Когда тебе выкатывают условие: «Вы поставьте спектакль, а потом я решу, давать ли вам разрешение на исполнение». Фото Dreamstime/PhotoXPress.ru
У одного моего друга – режиссера была поговорка: «Это было страшно, как моя жизнь во время постановки «Риголетто». Я в том спектакле участвовала и помню, что это были несколько месяцев ада. Если вкратце, представьте, что вы – пилот, вам завязали глаза, посадили за штурвал самолета и говорят: «Ну, взлетай же!» Вы, может, и отказались бы, но под вами горит взлетно-посадочная полоса, так что вариантов у вас немного.
Вот приблизительно так мы себя чувствовали. Целиком спектакль собрался менее чем за сутки до премьеры. Сначала выяснилось, что аранжировщик существует в ином временном измерении. Он совершенно не ожидал, что от него начнут требовать музыку в этом столетии. Когда я появлялась на пороге его студии с твердым намерением забрать часть готовой фонограммы, то всякий раз чувствовала себя Черным человеком, который явился к Моцарту за «Реквиемом». Он смотрел на меня с ужасом. Его глаза расширялись, и в огромных испуганных зрачках отражалась я с черными крыльями за спиной и косой, поблескивающей острым лезвием.
Потом мастерские опоздали с изготовлением декораций. Затем выяснилось, что, даже если они успеют их сделать, репетировать в них мы не сможем. Премьера должна была состояться во Франции, и, чтобы все оформление успело доехать и пройти таможню, нужно отправлять его на две недели раньше – поэтому оно будет отправлено прямо из мастерских, и мы увидим его только на месте. Правда, нам обещали, что мы сможем порепетировать в декорациях уже на площадке, у нас же там будет целых три дня. Этого более чем достаточно – с точки зрения дирекции. Это же хоть обрепетируйся, полагает руководство.
Но когда мы приехали во Францию, выяснилось, что некто забыл документы для растаможки в Москве, и наши декорации до сих пор болтаются где-то на складе. (Этот некто тогда сильно удивлялся, что их невозможно найти без накладных. На складе международного аэропорта – как не найти-то?) А когда декорации наконец доехали до театра, выяснилось, что они-таки не доделаны! Художник, которая ехала с нами, металась между отдельными их частями, как шаровая молния. Она приклеивала, пришивала, стыковала между собой неведомые детали, в которых мы завтра должны были уверенно и бодро играть спектакль. Актеры поняли, что одна она это не соберет никогда, и скоро почти вся труппа кружила вокруг декораций с нитками, ножницами и какой-то неведомой штуковиной, которую нужно приделать сюда и именно таким образом, иначе все не взлетит. Ночью мы сделали единственный прогон и на следующий день сыграли премьеру. Мы еще были в полном оцепенении, когда поняли, что все состоялось, что это успех и мы выжили. А ведь буквально летели «на честном слове и на одном крыле»! Словно какая-то невидимая рука подхватила нас и перенесла через пропасть.
Видимо, та же рука – или, может, тяга к острым ощущениям – подтолкнула меня спустя несколько лет самой податься в режиссуру и взяться за постановку спектакля. Как писал кто-то из сатириков: одна голова не беда, а если беда, то не одна. Ну, казалось бы, что мне там делать? Это же нужно собрать вокруг себя разношерстных людей и разными, гуманными и не очень способами заставить их выполнять твой замысел, а они, разумеется, будут сопротивляться – ведь каждый их них лучше знает, как поставить твой спектакль. Но рациональная часть моего сознания решила не вмешиваться в процесс. И я ринулась в бой.
Безумие иногда бывает коллективным. Оно посетило и того человека, который убеждал меня в том, что я справлюсь. Этим человеком оказалась театральный продюсер Таня. Ее нисколько не смущало, что раньше я этим не занималась. Предвосхищая события, скажу, что мы обе справились. Но до сих пор удивляюсь, как целая армия препятствий нас не остановила. Изначально шла речь не о новой постановке, а о восстановлении одного из спектаклей режиссера, с которым я когда-то работала. Заручившись его благословением, мы приступили к работе. Первым препятствием оказались другие авторы и их наследники. Один из них даже поставил условие: «Вы поставьте спектакль, а потом я решу, давать ли вам разрешение на исполнение».
