Мария Давыдова
Для кого-то все приятное в жизни само собой разумеется. А для кого-то нет… Кадр из мультфильма «Винни-Пух и день забот». 1972
Только сугроб и будильник
С детства мне казалось, что того, чего нет сейчас передо мной – его и вовсе нет.
Уже вполне взрослая тетенька лютой зимой легко могла кому-нибудь задать вопрос: «А ты веришь, что лето и море вообще бывают на свете?»
Собеседник смотрел выразительно, а мне становилось стыдно. Потому что лютой зимой мне, например, и теперь совершенно ясно, что не бывает никакой горячей гальки под босыми ногами. И крабов, притаившихся в соленой теплой воде в расщелине маленькой, нагретой южным солнцем скалы: до нее можно доплыть и сидеть, обхватив колени и наблюдая за всякой живностью в прозрачной воде, – их тоже не бывает.
Вообще всего этого не бывает, а взамен бывают сугроб, будильник и категория «всегда темно».
Лет примерно в 16 я в марте, на весенние каникулы, приехала к бабушке в Ораниенбаум. Бабушка попросила съездить с ней на дачу: от Ломоносова, он же Ораниенбаум, три остановки на электричке, крохотная платформа с домашним названием Дубочки. Там, конечно, всегда лето: в канаве живут головастики, шиповник цветет и гудит шмелиным басом, а в доме обедают на тарелках с сиренью и золотой каймой.
Март. Ленинградская область. Снег хоть и подтаял, но лежит, конечно, еще довольно плотно. Платформу Дубочки как-то мне удалось миновать, ни о чем не догадываясь. Равно как и долгий путь к Березовой улице мимо привычных и памятных, а теперь спящих в синеватых сугробах деревянных домов не навел на необходимые размышления. И вот мы с бабушкой уже возимся с подмерзшим за зиму замком, а потом пытаемся открыть раздобревшую от мороза и влаги калитку, а за ней, понятное дело, всегда лето. Всегда сад, полный цветов, и яблони, полные яблок. Всегда бочка с дождевой водой, в которую дед меня тайком от бабушки сажал в жаркую погоду. Всегда...
Наконец калитка со скрипом открывается. За ней все те же подтаявшие синеватые сугробы да стужа. Никаких цветов, тарелок с сиренью и бас-шмелей, ясное дело, нет. Я почему-то потрясена, но благоразумно молчу, подозревая, что бабушка и так втайне меня жалеет, как не слишком дружащий с логикой экземпляр человеческой породы...
Но потрясение свое помню до сих пор: где же лето?!
Много лет прошло и теперь, разглядывая присланные мне фотографии из Непала, снова ловлю себя на том, что вот хоть убей, но не верю я ни в какой Непал – воля ваша, как по мне, так никакого Непала и не бывает вовсе. Хотя сейчас, когда все вокруг так дружно зазеленело, все-таки больше верю, чем зимой.
До помойки и обратно
Я купила пуховик.
Ну да, весной, в конце марта, купила пуховик.
Когда люди уже размышляют о том, что будут носить этим летом.
Но, во-первых, он стоил соблазнительно дешево – в преддверии лета. И, может, он был последним или предпоследним пуховиком в этом сезоне.
А во-вторых, он был таким милым, необычного покроя и еще более прекрасного цвета.
А в-третьих, когда я мерзну, я не верю, что скоро буду страдать от жары. А мерзла я зимой и даже весной постоянно. Мерзла и мерзла и куталась в зимнее – еще несколько дней назад куталась, когда уже из земли повылезли первые неопознанные ростки. В общем, купила я его и теперь кутаюсь в чудесный золотистый пуховик-одеяло. В нем и встречаю весну. И почти не мерзну.
Другое дело, где и как я ее встречаю.
Давеча, например, собралась на помойку. Тоже развлечение.
Хотела надеть что попало, а потом думаю: а вдруг завтра будет лето. Когда же тогда я буду носить свой чудесный золотой пуховик?!
Тут же ничтоже сумняшеся надела его, сверху нахлобучила шляпку, в руки по пакету с мусором – иду мусор выносить.
