Кто пропустит первый ландыш – опоздает на всю весну. Фото Евгения Никитина |
Ложусь я, предположим, спать в шестом часу утра. То есть это я засыпаю в шестом часу. А ложусь, предположим, сначала, в два ночи. Потом в три ночи. И так далее. За окном становится все светлее. Наконец, в шестом часу, когда уже утро и совсем светло, прихожу к выводу, что спать придется все равно, выглядываю из окошка, а там... Дом напротив, обычно скучный и малопривлекательный, является тем чудакам, которые не спят, в золоте и пурпуре. А сбоку от дома напротив, если под нужным углом изогнуть шею, можно даже увидеть встающее во всей красе и славе новое солнце, выглядывающее из щели между восьмиэтажкой и пятиэтажкой. Зачем человек устроен так, что не может взять да пропустить ночной сон совсем?! На улице мало людей и машин, много прохладного воздуха и утренних котов, и вот прямо сейчас, в эту самую минуту, как раз дают рассвет. Как учил нас паровозик из Ромашково, тот, кто пропустит хоть один летний рассвет, опоздает на всю жизнь. Железному паровозику хорошо было витийствовать, потому что он железный был и есть. С этой мыслью я печально вздыхаю, задергиваю занавеску и ложусь-таки спать. Организм еще какое-то время сопротивляется, потому что знает: проснемся мы с ним поздно и не в духе. Паровозик уже давно ускачет собирать занесенные в Красную книгу полевые цветы. Рассвета не будет до завтра. Ночью, вернее, утром, покажут во сне какую-нибудь отборнейшую жесть вроде паука, преподающего в средней школе географию. А потом примерно полдня мы с организмом будем собирать себя по кусочку, по винтику, чтобы соответствовать гордому званию человека, а не злобной скотины, с шипением и свистом бросающейся на все живое. К вечеру наконец превратимся в даму, приятную во всех отношениях, а тут – гляди-ка, снова спать пора. Дуб, орех или мочало, начинаем все сначала. Карамазов по молодости мечтал человека сузить. Я же думаю, человека надо опаровозить: пусть до утра нюхает ландыши по дороге в Ромашково, а потом в хорошем настроении принимается за дела. Или идет гулять. Потому что тот, кто не увидит первых ландышей, опоздает на всю весну. Кто не услышит первых соловьев – опоздает на все лето. А каждый рассвет вообще единственный. И если мы не увидим рассвет, то можем опоздать на всю жизнь. Так учил нас паровозик из Ромашкова.
На самокате и в белых носочках
Женщины часто странные бывают. Знаю одну: очень милая особа – до тех пор пока не начнет фотографироваться. А как начнет, тут же ей сразу начинает везде и всюду мерещиться ее собственный нос. На всех своих фото она видит не даму с носом, а нос с дамой. Только если со спины сфотографировать – только тогда тема носа отходит на второй план. Да и то ненадолго и временно – со спины не видно, но она-то помнит о том, что спереди у нее нос. Или вот пошли мы вчера с одной моей подругой погулять. Жаркий летний вечер. Фонтан. Черешня. Фото называется «Стройный женский силуэт в сумерках у фонтана». Ну, красота же! Так нет.
– Эту фотографию, – говорит, – поскорее удали. Тут у меня сзади что-то не то.
– Я не согласна, что не то.
– Ладно, то. То самое. Но слишком много того – тоже неэстетично. Вот на следующем снимке – там все то.
Я рассердилась:
– Вот тут ты похожа на юную грузинскую княжну в сумерках. А на следующем – на цик с гвоздями.
Уперлась: княжну удали, а цик оставь.
Странные эти женщины, право. Потом берет такая и начинает меня фотографировать. Зачем, спрашивается?!
Во-первых, я не фотогенична. Во-вторых, сзади у меня все не то, а спереди вообще нос. Кажется, это должно быть всем заметно – так нет же, фотографирует, да еще и посмеивается – довольна результатом.
Я говорю:
– Ты что же, не видишь, что я тут вылитый динозавр – головка маленькая, меж тем как задница огромная?! И к тому же у меня нос.
Так нет – смеется, а сама продолжает фотографировать. Странные эти женщины, право.
