Максим Артемьев
Спички не раз становились героинями книг и фильмов. И душераздирающей сказки Андерсена о замерзшей девочке. Кадр из мультфильма «Девочка со спичками». 2006
Недавно ко мне подошла дочь и попросила… чиркнуть спичкой. Ей уже 17 лет, но она ни разу в жизни ими не пользовалась, плита у нас электрическая, а курить она не курит, а если бы и курила, то пользовалась зажигалкой. Оттого перед спичками, которые она берет в руки не чаще чем раз в год, у нее суеверный ужас. В ее жизни их нет.
Мы теперь об этом забыли, но на протяжении десятков и сотен тысяч лет важнейшей проблемой человечества было добывание огня. Недаром книга Рони-старшего – популярное чтение советских детей – называлась «Борьба за огонь». Да, люди овладели огнем, и это стало важнейшей технологической революцией, возможно, и создавшей homo sapiens, но вот как его получить – здесь и сейчас – долгое время оставалось проблемой. В ход шло мучительно долгое натирание палочек друг о друга, высушивание трута, поиск кремней и т.п. Поэтому люди предпочитали поддерживать пламя круглосуточно, чтобы всегда был источник огня. Оттого иные племена, как заметил Миклухо-Маклай у папуасов, вообще не умели его добывать, полагаясь на нетухнущий костерок.
Но костер с собою носить невозможно, а с огнивом немало проблем, начиная с сырой погоды. Поэтому изобретение спичек в начале XIX века стало поистине новой революцией в быту, ничуть не меньшей по своему значению, чем паровая машина Уатта или швейная машинка Зингера. Огонь отныне оказался легкодоступным. Это влекло за собой разнообразные последствия, в том числе непредвиденные, начиная с массового распространения плакатов «Спички детям не игрушка», давших заработок множеству художников-оформителей, да и сочинителям подписей к ним тоже. Пожаров от спичек, намеренных и непреднамеренных, действительно случилось за почти 200 лет множество. Люди обалдели от возможности легко получать огонь, и их нужно было все время одергивать.
Литература чутко реагировала на перемены в быту. В 1835 году Ганс-Христиан Андерсен написал знаменитую сказку «Огниво». А уже ровно через 10 лет, в 1845-м, он сочинил душераздирающую сказку «Девочка со спичками»: огниво было уже неактуально. Причем написал он ее в качестве торговой рекламы спичек. Последние стали важным бизнесом к середине XIX века. Впрочем, не все серьезно относились к изобретению. Толстой, например, пренебрежительно бросал в «Воскресении»: «...сам же проживал из заработанных пятидесяти-шестидесяти рублей в год два-три рубля на баловство: на табак и спички».
Примечательно, что русские люди того времени не стали воровать у иностранцев новое слово, как бы сделали сейчас, а придумали, точнее, приспособили свое. «Спичка» происходит от «спицы». И поначалу это слово значило именно тонкую палочку. Поэтому, когда мы читаем в «Ледяном доме» у Лажечникова «немец в трехугольной шляпенке, в изодранном кафтанишке, худой, как спичка», то надо понимать, что речь идет не про зажигательные спички: во время действия романа (да и написания) их еще не существовало (по крайней мере в России). То же самое у Гоголя в «Вечерах на хуторе близ Диканьки»: «Вздевши на длинные деревянные спички галушки, начали есть». И Лесков уточнял для непонятливых: «...два раза приходила в комнату искать зажигательных спичек» («Некуда»).
Спички бывали серные, фосфорные и – последний писк моды – шведские, самые безопасные и удобные. Их четко между собой различали: «Фосфорные-то спички – а?» – спрашивал герой Достоевского. Спичками пользовались так часто, что они быстро стали чем-то привычным, к ним прибегали даже при описании природы, как у Чехова: «Налево, как будто кто чиркнул по небу спичкой, мелькнула бледная, фосфорическая полоска и потухла».
Антон Павлович обессмертил изобретение своим пародийным рассказом «Шведская спичка», опередив попутно Конан Дойля введением пары «опытный следователь – его наивный помощник» и показав, как из детективного чтива можно сделать шедевр со множеством смыслов. Из рассказа мы узнаем тонкости о спичках в России того времени: «Насколько я помню, Марк Иваныч не курил; в общежитии же он употреблял серные спички, отнюдь же не шведские. Эта спичка может служить уликой... К моим услугам шведская спичка, употребления которой еще не знают здешние крестьяне. Употребляют этакие спички только помещики, и то не все… Посетил я на пути все лавочки, кабачки, погребки, спрашивая всюду шведские спички. Всюду мне говорили «нет»… Валандался целый день и только час тому назад набрел на искомое. За три версты отсюда. Подают мне пачку из десяти коробочек. Одной коробки нет как нет... Сейчас: «Кто купил эту коробку?» Такая-то... «Пондравилось ей... пшикают».
|
|
И повести финского писателя и революционера Майю Лассила. Кадр из фильма «За спичками». 1980 |
Разумеется, спички обыгрывались в романе Гашека:
«– А, это вас привели. Э... нет ли у вас спичек?
– Никак нет, господин фельдкурат, – ответил Швейк.
– А... а почему у вас нет спичек? Каждый солдат должен иметь спички, чтобы закурить. Солдат, не имеющий спичек, является... является... Ну?
– Осмелюсь доложить, является без спичек, – подсказал Швейк.
– Совершенно верно, является без спичек и не может дать никому закурить».
Эдуард Багрицкий в «Думе про Опанаса» блеснул фразой:
А штабной имел к допросу
Старую привычку –
Предлагает папиросу,
Зажигает спичку.
Самуил Маршак написал унылую «Сказку про спички» с подзаголовком «Из Ганса Кристиана Андерсена»:
– Мы озаряем целый дом
Своим волшебным светом!
Наш яркий блеск неугасим,
Он служит высшей цели!
Зато его соперник Корней Чуковский сочинил куда бойчее:
А лисички
Взяли спички,
К морю синему пошли,
Море синее зажгли.
Младший товарищ Чуковского Леонид Пантелеев написал нравоучительный рассказик «Спички» на тему, популярную у советской либеральной интеллигенции, а Михаил Светлов – не менее унылую, чем у Маршака, «Спичку»:
Я желаю, подобно осине,
В сотни втиснуться коробков.
Чтоб носили меня, зажигали,
Чтобы я с человечеством
был…
К середине XX века в русской литературе явственно обозначился кризис спичечного жанра. Мир переходил на зажигалки, и теперь следовало воспевать их. Но в СССР с бытовым техническим прогрессом неустранимо существовали проблемы, и потому вплоть до его развала прикуривали и поджигали преимущественно спичками. В стране продолжали действовать 26 спичечных фабрик. К делу пытались подходить творчески, ведь спичками можно было не только разжигать, но использовать их и вовсе без огня – как у Шукшина: «Моня закурил, откинулся на спинку стула и стал ковырять спичкой в зубах – просто так, нарочно, чтобы ничтожным этим действием подчеркнуть огромность того, что случилось ночью и что лежало теперь на столе в виде маленьких рисунков. И Моня испытал удовольствие: на столе лежит чертеж вечного двигателя, а он ковыряется в зубах». Шукшинский герой не имеет зажигалки и зубочистки, но изобретает вечный двигатель – горькая ирония над окружавшей действительностью.
