Хадисы бакинского еврея

В Берлине Нуссимбаум выдавал себя за мусульманского аристократа. Фото с обложки книги Der Orientalist (Гамбург, 2008)

Небольшая книжечка лежала в стопке других изданий, которым предстояло быть отмеченными одной строчкой в рецензии и остаться забытыми в дальнем углу отдела литературного обозрения. «Мухаммед. Жизненный путь и духовные искания основателя ислама». Мало ли таких книг об основоположнике мусульманской религии?

Глаз зацепился за имя автора – «Мухаммед Эссад-бей». Довольно странное имя. Бросается в глаза какая-то искусственность. Особенно этот «бей». Издательство, специализирующееся на выпуске подчас редких, полузабытых сочинений прошлого, но в основном – выдающее на-гора большой объем масскультурной продукции. Сопровождение издания соответствующее. Нет не то что научного аппарата – даже минимальных сведений об авторе и обстоятельствах написания книги.

На помощь пришел всезнающий интернет. Клубок стал быстро распутываться. Никакой это не Эссад-бей, а Лев Нуссимбаум, ныне позабытый писатель 1920-х годов, происходящий из Российской империи, уехавший в эмиграцию и подвизавшийся в Веймарской республике. Причем нынешнее издание почему-то представляет перевод с французского языка.

Нуссимбаум, Нуссимбаум… Вспомнилось, как промелькнуло это имя несколько лет назад. В памяти возникла фотография человека восточного вида, в феске на голове, но в европейском костюме. Пошел по следу, руководствуясь методом Шурика из короткометражки Гайдая про студентов. Нашел по наитию нужную полку в московской библиотеке, на ней – увесистый том с памятной фотографией. Книга называется «Ориенталист», написана американцем Томом Риисом. На примере судьбы своего героя журналист исследует феномен ориентализма как способа разрешения еврейского вопроса в довоенной Европе, когда многие представители творческой интеллигенции искали себя в увлечении Востоком, сплетали связи иудаизма с мусульманским миром, полагаясь больше на поэтическое вдохновение, чем на суровую реальность. В работе Рииса мелькает множество имен – поэтов, писателей, востоковедов, авантюристов. Среди них – поэтесса Эльза Ласкер-Шюлер, экстравагантная представительница немецкого экспрессионизма.

Подзаголовок книги Рииса – «Тайны одной загадочной и исполненной опасностей жизни». И американец, и другие авторы, писавшие о Нуссимбауме, отмечают, что в его рассказах о своей жизни сложно отделить правду от сотворенного образа. Нуссимбаум якобы принял ислам в тогда доживавшем последние дни османском посольстве при Веймарской республике и писал свои книги о Востоке под псевдонимами Эссад-бей и Курбан Саид. В образе последнего он якобы сочинил книгу, написанную на немецком, но ставшую классикой азербайджанской литературы – роман «Али и Нино» о любви азербайджанца и грузинки в дореволюционном Баку. Впрочем, о тождестве Саида и Нусимбаума идут споры до сих пор, хотя Риис убежден, что воспользоваться вымышленным именем и вынужденной атрибуцией этого псевдонима за немецкой подругой Нуссимбаум был вынужден из-за расовых законов Германии, ведь роман впервые вышел в конце 1930-х годов в Вене.

Фигура Нуссимбаума – сплошная загадка. Биографы указывают местом его рождения Киев, однако все детство Лев провел в Баку, где его отец был нефтяным магнатом. Матерью Нуссимбаума была революционерка, как уверял Лев, подруга самого Кобы, будущего Сталина. Нуссимбаум, он же Эссад-бей, уже в Германии написал биографию советского диктатора, похожую на сказку о кавказских разбойниках.

Впрочем, наш герой издал еще и биографию Николая II, и вообще представлял себя как убежденного монархиста и консерватора. В конце жизни, прячась от нацистов в маленьком итальянском городке, он в письмах признавался, что рассчитывает на победу фашистов в войне, и до последнего надеялся стать официальным биографом Муссолини.

На рубеже XIX–XX веков европейские евреи обратились к идее своего сродства с мусульманским Востоком.  Жан-Леон Жером. Седельный базар в Каире. 1883. Музей Хэггин (Стоктон, США)

Только вот за успехом последовало шельмование. Против Эссад-бея обратились его недавние соратники по берлинскому кружку любителей ориенталистики, в основном представители мусульманской эмиграции из национальных губерний бывшей Российской империи. «Льва воспринимали как своего рода этнического трансвестита, если не хуже», – пишет Риис. «В биографии Магомета, принадлежавшей перу Льва, мусульманская газета, которая издавалась в Праге, усмотрела «резкие и коварные нападки на наших братьев по вере в Азии и Африке», тогда как еще одна рецензия назвала книги Эссад-бея невежественными актами саботажа против ислама. Везде в мусульманской прессе обязательно упоминалось его еврейское происхождение…»

Ну что ж, откроем и мы книгу про пророка Мухаммеда. Листая страницы, словно воочию наблюдаешь, как маски одна за другой сползают с лица автора и от главы к главе он поправляет их ловкой рукой. То он европеец, объясняющий события из жизни основоположника ислама на рациональных основаниях, то бакинец, рассказывающий жизнь пророка, словно арабскую сказку. А вот проглядывает лицо Льва Абрамовича Нуссимбаума. Лев Абрамович будто смотрит на себя со стороны и делает вид, что речь идет не о нем и о его соплеменниках.

В канонических жизнеописаниях пророка ислама немалое место отводится описанию противостояния вождя юной религии с евреями оазиса Ясриб, позже ставшего Лучезарной Мединой. Но Эссад-бей в довольно жестких выражениях характеризует религиозное государство, которое пророк создавал в городе. Все изложенное представляется аллюзией на то, что довелось пережить самому автору во время бегства из советского Азербайджана и скитаний по межвоенной Европе.

Читаем, например: «Ирония была сильным оружием мединских евреев. Пророк же предпочитал открытые атаки и сопротивление дискуссиям и литературным упражнениям, выставлявшим его на смех, что больно ранило его самолюбие. Против поэтов, юмористов, еврейских сатириков, лицемеров и предателей пророк решил использовать способ столь же эффективный, сколь и древний: террор, безжалостные репрессии во всей их суровости».

Лев Нуссимбаум пытался пересоздать себя в теснине между двумя тоталитаризмами XX века, двумя восточными религиями и двумя историческими родинами – Востоком и Западом. Его книги ныне почти забыты, а изданная сейчас биография Мухаммеда вряд ли будет замечена даже теми, кто любит выставлять напоказ свои оскорбленные чувства. Но забвение одного ориенталиста не отменяет того факта, что ориентализм продолжает быть предметом споров, вражды и борьбы за чистоту истоков.