А вот мужчины – мужчины совсем другое дело. Мужчины ни капли не странные. Сегодня вечером присела на лавочку – уже в гордом одиночестве. Сижу любуюсь фонтаном. Жара между тем медленно отступает на заранее заготовленные позиции. Народу по мере отступления жары все прибавляется и прибавляется. Мимо в сумерках гуляют разные фотогеничные отдыхающие. Нефотогеничная я сижу себе. И присаживается ко мне на лавочку приятный во всех смыслах мужчина: раньше бы про такого сказали, что он «хорошо сохранился». Такой в трусиках спортивных и гольфиках под сандалии. В воспоминание пионерского детства. Самокат свой припарковал и смирно так сидит – тоже отдыхает от жары. Потом достает телефон и, вижу, начинает фотографировать. Что бы вы думали? Фонтан? Молодой месяц? Ничуть не бывало – собственные ноги в белых носочках: то так повернет ножку, то эдак – чтобы, значит, казались стройнее. А сам между тем – клац-клац – все снимает и снимает. Я глаза скосила и сижу, затаив дыхание, наблюдаю, что потом будет. А он поснимал-поснимал, да и дальше себе поехал на самокате и в белых носочках.
Нет, мужчины, я вам доложу, ни капельки не странные. А вот женщины – да, женщины странные. Все, кроме меня. По крайней мере когда речь заходит о фотографии.
Машина-призрак
На бескрайних просторах МГУ с приходом условной весны, кажется, стало совсем мало пешеходных людей и много разной техники: велосипедов, самокатов на электрическом ходу, каких-то совсем невиданных транспортных изобретений, мерцающих в сумерках разноцветными огнями.
Может, и не так мало пешеходов, но огромная территория университета каждому позволяет найти укромное местечко по душе.
А вот люди на колесах и особенно на колесах с электроприводом, желающие наслаждаться скоростью, так, чтобы ветер в лицо и волосы назад, диктуют особые правила передвижения.
Я автомобилист: из-за закрытого поворота привыкла пугливо выглядывать, поэтому пару раз счастливо избежала столкновения с несущимися под горку братьями по разуму. Отмороженный велосипедист, развивший приличную скорость, меня обругал, хоть он и транспортное средство, а я пешеход. Отвечать не стала – много чести.
Иду дальше, что за диво: по аллее под горку плавно движется машина: по бокам две яркие фары. И куда это она, думаю, движется – выезда-то здесь нет? И почему это, думаю, совсем не слышно шума мотора – только птицы поют да деревья шумят на ветру? Воображение тут же услужливо шепчет: а может, это машина-призрак, по ночам бороздящая просторы МГУ?
Спряталась под черемуховым кустом в надежде, что машина-призрак охотится не за мной: и вот из темноты проступают две фигуры – юноша и девушка на самокатах. Правый самокат и левый самокат движутся медленно, плавно и совершенно синхронно. И так же плавно и безмолвно удаляется вниз по аллее эта парочка, которую я благодаря огням во тьме приняла за машину.
А призраков вообще не бывает.
И бабаягов, кстати, тоже не бывает.
На страже маленькой Японии
Гуляли и навещали маленький «японский» садик по соседству: извилистые дорожки выложены кое-где из спилов каких-то веток – по бокам беленькие камушки – или из плитки узенькой, вернее, из отходов плитки. А то и вообще непонятно из чего: еле хватает места ногу поставить. Но можно вполне легально ходить по этим дорожкам-лабиринтам и даже при желании воображать себя эльфом или гномом, для которого такая дорожка – целая дорога, и любоваться первоцветами.
То тут, то там: мостик из веточек, заботливо перекинутый через сточную канавку (не для нашей породы, тоже для эльфа); еще какие-то мини-конструкции. Под камушком притулились рабочие железный совочек и тяпка – для ухода за красотой.
Окно с белой занавесочкой – при нашем приближении она резко задергивается. Явно кто-то сперва тайно глянул, убедился, что мы пришли с миром: не топтать или воровать, а восхищаться и фотографировать, а потом уж задернул белый флаг на окне. Знайте, потенциальные злодеи: кто-то там не спит, не отдыхает, стоит на страже своей маленькой Японии.
Под одним сторожевым окном-бойницей выложены красивые изразцы, под другим – зеркальные плитки, в них отражаются весенняя земля и моя застрявшая в межсезонье физиономия.
Как выглядит одинокий воин, умудряющийся из года в год побеждать «Жилищник», бессмысленный и беспощадный, для которого желтый одуванчик – первый враг, а любое проявление несанкционированной жизни подлежит немедленному скашиванию, вытаптыванию и выковыриванию, я не знаю. Но каждый год мы идем в маленький сказочный сад, который весь умещается на узком пространстве под окнами многоквартирного дома, любоваться первоцветами. И каждый год находим маленькую храбрую Японию на своем привычном месте.
Занавеска снова слегка колышется в такт нашему восторженному писку, а потом порывисто задергивается: порядок, свои. Враг не пройдет на отдельно взятой узкой полоске земли. Возвращаемся домой, я улыбаюсь: пока что действительно не прошел, пока что жизнь побеждает. А там, конечно, посмотрим, как оно будет дальше.