Алан Курамоцков
Герой знаменитой сказки не знал, что своим нарядом распространяет среди советских детей деструктивную идеологию и разрушает моральные устои. Кадр из фильма «Морозко»
Судя по новостям, Россию поразила страшная беда – квадроберы. Это такие люди, обычно дети, которые для развлечения одеваются в костюмы кошечек или собачек и имитируют их повадки, например прыгают и бегают на четырех лапах. Некоторые особенно бдительные политики требуют запретить квадроберов, ищут в квадробике тайный смысл и даже считают, что это спланированная идеологическая диверсия Запада против нашей молодежи. Мне же припоминается одна история из перестроечных времен, когда я сам вел себя как животное.
В то далекое холодное утро мама сказала мне: «Звонила Таисия Марковна, говорит – Колюша заболел, так что медведем будешь ты». Я сдержал радостный вопль и уточнил: «С головой?» – «Да, голова осталась в саду», – подтвердила мама, и я, уже не скрывая торжества, запрыгал на кровати. Мне предстояло масштабное шоу, в котором намечалась почти главная роль – медведь, который помогает Деду Морозу.
Многим в детсадовские годы приходилось участвовать в праздничных утренниках, главным из которых был, конечно, новогодний. Детсадов я сменил несколько и могу сказать, что креатив и кастинг у сценаристов были примитивными. Недостижимой для детей вершиной актерства были, конечно, Дед Мороз и Снегурочка. Последнюю играли или воспитательницы, или практикантки педвузов, тянувшие лямку в нашем образовательном учреждении. А Дедом чаще всего был сторож, но иногда происходил и осуждаемый в РФ трансгендерный переход – Морозом становилась одна из воспитательниц, видимо, чтобы исподволь заложить в нас нетрадиционные ценности.
Детки работали в низком жанре. Оказаться Дедом или Снегуркой никто из воспитанников и воспитанниц не мог – не было такой карьерной перспективы. Девочки были Снежинками, мальчики – Зайчиками. Это прекариат утренничной индустрии, взаимозаменяемые персонажи, нужный, но презренный класс.
Но самые амбициозные исполнители могли рассчитывать на особые роли – Почтальона и Медведя. Почтальон, хоть и возвышался над массой зайчиков, но недалеко ушел от амплуа «кушать подано» – он должен был вынести письмо, в котором сообщалось о скором прибытии Деда Мороза, сказать две реплики и уйти.
Совсем другое дело – Медведь, подручный Деда Мороза. У ребенка, ставшего Топтыгиным, был простор и много времени для самовыражения, он проводил с главным героем почти всю постановку.
Но главное – у Медведя была голова. Не ушки на макушке и чахлый хвостик, прикрепляемый на булавку сзади на шортах, как у зайцев, и не почтальонская сумка, а почти реальная, как казалось мне тогда, голова с мехом и оскалом. Это теперь я повидал всякого, и если бы ту голову мне всучили сейчас, я, вероятно, рефлекторно откинул бы ее с воплем «что за мерзость!». Реквизит в таком стиле, как я могу судить сейчас, делали на рубеже сталинского и хрущевского времени, и потому к моменту распада СССР голова уже была плоха. Гипс и картон, бурый искусственный мех с проплешинами, рваные уши, пуговичные глаза, кривые клыки – какой-то работник культмассового сектора десятилетия назад старался, делал медведя. Но Всевышний обделил художника талантом, и потому получился гибрид чебурашки и верфольфа. Воняла голова знатно – поколения детей ароматизировали ее своим потом и слюной, завхозы – нафталином, родители – подкрашивали гуашью, подмазывали смесью гипса и ПВА, чтобы Топтыгин не так сильно походил на кадавра. Но тогда я не замечал всего этого. Я видел почти настоящую голову медведя и был уверен, что лучше меня никто с его ролью не справится. Тем более что мерзкий Колюша играл подельника Деда Мороза уже два года подряд, что изрядно меня бесило.
Несколько дней я изводил родителей нытьем, требуя взять голову из сада домой под предлогом репетиций. Я, конечно, врал. Роль была мне известна, но уж очень хотелось поносить костюм и испугать кого-то, кто сказал бы мне: «Ну вылитый медведь!» В какой-то момент папа сдался и, забирая меня из сада, зашел к завхозу за головой, которую выдали под расписку и обещание беречь реквизит как золото партии. Я не мог дождаться возвращения домой и радостно скакал, пока мама разворачивала несколько слоев бумаги. Наконец, появилась голова, я схватил ее и попытался перевоплотиться в медведя. Возникла неожиданная проблема – моя черепная коробка не пролезала в предназначенное для этого отверстие. Папа, заглянув в башку, пробурчал: «Гляди – голова-то латаная-перелатаная!» И действительно, изнутри было заметно, что медвежий череп не раз подвергали вскрытию, чтобы надеть на очередного актера. Снаружи это все потом маскировалось краской и обрезками плюша. Через 30 минут папиных усилий очередная трепанация была завершена и голова сидела на мне. Разъезжающийся теменной шов смекалистый родитель прихватил какой-то шнуровкой. «Вот так вот наклоняешь – и она снимается… Надеюсь, развалится не на тебе, не то завхоз нас съест без всякого медведя», – опасливо сказал папа.
