Молоко и молочницы в русской и мировой литературе

В давние времена молоко было малодоступным.  Алексей Венецианов. Молочница (Крестьянка с подойником). Не позднее 1826.  Русский музей

Придет, бывало, к нему худенькая девочка, он говорит ей: «Ты хочешь, чтобы я выписал тебе рецепт? Нет, тебе поможет молоко. Приходи ко мне каждое утро и получишь два стакана молока». И по утрам, я замечал, выстраивалась к нему целая очередь».

У крестьян же молочная корова считалась кормилицей семьи. Лучше всех об этом написал Лев Толстой в рассказе для детей «Корова», который можно перечитывать бесконечно, наслаждаясь и материальной осязаемостью описаний, и необычайным лаконизмом, и психологической тонкостью. Любопытно, что незадолго до «Коровы» Иван Тургенев перевел «Красную Шапочку». Но в оригинале у Шарля Перро девочка несет бабушке лепешку и горшочек с маслом, Тургенев же изменил их на кусок пирога и бутылку молока. Видимо, счел, что для русских читателей так будет привычнее. Ведь у него в «Хоре и Калиныче»: «Федя принес мне молока с черным хлебом… Здоровая баба, одна из его невесток, принесла горшок с молоком».

Молока не хватало (у Пушкина оно почти не упоминается, я нашел у него два раза в связи с Кавказом, и один раз относительно Балкан, причем в первом случае это в «Путешествии в Арзрум», во втором – в переводах из Мериме, то есть не в оригинальных стихах, и не о повседневной российской жизни, у Лермонтова молока я не нашел вообще) по многим причинам: и низкие удои, и малочисленность стада, и трудности с транспортировкой, хранением и переработкой. Молочных заводов не имелось, холодильников тоже. И в магазинах молоко не продавалось. Его доставляли молочницы – каждая своему покупателю. Они стали героинями художественной литературы надолго. В «Улиссе» Джойса старуха-молочница – одна из четырех действующих лиц первой главы. Молоко и дальше часто обыгрывается в тексте романа. Мать и дочь, торговки молочными продуктами, желающие сэкономить на их транспортировке, – героини классического рассказа Ги де Мопассана «Признание».

А вот «Закат» Бабеля: «Скотницы доили уже коров в третий раз, и работницы мадам Парабелюм таскали ей на крыльцо ведра вечернего молока. И мадам Парабелюм стояла на крыльце, хлопала в ладоши.

– Бабы, – кричала она, – свои бабы и чужие бабы, Берта Ивановна, мороженщики и кефирщики! Подходите за вечерним молоком.

А в 1950–1960-е стало обычным перекусом.  Кадр из фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». 1965

Одесскую историю (примечательно – в крупнейшем городе империи содержали коров, что уж говорить про местечки) про молочниц продолжили одесситы Ильф и Петров: «Час дворников уже прошел, час молочниц еще не начинался… но уже доносится далекий гром: это выгружаются из дачных поездов молочницы с бидонами. Сейчас они бросятся в город и на площадках черных лестниц затеют обычную свару с домашними хозяйками… На Приморский вокзал человек в сандалиях прибыл в ту минуту, когда оттуда выходили молочницы. Больно ударившись несколько раз об их железные плечи… По дороге он задирал молочниц, ибо час этих оборотистых женщин уже наступил». Как видим, в начале 1930-х в Одессе-Черноморске бал по-прежнему правили молочницы, но нарком Микоян уже готовил их уничтожение как класса. Однако буквально накануне войны они еще играли роль в дачных поселках под Москвой, чему свидетель Аркадий Гайдар: «Очень кстати в сад тут вошла с бидонами молочница и, отмеривая кружками молоко… Утром молочница не застала дома троих постоянных покупателей. На базар было идти уже поздно, и, взвалив бидон на плечи, она отправилась по квартирам… Пройдя через калитку, старуха нараспев закричала: «Молока не надо ли, молока?» Молочница в «Тимуре и его команде» – запоминающаяся комическая героиня второго плана. Кстати, и Катаев отметился в «Парусе» историей про молоко в дореволюционной Одессе: «Это было так же общеизвестно, как то… что мороженщики делают мороженое из молока, в котором купали больных». Не забыл он и про торговок: «Петя заметил, что такие сережки чаще всего бывают у молочниц».

Молоко до индустриальной эпохи не было повседневным напитком. Валентин Распутин в «Уроках французского» как раз описывает ситуацию в самые тяжелые сталинские годы разорения русской деревни: «Молоко мне наказано пить от малокровия, у меня часто ни с того ни с сего принималась вдруг кружиться голова… Теперь у меня появились деньги. Я не позволял себе чересчур увлекаться игрой и торчать на полянке до вечера, мне нужен был только рубль, каждый день по рублю. Получив его, я убегал, покупал на базаре баночку молока (тетки ворчали, глядя на мои погнутые, побитые, истерзанные монеты, но молоко наливали), обедал и садился за уроки. Досыта все равно я не наедался, но уже одна мысль, что я пью молоко, прибавляла мне силы и смиряла голод. Мне стало казаться, что и голова теперь у меня кружится гораздо меньше… Опять я бегал на базар и покупал молоко – теперь уже в мороженых кружках. Я осторожно срезал с кружка наплыв сливок, совал рассыпающиеся ледяные ломтики в рот и, ощущая во всем теле их сытую сладость, закрывал от удовольствия глаза. Затем переворачивал кружок вверх дном и долбил ножом сладковатый молочный отстой. Остаткам позволял растаять и выпивал их, заедая куском черного хлеба».

Но уже после технологической революции в 50–60-х молока стало много – вспомним «Операцию «Ы», где Шурик обедает на стройке булкой, запивая бутылкой молока: типичный рабочий перекус времен застоя.