Да, и еще у меня есть соседка: прелестная маленькая женщина без возраста. Всегда нарядно и к лицу одетая. Мы уже давно соседствуем, и когда дети были маленькие, наряжаться мне приходилось намного реже. А вот выходить из дома – куда чаще. И каждый раз я, когда встречала соседку, восхищалась ее нарядностью и изяществом. Один раз не выдержала и спросила:
– Вы, наверное, в театр идете или на концерт?
А она в ответ:
– Нет, что вы, сначала на помойку, а потом за сметаной.
И вот наконец настало мое время: я в шляпке и золотом пуховике – порх из подъезда.
Навстречу соседка:
– Какая прелестная шляпочка у вас! И пуховичок очень необычный! Вы, наверное, в театр собрались?
Я (гордо):
– Нет, что вы, сначала на помойку. Потом обратно.
Хотела добавить про сметану, но не смогла.
Очень уж я правдивая.
Условная ничья
Иду по аллее (на самом деле по скверу, но по аллее выходит поэтичнее).
|
|
Где же та калитка, за которой вечное лето? Фото Евгения Никитина |
Вдруг вижу: навстречу идет грустная зимняя собака в попоне, ведет хозяйку в полузимней куртке и шапке набекрень.
Можете себе представить?!
Вот оно какое, наше лето.
Прочла где-то: все дело в том, что мы зацикливаемся на неприятном, пропуская позитивное. Дескать, приятное как бы само собой разумеется, а гадкое – нет. Хотя это для кого как. Вот ослик Иа, например...
Оттого-то, согласно теории, я сама себе и напоминаю грустную собаку, что подсчитываю черные камушки, пропуская белые. А нужно так: грустное или в целом плохое – откладываем черный камешек. Хорошее – белый. В конце дня подсчитываем. Делаем вывод. Автор методики обещал – результат должен приятно удивить.
Камешками я пока не обзавелась в достаточном количестве, поэтому считаю мысленно: грустная, озябшая собака – черный камешек в копилку нынешнего лета.
Дальше по аллее прогалина в деревьях, сквозь нее на дорожку льется золотой невечерний и отчасти нездешний свет. И в этом свете белые пушинки с тополей непрерывно выкладывают в воздухе причудливый узор. Как снежинки, но по-другому. В этом белом танце, теплом снегу и золотом свете идет навстречу человек – довольно обычный, даже пожилой и, возможно, обладающий не самым воздушным в мире силуэтом. Но как же это красиво! Как красиво, о, вечерние боги мои!
Белый камешек.
Под ноги мне влетает шишка с лиственницы, за ней гонится веселая летняя собака безо всякого намека на попону. Ей и так тепло. Отдаю собаке пас ногой. Шишка скачет по асфальту, за шишкой скачет собака. Коварная шишка, настигнутая и достигнутая в два прыжка, подлетает высоко в воздух и приземляется в траву. Собака скачет. Хозяйка издали зовет и ругает собаку. Шишка не сдается. Собака настигает. Я смеюсь. Собака тоже смеется.
Белый камень.
Два – один.
Нюхаю шиповник. Большой куст обнюхан полностью. Перехожу к следующему. Шиповник кончается, начинается жасмин, он же чубушник, хотя это не точно.
Белый камешек.
Три – один.
Винни-Пухи вырываются вперед.
Ослики Иа грустно машут хвостами, которых у них нет.
На лавочке сидят трое: мама, мама мамы плюс кто-то маленький и верткий – не разобрала, кто. Верткий вертится и куда-то стремится. Прохожу мимо, слышу:
– Куда ты лезешь?! Там крыса живет, знаешь? Во-от такая. Даже больше. И она тебя... тебе...
Психологи и фармакологи будущего не останутся без работы. К сожалению.
Однозначно черный шар в лузу сегодняшнего дня.
Сколько там набило: три – два, кажется?
Плюс телефон сел – только я собралась запечатлеть сумерки, хотя их в принципе невозможно запечатлеть.
Три – три, условная ничья.
День еще не кончился, а я уже устала считать.
Нужно выдумать приспособление какое-никакое – выкладывать условный черно-белый узор бытия по мере наполнения дня.
Черный-белый.
Черный-белый...
