Геннадий Гутман
Что на Руси, что в России телесные наказания были обычным делом. И не только для мужчин.
Сергей Коровин. Перед поркой в волостном правлении (Перед наказанием). 1884. Музей современной истории России
Карл Маркс, основоположник учения своего имени, утверждал: бытие определяет сознание. Может быть, в просвещенной Англии XIX века, где проживал философ-экономист, покинувший Германию, было и так. Но на Московской Руси этот постулат не работал: в государстве, которое начало складываться на бескрайних просторах Восточно-Европейской равнины до Западной и Южной Сибири в XIV веке, не бытие, а битие определяло сознание. Провинившихся людишек низкого звания били плетьми, секли розгами, стегали кнутом. Не щадили и женщин. Даже не в мрачные времена, а в новую эпоху. Помните у сердобольного Некрасова?
Вчерашний день,
часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую…
«Плетью постегать по вине смотря» (Домострой)
Начиная с XIV века постепенно сформировалось явление, которое по памятнику русской литературы XVI века получило название – Домострой. В книге были собраны благочестивые поучения, наставления и правила мужу, жене и детям, а также их домочадцам – служанкам и слугам. Это был своего рода нравственный кодекс тех времен, в котором тщательно регламентировалось общественное, религиозное и семейно-бытовое поведение, за рамки которого выходить строго запрещалось.
Советская энциклопедия писала так: «Домострой требовал подчинения домашних главе семьи – «господину», в общественной жизни – царю и властям. В воспитании детей делался упор на обучение их «рукоделию», то есть ремеслу и торговле... Жена должна была принимать участие в организации хозяйства и в воспитании детей, но ее, как и слуг, предписывалось в случае провинности наказывать «грозою».
Под «грозою» – для строптивых жен и непослушных слуг – подразумевались строгие кары за провинности, вплоть до «сокрушения ребер», либо «плетью постегать по вине смотря».
Как учили жен (средневековый гуманизм)
И русские мужья, исправно следуя наставлениям, дабы укоротить своенравных жен, «стегали по вине смотря». С незапамятных времен в домах висела плеть (в быту ее называли «дурак»), предназначенная для жены – покорной, чтобы и впредь таковою была, непокорной – для приведения в соответствующее состояние. За ничтожную провинность муж таскал жену за волосы, раздевал донага, привязывал веревками и хлестал «дураком» до одурения, то бишь до крови. Называлась эта экзекуция – учить жену. Некоторые, ничтоже сумняшеся, прибегали к розгам – благоверную секли, как неразумного дитятю. Другие не брезговали и обыкновенной палкой, уподобляя ее обыкновенной скотине.
Нравы были таковы, что подобного рода обращение не только не казалось предосудительным, но вменялось мужу в нравственную обязанность. Кто не бил жены, о том благочестивые люди говорили, что он дом свой не строит и о своей душе не радеет, сам погублен будет и дом свой погубит.
Но Домострой, который исповедовало русское общество, предписывал не бить жены кулаком по лицу, по глазам, а также железным или деревянным орудием, чтоб не изувечить или не допустить до выкидыша, если она беременна. Все было в границах средневекового гуманизма – прохаживаться по жене плетью можно, по лицу кулаком – нельзя. Семейное право, вернее, бесправие поддерживала церковь – священнослужители читали нравоучения о безусловной покорности жены мужу.
Женщины, из рода в род с молоком матери впитывавшие привычку к рабству, которое было суждено им влачить от пеленок до могилы, ничего предосудительного не видели в том, чтобы мужья их били, и даже считали побои признаком любви.
Ты меня ни разу не побил (Николай Костомаров о нравах народа)
Известный русский историк Николай Костомаров в «Очерке домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетии», впервые изданном в 1860 году, приводит такой анекдотический случай. Один заезжий итальянец женился на русской и жил с нею несколько лет в мире и согласии, никогда ее не только не бил, но даже не бранил. Однажды она говорит ему: «За что ты меня не любишь?» «Я люблю тебя», – ответил муж и поцеловал ее. «Это не доказательство», – возразила жена. «Что я должен еще сделать?» – спросил он. «Ты меня ни разу не побил», – заметила она. «Если тебе это нужно, чтобы доказать мою любовь…» После того как он прошелся плетью по ее телу, жена и в самом деле стала к нему еще любезнее и услужливее.
