Юрий Гуллер
Где дождь, там и лужи, и чем они больше, тем больше в них всего отражается. Фото Pxhere
Лето это выдалось дождливое. А раз лето дождливое, то и дожди идут часто, верно? Но где дождь, там и лужи. И чем они больше, тем больше в них всякой всячины отражается. И ругающие дождь прохожие, и поливающие под дождем улицы поливальные машины, и дворники, обходящие метлой эти лужи стороной, и фонари, в них смотрящие, и мало ли что еще…
Но это в городе. А на даче в лужах отражаются лес, садовые ромашки, свисающие над ними по краям кустики земляники и морда собаки, которой обязательно нужно из этой самой лужи попить, хотя миска с водой у нее полная и под самым собачьим носом. А еще в луже отражаются небо и бегущие по нему тучи с облаками. А в промежутках между дождями – и звезды (но это ночью, когда к луже никто не подходит). Но главное в моей дачной луже, конечно, небо!
Впрочем, говорят, что такое же небо есть и в луже на соседней даче, и даже в той, что ближе к водокачке, и по дороге к магазину, и еще где-то. Но я этого не видел – некогда мне по лужам шастать. Да и трясогузки, прыгавшие – даже под дождем – по дорожкам нашего сада, уверены, что небо в нашей луже самое красивое и самое большое, а значит – самое настоящее. Они даже называют его между собой «наше небо». Я, правда, птичьего языка пока не выучил, но мне мой пес рассказывал, что именно так они между собой и говорят. А я своему псу верю.
Но потом случились как-то невзначай несколько дней без дождя, и лужа высохла. То-то трясогузки возмущались: «Небо украли! Наше небо украли!» И хвостиком этак осуждающе покачивали. Дескать, что за дела такие? Вот и разберись – кому что в этой жизни лучше: когда солнышко светит или когда дождь идет, и свое небо в каждом саду, и даже под каждым кустом. И никуда лететь за ним не надо.
Где он – мой Арарат?
С ночи моросит, сеет мелкий, какой-то экономный в расходовании небесной влаги дождь. Даже не дождь, а так – дождичек. Сеет, сеет, сеет… А что он сеет? Что от такого сеющего дождя может родиться? В лучшем случае мокрые кусты и лужи на всех тропиках и дорогах. А вдруг – новый всемирный потоп? Он ведь, наверное, тоже с банального дождичка начинался!
Мой «ковчег» – дачный дом – пока надежен, но все может быть, особенно когда он сорвется с фундамента и поплывет по разливным морям Подмосковья. И будем мы с надеждой обозревать горизонт и ждать встречи с каким-нибудь уцелевшим островком суши. Но там уже будут толпиться какие-нибудь тамошние пары мокрых, чистых и не слишком чистых, а нам места не хватит. И мы опять куда-то поплывем...
Где он – тот Арарат, откуда начнется новая жизнь, которая когда-нибудь неминуемо станет похожа на жизнь старую? А потом снова будет моросить дождь; он будет сеять, сеять много дней, и чей-нибудь дом опять поплывет в поисках островка спасительной суши…
Резиновый утенок
Резиновый утенок плавает в бочке с дождевой водой. И ему хорошо! А дождь все идет и идет, переполняя бочку, перебираясь струйками через ее берега, и грозит унести утенка в бурное плавание по водосточной канаве.
Утенок многое пережил на своем веку. Он был игрушкой маленького внука хозяина дома, его зарывали в песок, бросали на целую ночь под огромным кустом; он пищал от ужаса, сжимаемый пастью огромной собаки, он зимовал в ледяном сарае вместе с острыми тяпками и колючими граблями... Но сейчас ему хорошо, и округлый контур его домашнего водоема надежно замыкает вселенную, и совсем не хочется знать, что где-то на свете есть бурливые канавы и дальние берега, на которых неизвестно кто живет. Есть бочка, есть дождь, есть незыблемая закругленность берега, а что еще нужно для обычного резинового счастья?
Ушат воды на голову
Экий милый трафарет: «Первые капли дождя коснулись земли, вспенивая жаркую пыль…» А первый ушат дождя, опрокинутый не в пыль у дороги, а тебе на голову – не хотите?
Добежать до укрытия не было никаких шансов, да я и не пытался. Я просто поплыл навстречу внезапно сброшенному с высоты небу, поплыл по-собачьи, отмахиваясь машинально от падающего сверху дождепада, поскольку иной стиль был в тот момент просто недоступен…
|
|
Ливень – ушат воды, опрокинутый тебе на голову, и добежать до укрытия нет никакой возможности. Фото Pxhere |
Дождь!
Почему мы всегда ждем его и боимся, боимся и ждем? Гром небесный воспринимается нами, как сигнал к апокалипсису, а черные тучи, появившиеся у горизонта, безоговорочно признаются знаком чего-то неизбежного и тревожного.
– Зато огород поливать не надо! – воскликнет дачник-оптимист и будет прав.
– Ах ты, в бога в душу мать! – встрепенется строитель-недотепа. – Забыл инструменты с улицы убрать!..
И его можно понять. А прочие, застигнутые этой карой небесной (и подарком тех же небес одновременно) где-то в лесу, в поле, на дороге от автобуса к воротам дома, не скажут ничего. По крайней мере сейчас. Им не до этого, им нужно успеть не промокнуть еще сильнее (куда уж еще?), пытаясь укрыться от струй воды под зонтиком – жалким подобием запасной крыши; стараясь не запутаться в складках непромокаемого (теоретически), но уже насквозь пропитанного влагой плаща. Или, плюнув на все и сняв бесполезную обувку, плыть против небесного течения, вспоминая (если очень начитаны) одно из блаженств жизни, воспетых Метерлинком, – Блаженство Бегать По Лужам Босиком.
Выбор невелик, но он – выбор!
А я… А что я? Уже дома, сбрасывая пропитанные дождем одежды – они падали на пол, сочно шмякаясь о пытающиеся оттолкнуть их щербатые доски, и застывали невнятной грудой чего-то первозданного, как глина, из которой, как утверждают древние, был когда-то вылеплен человек, – я вдруг понял, что все позади, и обрадовался, и пожалел об этом одновременно.
На улице внезапно встрепенувшийся ветерок еще гонял по бурно уходящим в трещины земли лужам последние крупные пузыри; пыль, превратившаяся в грязь, дымилась и черствела прямо на глазах, но небо уже светлело; голубизна, вырвавшаяся из-под тяжести туч, расширяла захваченные на лету территории, и эта победа голубого над серым давала какую-то надежду на то, что и у земли, как у неба, есть свой шанс.
А вдруг и правда – есть?