То, что было задумано на чертеже, при монтаже на сцене может оказаться непрочным или неудобным. PhotoXPress.ru |
Ею оказался подбор актеров. Они подбирались. Но не те. Тане хотелось медийных – продюсер должен думать о кассе. Но они как-то в нашу историю стайкой не шли. У нас еще не было репутации крутого продюсера и известного режиссера. Мне хотелось характерных типажей и по-актерски пластичных – с этим тоже были проблемы. Худо-бедно набрав состав и приступив к репетициям, мы обнаружили, что все снова начало сыпаться. Оказалось, что некоторые актеры всем недовольны – гонораром, количеством репетиций и, видимо, вообще постановкой. Нам даже стало известно, что зреет бунт и они хотят перед премьерой устроить саботаж – отказаться работать, если им не поднимут гонорары. Мы с Таней в очередной раз выпучили глаза – все условия оговаривались на бегу. Если не устраивает – зачем соглашаться? Далее выяснилось, что у одного из актеров нет российского гражданства. А сцена, где мы репетировали, принадлежала организации, у которой был на этот счет строгий регламент – допуск в здание только обладателям российского паспорта.
Поэтому днем я репетировала со всеми на сцене, а вечером в другом месте с одним актером собирала то, что днем развела на всех. Сейчас вы подумаете: а почему бы не выбрать тогда другую площадку? Но если вы узнаете, сколько стоит аренда сцены в Москве, то поймете, почему мы сделали жест рука–лицо, вздохнули и приняли такие занятные условия работы. Здоровая психика тут бы сказала, что это чересчур, но творческие люди и здоровая психика – вещи несовместимые.
Следующим испытанием оказалась материальная часть. Мы, конечно, размахнулись – хотелось сделать красиво. Теперь-то мы знаем, почему в антрепризе участвуют пять-шесть актеров и все декорации укладываются в три чемодана. А у нас 13 актеров, 40 костюмов и на сцене карусель весом в тонну! Но мы уже так любили то, что делали, что здравый смысл промолчал. Только с костюмами не было проблем – они были великолепны и оказались готовы к сроку. А вот декорация… Из мастерских нам бодро рапортовали, что все делается, но за пару недель до премьеры показали несколько разрозненным металлических деталей и заверили, что все идет как надо. Нас терзало смутное беспокойство. И недаром! Может, мастерские решили, что эти две сумасшедшие вряд ли дойдут до финиша, поэтому не торопились, но целиком мы увидели всю декорацию только в день премьеры!
И тут начался цирк с конями. Оказалось, нашу карусель невозможно собрать – разные части не подходят друг к другу. И это в день премьеры. У нас аншлаг, в тысячный зал уже собирается публика, а мы пытаемся собрать то, в чем нам через несколько минут нужно начать жить! А ведь это карусель – она еще и крутиться должна! В ход пошли скотч и молитва. Все держалось на честном слове. До сих пор не понимаю, как эта карусель не рухнула на нас на спектакле. Несомненно, тогда Бог взял нас за шкирку и перенес через этот день.
Самое удивительное, что, несмотря на трудное начало, спектакль не только состоялся, но и продолжает жить уже почти 10 лет. Мы исправили часть просчетов – облегчили декорацию, переделали некоторые сцены, сократили и улучшили актерский состав – теперь это настоящая команда.
От этой работы над ошибками наше дело только выиграло. Главное, что после того, что мы пережили в день премьеры, уже никакие проблемы не кажутся значимыми. Распределиться на сцене, куда мы не влезаем? Легко! Сделать экстренную замену прямо в день спектакля? Да не вопрос! Помните, у Вознесенского: «Наша вера верней расчета, нас вывозит «авось»? Видимо, наша вера по-прежнему сильнее расчета.