Грегор Шпицен
Вся прелесть и значение длительной разлуки одноклассников – в возможности встречи. Фото автора
Элитные школы по своему функционалу предназначены не только для того, чтобы дать подрастающему поколению лучшее в стране образование или научить будущую элиту творчески мыслить и работать в команде. Не менее важна их опосредованная функция – формирование школьных «братств» для поддержания связей между выпускниками, которые помогут им в карьерном восхождении и в дальнейшем будут открывать любые двери в мире политики и большого бизнеса. Хотя в России формирование школьных «братств» оформлено не столь пафосно, как на Западе, без посвящений и инициаций, да и вообще зачастую носит неформальный характер, тем не менее российские «клубы выпускников» в целом выполняют ту же функцию, что в Великобритании и США.
Всеволод Овчинников в замечательной книге «Корни дуба» великолепно описал принципы формирования британской элиты путем апробированной столетиями точечной селекции наиболее перспективных отпрысков самых влиятельных семей Туманного Альбиона сквозь сито системы элитных школ. В российской провинции формирование авангарда перспективной молодежи шло несколько иным путем.
Вопреки суровым реалиям 90-х и классовому неравенству
Следует осознавать, что в России само понимание того, что делает школу «элитной», несколько отличается от западного. По крайней мере так было в середине 1990-х годов, когда одну из подобных школ оканчивал я. Оренбург, где я тогда жил и учился, в середине лихих 90-х был довольно депрессивным местом, сполна вкусившим от либеральных реформ сперва Горбачева, а потом и Ельцина. Безработица и упадок промышленного производства, на которые наложилось крушение старой системы ценностей, привели к тому, что жизнь в городе превратилась в своеобразный аналог североамериканского дикого Запада, где на 550 000 населения насчитывалось около 3500 членов организованных преступных группировок, имеющих на руках огнестрельное оружие. Перестрелки, взрывы и бандитские разборки стали для Оренбурга своеобразной нормой жизни, а криминал тогда фактически подмял под себя и зачастую дублировал деятельность органов государственной власти.
В условиях культа первоначального накопления капитала и бандитской романтики жизнь в общеобразовательных школах небольшого регионального центра превратилась в настоящий ад, и детям из нормальных семей, не относящимся к отпрыскам бандитов или деклассированных маргиналов, но честно пытающимся впитывать школьные знания, приходилось очень нелегко. Ведь они были вынуждены разрываться между учебным процессом и необходимостью самоутверждения в полубандитском окружении в ситуации, до боли напоминающей ту, что ныне творится в общеобразовательных школах небогатых провинциальных районов североамериканских Соединенных Штатов.
Удивительно, но оренбургский лицей № 3 в условиях тотальной безнадеги и экономической депрессии все это время оставался настоящим анклавом какого-то иного мира. Вступительные экзамены на право быть зачисленным в лингвистический, экономический, химико-биологический, физико-математический или юридический классы были суровы, но справедливы, позволяя привлечь в школу наиболее способных ребят со всего города. Материальное положение родителей при этом не играло совершенно никакой роли: лицей № 3, как и страна в целом на этапе судьбоносных политико-экономических преобразований, был территорией классовых парадоксов. Так, в одном классе совершенно свободно могли учиться и дружить между собой дети простого рабочего, «красного директора» крупного предприятия областного значения и бандитствующего коммерсанта, не чувствуя в коммуникации никакого классового порога. При этом большинство учеников, сумевших пробиться сквозь сито вступительного отбора, вне зависимости от своего социального происхождения были и вправду достойны занимать места в топовой школе, регулярно подтверждая свой уровень достижениями на всероссийских олимпиадах.
Примечательно, что большинство ребят на одной параллели охотно дружили между собой, а такие явления, как буллинг и попытки подросткового самоутверждения, – неизменные атрибуты обычных общеобразовательных школ, в лицее № 3, как бы удивительно это ни звучало для середины 90-х, в принципе отсутствовали как класс.
Немного о преподавательском составе
Для преподавателей, формировавшихся еще в советской системе образования, работа с высококачественным человеческим материалом также была настоящей наградой. Тем более что ученики, способные регулярно побеждать на школьных олимпиадах различных уровней, давали ощутимый буст к профессиональной репутации и карьерным перспективам, а также обеспечивали надбавку к зарплате. Пусть и не очень весомую в абсолютных значениях, однако в условиях экономической депрессии и регулярных задержек зарплат учителям в суровых реалиях «святых 90-х» ее значение было сложно переоценить.
Так, предмет «Мировая художественная культура» в лицее преподавал учитель, ставший лауреатом всероссийской премии «Учитель России – 97» в 1998-м, а те, кто натаскивал нас по истории, обществознанию и английскому языку, по субъективным ощущениям были гораздо сильнее и как специалисты, и как педагоги, чем их коллеги, с которыми мне пришлось позже столкнуться во время учебы на журфаке СПбГУ. Далеко не последнего в России вуза, который оканчивали Дмитрий Медведев и Владимир Путин.
Когда «братство» – это не просто слово
Жизнь – штука сложная, и далеко не всегда счастливый билет в ней выпадает тем, кто этого больше всего достоин. Как в рассказе Чехова «Толстый и тонкий», два одноклассника, начинавшие карьеры в одинаковых условиях, спустя четверть века могут оказаться на совершенно разных ступенях социальной пирамиды. Но, как и в упомянутой истории, те, кому больше повезло в жизни, как правило, идут на контакт со старыми товарищами гораздо охотнее, не придавая особого значения фактору чинов и объема годового дохода бывшего соседа по школьной парте.
Впрочем, отношения начальник – подчиненный среди одноклассников на самом деле встречаются крайне редко. Гораздо более в школьном братстве распространен формат горизонтальных связей, когда товарищ, преуспевший на одной стезе, охотно выстраивает связи с одноклассником, сделавшим карьеру в совершенно иной сфере. Однако в относительно небольших городах вроде Оренбурга, где все знакомы друг с другом максимум через одно рукопожатие, а рынок не так велик, как в безразмерной Москве, горизонтальные связи бывших выпускников дают огромное преимущество.
Следует подчеркнуть, что развитие сети контактов членов школьного братства редко имеет что-то общее с такими негативными явлениями, как непотизм и коррупция. Просто магия слова «лицей № 3» на региональном оренбургском уровне действует примерно так же, как слово «Итон» на Туманном Альбионе. И пусть масштаб двух учебных заведений в контексте мировой истории несопоставим, принцип действия у них совершенно идентичен: быть выпускником элитной школы – это все равно, что получить пароль в закрытый клуб, куда заказан вход посторонним, после успешного прохождения многоступенчатой проверки на соответствие «уровню» заведения.
Насколько эффективно работает система
Как показывает практика, довольно эффективно. Если говорить только о качестве преподавания, школьные знания, полученные в лицее, позволяли выпускникам поступать на самые престижные факультеты лучших вузов страны в эпоху до введения ЕГЭ, что уже само по себе говорит о многом. Что же касается того, как сложились карьеры большинства одноклассников и ребят из параллели, то выпускники 2000 года стали создателями международных инвестиционных фондов с капитализацией в десятки миллионов долларов, региональными чиновниками самого высокого ранга, федеральными судьями, профессорами в западных университетах, боевыми офицерами в зоне СВО и высокоранговыми менеджерами транснациональных корпораций.
Конечно, в жизни так повезло далеко не всем. Однако хорошая карьера выпускников оренбургского лицея № 3 – все же скорее правило, чем исключение, причем поддержание и активное использование школьных связей играют в достижении успеха и подпитке корней русской березки роль, которую сложно переоценить.
Росток Германия