Нонна Верховская
|
|
Альбом, о котором я страстно мечтала в детстве. Юрий Колпинский. Скульптура Древней Эллады. Издательство Академии художеств СССР. 1963 |
Напротив дома стоял небольшой сарайчик для хранения садовых принадлежностей, там был и топчан с матрасом, набитым душистой соломой и клевером. Этот сарайчик был местом, куда папа ежедневно заточал меня на два часа, чтобы я не слонялась по участку без дела, а читала заданную на лето внеклассную литературу. Сам он читал много, особенно любил поэзию и мог часами по памяти декламировать вслух особо любимых им Лермонтова, Есенина и Блока. Папа очень огорчался, что я, перейдя во второй класс, мало читала (странно, конечно, звучит по нынешним временам!). Его «сарайчиковый» метод оказался действенным и привил мне на всю жизнь любовь к чтению.
В детстве я часто болела ангиной, и тогда родители укладывали меня на раскладушку посреди поляны. Часами я глядела в бездонную синь неба, разглядывая облака. В вышине происходили всяческие метаморфозы, за которыми было очень интересно наблюдать. Вот проплыли белоснежные кучевые облака, плотные, словно сделанные из ваты: большое облако – собака и рядом щенок. Собака открыла пасть и играет со щенком. Через минуту щенок уже отделился от нее, а голова собаки вдруг превратилась в дракона, но щенка ей уже не догнать. А вот пролетел ангел с распростертыми крыльями, весь из чего-то прозрачного, за ним выросла гряда гор – бело-голубых, протянувшихся вдоль всего горизонта…
Иногда в небе появлялся крошечный самолетик, который чертил тоненькую белую линию – словно прошивал небесно-голубую ткань орнаментом. Как весело было следить за этой полосой, постепенно разраставшейся вширь, начинавшей пениться – и, наконец, таявшей до полного исчезновения. Время за разглядыванием облаков пролетало незаметно. Думаю, что моя любовь к влажно-воздушным пейзажам Уильяма Тернера зародилась именно тогда, задолго до моего знакомства с его картинами.
Постепенно полуденный свет становился мягче, сменяясь косыми лучами близящегося заката. И вот уже верхушка зеленой листвы дальнего дерева сияет расплавленным золотом. Пролетающие птицы, попав в полосы розоватого света, вмиг словно по волшебству окрашиваются серебром; стая плавно разворачивается – и крылья птиц отливают уже золотом. От реки тихонько ползет туман, и мама спешит увести меня от вечерней сырости в дом и напоить теплым молоком. А ночью мне снятся волшебные облака и птицы, золотые и серебряные…
В этом же поселке жила семья папиного младшего брата, дача его была в самом конце, прямо за ней начинался лес – хвойный массив с лесным озером, в котором плавали ярко-желтые кувшинки. Папа нередко наведывался в дом брата и брал меня с собой. Дядя Коля, молодой, симпатичный, с особым чувством юмора, привлекал меня настолько, что ради его рассказов и шуток я нередко оставляла подружек и игры, а в его сына Колю, моего ровесника, по-детски была влюблена, мысленно сравнивая нас с Гердой и Каем. Память не раз возвращала меня к одному и тому же эпизоду – мы с Колей сидим на веранде второго этажа и под стук теплого дождя рассматриваем большую книгу в бордовой обложке с тисненым гербом – фотографии архитектурных шедевров Праги.
|
|
Плотные, словно сделанные из ваты облака на глазах меняли очертания, превращаясь из собаки в динозавра, из пера в ангела. Иллюстрация Dreamstime/PhotoXPress.ru |
Но самой большой моей страстью в детстве была античность. Папа каждый выходной брал меня с собой в Историческую библиотеку в Старосадском переулке – прививал мне любовь к греческой литературе, особенно к «Илиаде» Гомера, которую помнил еще с реального училища, в котором учился до революции. Папа раскрывал тяжеленную книгу с гравюрами и потихоньку читал мне вслух. Тогда я мало что понимала в гомеровском эпосе, но величественный ритм гекзаметра заворожил навсегда. С тех пор я увлеченно читала и перечитывала «Мифы древней Греции» Куна и помнила наизусть все имена богов Олимпа и античных героев.
Чтение в Исторической библиотеке поощрялось неизменным посещением самого роскошного кондитерского магазина на Покровке. Он славился не только сладким товаром, но и своим убранством – двухметровыми китайскими фарфоровыми вазами, большими стеклянными витринами и необычной формы прилавками с конфетами и пирожными. В ожидании покупки я любовалась лепными потолками, драконами и пионами на огромных вазах, подарочными коробками конфет, отделанными внутри шелком и кружевами. Шоколад не прельщал меня – я любила сливочную помадку в форме маленьких шоколадных розеток в вощеных корзиночках и трехцветный ирис, продававшийся на развес. Ни трехцветного ириса, ни шоколадной помадки давно нет в московских магазинах, да и сам кондитерский на Покровке прекратил свое существование еще в 1990 году.
Однажды мы с папой увидели в витрине книжного киоска Музея изобразительных искусств на Волхонке альбом «Скульптура Древней Эллады» Колпинского, а в нем стройные кариатиды Эрехтейона, коры и куросы, смотрящие в вечность с загадочными улыбками, – и античность словно ожила для меня.
Вскоре мне представился случай получить книгу, о которой я страстно мечтала. Случилось это тоже на даче. Правление поселка решило организовать детский досуг и попросило московского архитектора Бадикова открыть кружок рисования. Многие, в том числе и я, ходили на эти уроки. В конце лета Бадиков объявил о проведении конкурса на лучший рисунок и призах для победителей. Рисовать я любила и подготовила три пейзажа, а еще, впечатленная вышедшим тогда на экраны фильмом Козинцева «Гамлет», карандашный профильный портрет Анастасии Вертинской в роли Офелии. Мне присудили первое место, и в качестве приза я получила заветный альбом!
С тех пор я поверила в поговорку «мечты сбываются». А спустя много лет узнала, что председатель правления предварительно выяснял у родителей, о каком призе мечтал их ребенок. Ну прямо как у Грина в «Алых парусах»: «Чудеса нужно делать своими руками. Если душа человека жаждет чуда – сделай для него это чудо. Новая душа будет у него и новая – у тебя».
