Гоголь был настоящим стилистом во всех смыслах этого слова. Антс Лайкмаа. Портрет Николая Гоголя. 1902. Музей Ляэнемаа, г. Хаапсалу |
Знакомые заставали его то с ножницами и иными портняжными материалами «в задумчивости», то за работой над текстом облаченного в шерстяные русские чулки выше колен, бархатный спенсер сверх фланелевого камзола, разноцветный шарф и малиновый, шитый золотом кокошник, «весьма похожий на головной убор мордовок».
Да, это всё Гоголь. Стилист во всех смыслах. А вовсе не только «словесный кулинар», о чем читатели обычно вспоминают в первую очередь. Похожие на магические заговоры гурманские описания шипящей меж зубами стерляжьей ухи с молоками, расстегаев или кулебяк с сомовьим плёсом оставляют куда более глубокий след в памяти школьников и студентов, чем упоминания тканей и фасонов. А зря.
Знающие толк в академических изысках исследователи, оказывается, давно – целый век как, судя по разным библиографиям, – упражняются в дешифровке того, что имел в виду Гоголь в своих фешен-обзорах, и одной шинелью их поиск криптограмм не ограничивается.
Итак, узнать Гоголя с такой неожиданной стороны можно буквально сейчас, посетив мемориальный музей Дом Н.В. Гоголя на Никитском бульваре в Москве – как раз в этой усадьбе, расположившись на первом этаже, писатель провел последние примерно четыре года своей жизни. Здесь он читал друзьям и артистам Малого театра (кстати, на это действо явились не все) пьесу «Ревизор». А также, по преданию, здесь же он сжег рукопись второго тома «Мертвых душ», но, кстати, сжигать неудавшиеся фрагменты в то время не было чем-то экстраординарным ни для Гоголя, ни для других авторов.
И, познавая особое «Искусство жить дома» в рамках проекта Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, сейчас в Доме Гоголя можно увидеть не только воссозданные с документальной точностью интерьеры комнат. Не только множество экспонатов, включая два таких знаковых атрибута, объединивших в себе, пожалуй, почти все ипостаси Гоголя, как полученная им в подарок от матери костяная игольница с пилигримом на крышке и записная книжка, украшенная вышивкой (венком из цветов), в которую писатель заносил впечатления и необычные услышанные им слова.
Помимо всего этого, там же можно попасть еще и на выставку под метким названием «Стежки и строчки» (проходит до конца июня). Это вписавшиеся в домашнюю обстановку Гоголя почти до растворения – до нераспознавания на первый взгляд – работы современных художников – мастеров декоративно-прикладного искусства: произведения, выполненные в техниках ткачества, вышивки и шитья.
Тут стоит добавить еще несколько штрихов. Гоголь любил путешествовать, и вовсе не только по Италии, но и по родным краям, ездить по стёжкам-дорожкам, и то и дело его путешествия прерывались на остановки, для того чтобы собрать для гербария очередной букет полевых цветов и с восхищением рассказать попутчикам о какой-нибудь ботанической подробности. Это тоже ложится в общую канву повествования выставки «Стежки и строчки» – и этому тоже посвящены современные работы художников, вступивших в диалог с писателем.
А чтобы стать соучастником такого диалога, посетителям выставки предстоит самостоятельно сыграть со всеми смысловыми перекрестками домашнего пространства и со всеми слоями времени, перетекающего из прошлого в настоящее и обратно, взяв за основу специально подготовленную к этому проекту карту с секретиками-«пасхалками», отмеченными черными точками на схемах комнат.
Современные художники оказались очень созвучны классику, любившему и вышивать, и собирать гербарии. «Сад памяти 2.0» Дарьи Неретиной встречает посетителей в передней Дома Гоголя. Фото предоставлено пресс-службой ГМИИ им. А.С. Пушкина |
Рядом же спрятались «Гербарии», состоящие из фантастических цветов с вкраплениями бисера и как будто кружев от Лены Ярулиной, которые неизвестно где растут или даже обитают – разве что в каком-нибудь южно-фантазийном, вышитом черным по белому «Тихом пейзаже» от Ксении Пархоменко.
А как насчет архитектурных артефактов и деталей? В гостиной с «того самого» камина лицом к зрителю повернуты вышивки, так и оставшиеся в пяльцах: «Наличники». «Стежок за стежком переношу свои мысли на ткань, словно записи в личном дневнике, возрождая мир прошлого – его образы, символы и сюжеты», – пояснила на одном из сайтов автор, художница Анна Холоша.
И кстати. Это известный писательский прием, позволяющий преодолеть и страх белого листа, и те барьеры, которые мешают услышать идущий издалека чей-то голос (что получается все равно не всегда). «Прежде ему невольно писалось, потом он хотел писать и, как Гете, смешал свою личность с независимым от его личности вдохновением, – вспоминал о последнем творческом периоде Гоголя Владимир Соллогуб. – Он постоянно мне говорил: «Пишите, поставьте себе за правило хоть два часа в день сидеть за письменным столом и принуждайте себя писать». «Да что же делать, – возражал я, – если не пишется!» – «Ничего... возьмите перо и пишите: сегодня мне что-то не пишется, сегодня мне что-то не пишется, сегодня мне что-то не пишется и так далее, наконец надоест и напишется».
Но и это не все. В зале под названием «Ревизор» невозможно пройти мимо занавеса, а точнее – того, что к нему прикреплено: многозначной и многозначительной работы Елены Самородовой и Сергея Сонина. Колокольня-маяк в усадьбе Арпачёво Тверской области архитектора Николая Львова. Аппликация будто на знакомом с детства одеяле с ромашками: покосившаяся, полуразрушенная колокольня-маяк в окружении сорок (а может, и соек, как отметила куратор выставки Дарья Колпашникова), вспорхнувших словно от резкого звука, пробуждающего звона.
Еще минута – и вдруг там вьются уже и не птицы вовсе. Или не только птицы, но и шестикрылые серафимы. «То ли постапокалиптический мир, то ли параллельная реальность», – описывали вселенную художников несколько лет назад арт-критики, упоминая еще и квантовые перемещения между зримым и незримым. Дух захватывает на таких эмоциональных качелях.
И об этом тоже размышляешь на выставке. За нотку самоиронии отвечает аппликация «Ревизор» с соломенной шевелюрой (Саша Браулов), разместившаяся там, где раньше было зеркало. Предложение взглянуть на одно из своих отражений? «Все зависит от той стороны, с которой кто смотрит на вещь», – тут же цитирует Хлестакова автор. А в кабинете Гоголя в оконном проеме дрожит от каждого дуновения бисерно-серебристая слеза – работа Аси Заславской из серии «Tears» («Слезы»). И в том же кабинете на отблесках света из другого окна пульсирует «Нервная система» от Дарьи Кузнецовой – с вкраплениями алой крови. И ведь даже галлюцинирующим нейросетям такое (пока?) и не снится.