Плеть да розги (метод воспитания)
Домашний деспотизм русских удивлял иностранцев, европейские нравы были мягче, власть мужа над женою казалась посещавшим Московию (так называлось Русское государство в западных источниках в XV–XVIII веках – в русском языке название стало использоваться не ранее XVIII века) путешественникам чересчур избыточной. В столице государства, замечал один из них, никто не унизится, чтоб преклонить колено пред женщиною и воскурить пред нею фимиам.
Битие, как говорилось выше, определяло сознание и не считалось чем-то зазорным, самым убедительным методом воспитания были плеть да розги и даже благочестивые люди придерживались мнения, что родителям следует бить девиц почаще, чтобы они не утратили раньше времени своей непорочности (вышедшие из своего девического состояния женщины говорили: «Кто кого любит, тот того и лупит, если муж не бьет, значит, не любит»).
Чем знатнее был род, к которому принадлежала девица, тем в большей строгости ее держали: царевны и княжны были самые несчастные из русских барышень. Запертые в своих теремах, не смея показываться на свет, без надежды когда-нибудь иметь право любить по сердечному влечению, большую часть времени они проводили в молитвах, оплакивая втихую свою женскую долю. По достижении известного возраста родители – будь то богатые горожане или простолюдины – начинали подыскивать своим чадам жениха.
Семейный острог (из неволи – в рабство)
Известный возраст для выданья наступал по нынешним понятиям рановато – в 12–13 лет, замуж девицу выдавали, не спрашивая о ее желании. Детские мечты о замужестве разбивались о суровую реальность – к семейной жизни девочки были не готовы. Женитьба, говоря современным языком, была лотереей, счастливый билет – делом случая. Брак строился по принципу «стерпится – слюбится». Родители исходили из сословных или имущественных интересов, о чувствах жениха и невесты даже речи не заходило. Женихи хотели пышнотелых, здоровых и румяных, красны девицы не знали, за кого идут, своих избранников не видели до самого замужества. И что до, что после, даже сделавшись женою, никаких прав жена не имела – скорее была не хозяйкой, а ключницей (то есть прислугой), полностью зависимой от мужа, – шаг вправо, шаг влево сурово наказывался.
Она никуда не смела отлучиться из дома без позволения – даже если шла в церковь, и тогда была обязана испрашивать на то согласие. Общение было сведено к минимуму, видеться дозволялось только с теми, кто был угоден ее супругу и повелителю. Но и в этом случае глава семьи наставлял суженую что говорить, о чем промолчать, чего не спрашивать.
Но дом все же не был полноценной тюрьмой – повзрослевшая жена выезжала в храм и изредка отправлялась в гости. Если муж был ревнив, он приставлял к ней шпионов-холопов – те следили за каждым ее шагом и обо всем докладывали хозяину. Желая впасть в милость, выдумывали небылицы, нередко доносили не то, что было на самом деле – играя на его струнах, говорили то, что он хотел услышать. И довольно часто случалось, что муж по наговору холопа или служанки прибегал к излюбленному и единственному средству воспитания только из одного подозрения.
Любовь и коварство («мужа под лавку»)
Но не все русские жены отличались смирным и покладистым характером и безропотно и безответно сносили суровое обращение мужей – не всегда такое поведение оставалось безнаказанным. Бывало, бойкая от природы жена отвечала мужу на его побои бранью, часто неприличного содержания. Случалось, одни жены отравляли своих мужей, и за это их подвергали жестокому наказанию – живьем закапывали в землю по самую шею и оставляли в таком положении до смерти, не давая ни есть, ни пить.
Другие же прибегали не к столь радикальному средству, но не менее действенному – счеты за свое унизительное положение сводили руками государства. Когда униженные и оскорбленные доносили на своих угнетателей на «злоумышление против особы царского дома» или о краже царской казны, то дела разбирались обстоятельно и основательно.
Бывало, что за свое унижение женщины мстили и самым древним, обычным и проверенным временем способом – тайною изменою. Как строго ни запирали русскую женщину, как ни смотрели за ней в оба глаза, она склонна была к тому, чтоб «положить мужа под лавку», как выражались в те времена. Недаром еще античные греки говорили о порочности женской натуры. В нашем же случае примешивалось самое что ни на есть рабство, которое в силу человеческой природы всегда порождает обман и коварство.