Перед утренником оставалась последняя репетиция, на которую пришла заведующая. Дважды медведь Колюша был ее племянником, а потому она хотела посмотреть, кто заменит захворавшую звезду. Я всеми силами старался доказать, что роль не зря отдали мне – вживание в образ было полным. Мой Топтыгин не чах в тени Деда Мороза, он жил своей жизнью – реагировал на реплики других героев и, что самое важное, – как настоящий медведь, ходил на четырех лапах, а временами вполне натурально рычал. Когда прогон закончился, Дед Мороз со Снегурочкой захохотали, а воспитательница Таисия Марковна, залихватски подмигнув им, сказала: «Ну, какого медведя я вам нашла? Как из леса!»
Однако тут вперед выступила заведующая и, окинув всех колючим взглядом, не слишком довольно сказала: «Все конечно хорошо, но что у нас с медведем? Он должен просто стоять около Деда Мороза и помогать ему, а вместо этого носится как угорелый! Давайте-ка еще раз, без этих обезьяньих ужимок – ты меня понял, Армен? Или как тебя…» Надо сказать, меня она недолюбливала (как считала мама – за живость характера), к тому же не могла запомнить мое имя, называя то Асланом, то Арменом, то Арамом.
Нам пришлось показать утренник еще раз. Я был чуть более сдержан, но заведующая, видимо, только укрепилась в своем мнении насчет неподобающего поведения медведя. Второй раз она выступала совсем возмущенно, как на партсобрании – тогда она была ответственной коммунисткой. «Нет, ну что делает этот медведь? Чего дрыгается? Кто научил тебя так себя вести – воспитатели или родители? – раздраженно выговаривала она. – Ты когда видел такого медведя на утреннике – чтобы он так рычал, да еще прыгал на четвереньках? Таисия Марковна, какой пример он подаст другим детям? А если все начнут вот так вот трясти задом и скакать на карачках? Наш медведь должен ходить на двух ногах, как все медведи!»
«Но медведи же ходят на четырех лапах», – упрямо пытался защититься я и еще раз показал как ходят медведи, но заведующая уже вышла из себя.
«Вы посмотрите, он еще и спорит! Он еще и паясничает! – кричала она. – Нет, Арам, нам такой медведь не нужен, возвращай реквизит! Таисия Марковна, кто еще может у вас быть медведем?»
Я не верил своим ушам и стоял уже как образцовый утренничный медведь – вытянувшись в струнку, с руками по швам. «Ну, что ты, остолбенел? Снимай голову, говорю!» – торопила заведующая. Я молчал и чувствовал, как в медвежьей башке по моим щекам текут два ручья слез. Отдать свою роль кому-то еще я был не готов. Тогда заведующая шагнула ко мне и попыталась стянуть голову, потащив ее вверх, но папина шнуровка выдержала – это совсем взбесило начальницу. Она, приговаривая «кому говорю – отдавай реквизит!», принялась дергать медвежий череп в разные стороны.
В этот момент я, и как человек, и как медведь, совсем потерял голову. Выбрав рекомендованный папой наклон, я с громким воплем стащил черепушку с себя, поднял над собой и со всей силы шмякнул о паркет. Казалось, на пол упала как минимум противопехотная мина – гипсово-картонная конструкция разлетелась в разные стороны, обдав стоявших рядом белой пылью и осколками.
Дальнейшее помню смутно, могу сказать только, что больше медведей на утренниках в том детском саду не было. У всех, кроме медвежьей головы, все сложилось хорошо. Колюша выздоровел, вырос и стал автомехаником. Я тоже вырос, на четырех лапах передвигаюсь не чаще, чем все остальные сограждане. Таисия Марковна давно на пенсии, и, когда мы с ней случайно встречаемся, любит вспоминать эту историю. Заведующая через некоторое время после описываемых событий отринула учение Ленина, продвинулась по демократической общественной линии и, находясь в преклонных годах, до сих пор занимается молодежной политикой. Я совсем не удивлюсь, если и сейчас она стоит в авангарде борьбы с квадроберами. n
