонский лес – ну, как я его себе представляю по картинам веселых французских художников, наевшихся устриц: зеленая листва, очаровательные пятна света на дорожках, нарядные оживленные люди.

В Булонском лесу люди, правда, бывают гуляющие, тут же скорее деловито пробегающие.

Декорации тем временем стремительно меняются.

8.05 – самые маленькие люди с ранцами, сопровождаемые бабушками, изредка дедушками, неспешно текут по дорожкам в сторону начальной школы (плавали, знаем).

8.10 – самые маленькие люди, но текут уже быстрее и вкупе с нарядными мамами: детки шлеп-шлеп, мамы цок-цок – со школьного крыльца на работу скок.

8.15 – малышня и средняя школа – преимущественно летят, как Пятачок за Пухом, прочно сцепленные с папами и их расписанием. Тут скорости совершенно другие: «Давай-давай, поворачивайся, я опаздываю!»

8.20 – подростки. Скачут – поодиночке и стайками. Мальчики – ерши, девушки – хороши.

8.25 – опаздывающие ученики старших классов несутся на электросамокатах: расступись, народ, кто не спрятался, я не виноват.

8.26 – сын уходит в школу.

8.27 – сын снова уходит в школу, прихватив забытый пропуск (а у нас не было никаких пропусков в школьные годы, да-да-да, вернее, нет-нет-нет).

Провожаю; провожаю, дубль два, на этой почве отвлекаюсь от созерцания кипучей жизни за окном.

Через минуту возвращаюсь на свой пост и глазам не верю: сквер, временно замещающий Булонский лес в солнечную погоду, абсолютно пуст.

8.30 – звонок на урок.

8.32 – в кадр медленно и беспечно вплывает никуда не поспешающая дама в лиловом. За ней на длинной веревке влачится большая старая собака неопределенного цвета. На картинке эти двое хоть и объединены поводком, существуют каждый по отдельности: дама, помахивающая желтым листиком, в своем лениво-беспечном лиловом измерении, псина – в неторопливо-старческом, когда прежде блестящая шерсть становится пегой, а длинные лапы плоховато сгибаются.

Эта пара проплывает медленно слева направо, насколько оконная рама позволяет проводить их взглядом, и снова тишина. Зеленые листья. Солнечные пятна на дорожках.

В раме-окне никого.

Утро состоялось.

Спокойная старость

В кафе в честь начала школьного года акция «Бесплатный блин за пятерку».

Теперь буду сына пилить. Раньше ведь я почему не требовала от своих школьников пятерок: потому что за них бесплатные блины не давали.

Теперь совсем другое дело – пришел из школы:

– Покажи дневник! Ты пятерку получил? А почему?! А когда?!

Еще бы замутить акцию для родителей школьников: за первую двойку каждому родителю стаканчик чая «Спокойная старость» с валериановым корнем в подарок. Вот бы к ним народ-то повалил, а?

Всего и сразу

Говорят, костяная старость ненадолго отодвинется, если каждый день узнавать что-то новое.

Я вот что новое сегодня узнала: оказывается, песня «Мама сшила мне штаны из березовой коры» только наполовину русская народная. В смысле текста – да, а мелодия принадлежит американцу, вернее, сбежавшему от нацизма в Америку немцу Гершону Кингсли. Называется «Попкорн». Кто помнит 10-й выпуск «Ну, погоди!» – там, кстати, тоже она.

Зачем я это теперь знаю да еще и вам рассказываю?

Во-первых, интересно.

Во-вторых, вот что еще немаловажно: имеющие отрицательную окраску утверждения усталым и хандрящим организмом усваиваются лучше, чем не имеющие. В целом быстрее.

Хоть это, конечно, и неточно. Это мне так знающий человек сказал.

К примеру, вот лежу я и пою на мотив вышеупомянутого «Попкорна»: «Ничего я не хочу! Ничего я не хочу! Ничего я, ничего я, ничего я не хочу...»

Так делать нельзя.

Нужно петь: «Я хочу всего и сразу! Я хочу всего и сразу!»

Тогда наступит не ничего, а все! А иначе – вы уже поняли, да? – все не наступит.

Теперь проблема только в мелодии: в «Попкорн» такая строка нипочем не влезет.

Как придумаю, во что она влезет, тут же и начну распевать.

Следите, короче говоря, за анонсами.