Дом на Сивцевом Вражке, где жил Михаил Нестеров – художник, знавший себе цену. Фото автора |
В доме на Сивцевом Вражке Нестеров жил с июля 1920 года, когда по распоряжению Реввоенсовета под спецполиклинику были реквизированы его прежняя квартира и мастерская на Новинском бульваре (в доме князя Щербатова). Многое тогда пропало – картины, эскизы. Что-то удалось восстановить по памяти уже на Сивцевом Вражке, где художник и поселился у Шретеров, в квартире № 12. Это была семья его старшей дочери-художницы Ольги (героини знаменитой отцовской картины «Амазонка») и ее мужа Виктора Шретера. Квартира была не такая уж и большая – четыре комнаты, две из которых отдали Михаилу Васильевичу – столовую и кабинет, где он и работал, и спал.
Когда в 1920 году Нестеров оказался фактически бездомным, то поселился у Шретеров отнюдь не один. Во втором браке у него родились дочь Наталья и сын Алексей. И всем нашлось место в квартире на Сивцевом Вражке, несмотря на тесноту. Хотя работать Михаилу Васильевичу было, в общем-то, негде, о мастерской мечтать не приходилось. Но жили дружно, невзирая на тяжелые времена. Так, 1 апреля 1922 года Нестеров шлет с Сивцева Вражка письмо другу, Александру Турыгину: «Работаю неустанно, переписал без конца повторений и вариантов с своих мелких старых картин. Однако все же пока что жить можно, так как получаю академический – «семейный» – паек. Затем американцы (АРА) многим из выдающихся ученых, художников, артистов, словом, наиболее неприспособленным к теперешней борьбе за жизнь людям, выдают посылки. Получил и я такую за 2 месяца и, быть может, получать буду такие посылки и еще. Там кроме прекрасной белой муки было сгущенное молоко (40 банок), сало, чай, сахар, маис и еще кое-что... Все это сильно поддержало нас».
Почему Нестеров остался в 1920 году и без квартиры, и без мастерской? Ведь насколько известен он был в то время! Известен мало сказать – он пользовался огромным авторитетом как один из ярких представителей религиозной живописи. Потому и большевикам он оказался поперек горла. Вот и не нашлось ему места в столице атеистической страны. Хорошо еще, что не посадили надолго…
Нестеров мог бы ответить Щусеву, что он еще и портретист. В этом доме он создал немало портретов современников (многие из них ныне в Третьяковке). Вот что интересно – сам Михаил Васильевич готов был позировать далеко не всем подряд, а лишь тем, кому доверял в человеческом и творческом отношении. Характерный случай рассказывает бывший князь Владимир Голицын в своем дневнике от 25 апреля 1938 года, как некая художница-многостаночница, специализирующаяся на портретах «ведущих советских живописцев», проникла в квартиру к Нестерову. Тот ее спрашивает: «Почему вы ко мне пришли? Пишите Грабаря, Герасимова, орденоносцев. А меня зачем?» – «Да я их уже писала». – «Ну, еще напишите. Сзади, сбоку»... Так и прогнал». Случай характерный.
Но Павлу Корину он не смог отказать. Павел Дмитриевич давно задумал написать здесь портрет своего благодетеля и учителя. И написал, за 40 сеансов. Портрет создавался осенью 1939 года в квартире в Сивцевом Вражке. Нестеров оценивал процесс создания картины и как натурщик, и как художник. А это на первый взгляд кажется вдвойне тяжелым испытанием. Но ему очень нравилось, «выходит необыкновенно интересно», сообщал он в одном из писем. А вот еще: «Было уже восемь сеансов, трудных. Работает Павел Дмитриевич горячо, а я не знаю, выдержу ли». Выдержал, не спасовал перед трудностями. Наконец, в ноябре 1939 года Нестеров радуется: «Портрет мой идет к концу, сеансов 5, едва ли больше, осталось. Я еще не видал. П.Д. пишет горячо, с огромным увлечением, сижу иногда часа по три». Не зря потратил время на многочасовое сидение Михаил Васильевич – портрет вышел на редкость удачным, о чем он, не скрывая радости, сообщал своим собеседникам и адресатам, называя работу Корина очень интересной, лучшей из всех когда-либо с него написанных.
Не исключено, что пребывание в непривычном для Нестерова качестве модели далось ему относительно легко, благодаря присутствовавшему у него чувству юмора, которому могли позавидовать молодые коллеги. Да тот же Павел Корин. В своем дневнике от 25 октября 1940 года Владимир Голицын передает его слова: «Я вот сейчас совсем не жалею, что мне не 30–40 лет, а завидую Нестерову, которому 80». Накануне к Корину пришли Нестеров с Василием Качаловым: «Уморили анекдотами. Оба были в ударе». Не уставал шутить Михаил Васильевич и во время позирования Корину, задумавшему запечатлеть учителя на фоне полотна Веласкеса «Иннокентий Х». На что Нестеров возразил: «Не надо! А то скажут, что на картине сразу три Веласкеса – Веласкес на стене висит, Веласкеса писали и Веласкес писал!». Остроумно!
А годом ранее в квартиру на Сивцевом Вражке пришли совсем другие люди, непрошеные гости. Дочь и зять художника были арестованы. Виктор Николаевич Шретер, из семьи обрусевших немцев, был известным юристом, выпускником юридического факультета Московского университета. На момент ареста в январе 1938 года он работал в Институте народного хозяйства им. Г.В. Плеханова. Расстреляли его в апреле того же года. А его жене Ольге Михайловне Нестеровой-Шретер дали восемь лет лагерей. Хорошо хоть не тронули их дочь Ирину (1918 г.р.), внучку Нестерова. В 1941-м – в тот год Нестеров получит Сталинскую премию – с огромным трудом удалось вызволить из неволи Ольгу Михайловну, отбывавшую наказание сперва в Акмолинском АЛЖИРе (лагерь жен изменников родины), а затем в казахстанском Джамбуле. В Москву, на Сивцев Вражек она вернулась инвалидом, на костылях, сопровождавших ее всю оставшуюся жизнь (а прожила она почти 90 лет). И даже такой печальный исход можно было воспринимать как везение… Ольга Михайловна работала в области прикладного искусства, создавая удивительные картины не кистью, а… иголкой с ниткой.
В свое время судьба свела меня с внучкой Нестерова – Марией Ивановной Титовой (1937–2022), наследницей художника по линии его гражданской жены. Дело в том, что между первым и вторым официальными браками Михаила Васильевича у него от учительницы немецкого языка Юлии Николаевны Урусман родились дети – Михаил, Федор и Вера. Всех их он признал. У Веры Михайловны, прожившей почти 100 лет, с 1899 по 1998 год, было две дочери – Татьяна, ставшая химиком, и Мария, профессор медицины, работавшая в Институте хирургии имени Вишневского. Мария Ивановна очень хорошо запомнила Нестерова-дедушку и какие-то (на первый взгляд) мелочи, а на самом деле важные детали, помогающие создать неповторимый образ художника. Например, любимыми цветами Михаила Васильевича были ландыши, пионы, васильки. А еще как бы голодно и холодно ни было, в доме Нестеровых свято соблюдали традицию русского гостеприимства. Всегда приглашали за стол, поили чаем независимо от ранга, должности или происхождения. А знатных и известных людей приходило немало – певцы Большого театра Ксения Держинская и Пантелеймон Норцов, актриса Малого театра Евдокия Турчанинова, пианист Константин Игумнов, переводчица Татьяна Щепкина-Куперник, супруга Горького Екатерина Пешкова и многие другие, лучшие представители творческой и научной интеллигенции, образы которых художник запечатлел на своих картинах. Весело отмечали и праздники: «Сейчас начнется на Сивцевом всякая кутерьма – елка и прочее, что связано с Рождеством, со святками», – читаем мы в письме к Турыгину от 4 января 1928 года...
Из Сивцева Вражка 12 октября 1942 года Нестерова и увезли в Боткинскую больницу, откуда он уж не вернулся. Перед уходом в мир иной художник сказал: «Я сделал в своей земной жизни всё, что мог». А нам остались его замечательные картины.