От глаз твоих такой исходит свет, что мертвые вдали встают из-под земли... Юрий Григорян. Ирина (Портрет жены). 1977 |
Вот очередные истории из моего собрания.
Гарбузов Макс Исаакович – замечательный врач-радиолог, больше полувека трудился в больнице № 33 имени А.А. Остроумова (в Сокольниках, основана в 1887 году на пожертвования купцов Бахрушиных). Тысячи больных благодарны ему. Я – один из них.
Лет 20 назад обнаружилась у меня маленькая опухоль. Подозревали злокачественную, хотели назначить химиотерапию. Но решили показать биопсию одному из лучших радиологов – Гарбузову. Он, изучив препарат, уверенно сказал: опухоль доброкачественная, надо ее просто вырезать. Что и сделал хирург.
Так мы познакомились. Много раз я приходил к Гарбузову в его отделение, и всегда второпях, потому что время такого врача бесценно. Но однажды я не удержался, рассказал услышанный от одного старого врача анекдот про великого терапевта Остроумова, имя которого носит больница № 33.
Был у Остроумова молодой ассистент по фамилии Остроухов. В один год профессор долго отсутствовал (может, был во Франции или Германии), а пациенты (в основном из московского купечества) остались без врачебного попечения. Ассистент стал их пользовать и брал за консультацию рубликов меньше. Вернулся профессор, а купцы продолжают идти к Остроухову. Вызвал профессор ассистента и стал стыдить: нехорошо отбивать у своего учителя пациентов. Ассистент отшутился:
– Помилуйте, Алексей Александрович. Больным ведь маленькая разница – Остроумов, Остроухов…
– Им-то без разницы, но вы-то, батенька, должны понимать разницу между нами: ведь где у меня «мыслете», у вас «хер».
«Мыслете» и «хер» – старинные названия букв «м» и «х».
В фамилии Гарбузов «м» нет, нет и «д», но Макс Исаакович весь «мыслете» и «добро».
Генри Эрнст (он же Семен Николаевич Ростовский, он же Леонид Аркадьевич Хентов, он же Аркадий Лосев, он же А.Леонидов и др.) (1904–1993) – выдающийся аналитик, разведчик, публицист. Нелегально жил во многих странах. Международный курьер Коминтерна. С 1933-го в Англии как офицер НКВД по связям с нелегальными агентами; там издал под псевдонимом Эрнст Генри две удивительные книги – «Гитлер над Европой» и «Гитлер над Россией». Псевдоним придумал гениально, соединив два самых простых имени: Эрнст (немецкое) и Генри (английское).
В 1951-м вернулся в СССР, был арестован, четыре года провел в заключении. Среди обвинений самое чудовищное: он якобы специально написал свою книгу «Гитлер над Россией» для того, чтобы подсказать Гитлеру план нападения на СССР!
Знающие люди отмечали, что Семен Николаевич говорит по-английски как англичанин, по-немецки – как немец.
Впервые (1964) я увидел Семена Николаевича в «Литературной газете»: он шел по коридору четвертого этажа в иностранный отдел, вычитывать верстку очередных своих «Заметок по истории современности» (собранных потом в два тома, изданные в 70-х).
Семен Николаевич подарил их мне. И другие книги. Но те, лондонские, переведенные на русский в 1935-м и 1937-м, достать было невозможно: они хранились в спецхране. После перестройки их все-таки издали. Надеюсь, будет когда-нибудь написана и книга про Эрнста Генри в серии «ЖЗЛ».
Тогда же, в 1960-е, по рукам ходило его открытое письмо Илье Эренбургу – о преступлениях Сталина. По сути, публицист обвинил автора трилогии «Люди, годы, жизнь» в том, что размышления Ильи Григорьевича о Сталине в последней части «Воспоминаний» – это оправдательный приговор кровопийце.
Своим письмом Эрнст Генри открывал глаза не Илье Григорьевичу, а миллионам слепых: «Из трех человек высшего командного состава Красной армии жертвами стали двое. Никакое поражение никогда не ведет к таким чудовищным потерям командного состава. Только полная капитуляция страны после проигранной войны может иметь следствием такой разгром».
Мало того, доказывает очевидец и историк современности, Сталин помог Гитлеру прийти к власти, расколов рабочий класс Германии, натравив коммунистов на смертельный бой с социал-демократами. Заключив пакт с Гитлером (1939), Сталин приказал всем компартиям прекратить борьбу с фашизмом, искать мира с фюрером. Сталин накануне войны ничего не понимал. Никому не верил, никого не слушал, слеп был как крот.
Вклад Эрнста Генри в борьбу с Гитлером известен. Но сколько сил он отдал битве против Сталина и сталинизма, сегодня знают немногие.
Письмо Эренбургу написано в мае 1965-го. А в марте 1966-го Семен Николаевич и мой друг Марлен Кораллов инициируют Письмо 25-ти Леониду Брежневу и ХХIII съезду КПСС с протестом против реабилитации Сталина. Идея родилась в квартире Вильгельма Либкнехта (старший сын Карла Либкнехта) в высотке на Котельнической набережной. Тут важны были подписи. Распределились: Эрнст Генри берет на себя ученых, Марлен – мастеров культуры. Действовать надо было стремительно: съезд открывался в апреле.
Первым письмо подписал Олег Ефремов, вторым – Марлен Хуциев, третьим – Георгий Товстоногов, потом Майя Плисецкая и художник Павел Корин. Из ученых: академики Андрей Сахаров, Лев Арцимович, Петр Капица, историк Сергей Сказкин, дипломат Иван Майский.
Когда набралось 17 подписей (в том числе самого Эрнста Генри), Семен Николаевич предложил остановиться. Марлен возразил: «Четвертак лучше семнадцати. Весомей».
Кроме уже названных письмо подписали: академики Игорь Тамм и Михаил Леонтович, писатели Валентин Катаев, Корней Чуковский, Константин Паустовский, Виктор Некрасов, Владимир Тендряков, Борис Слуцкий, художники Сергей Чуйков, Юрий Пименов, Борис Неменский, режиссер Михаил Ромм, актеры Андрей Попов и Иннокентий Смоктуновский.
Георгий (род. 1929) – трудник (трудники – люди, которые по своей воле бесплатно трудятся в монастыре) Иоанно-Богословского Савво-Крыпецкого монастыря (на Псковщине). Он еще с одним трудником, Алексеем, сажал деревца от ворот к храму. А мы с о. Владимиром (Поповым) пожаловали в монастырь 10 мая 2012-го. День выдался солнечный, яркий, нежаркий. Но трудники от работы взмокли. Саженцев осталось всего два.
– Бог в помощь, – поздоровался о. Владимир. – Что сажаете?
– Липовый цвет, – ответил Георгий.
Я выпросил: дайте мне хоть одно деревце посадить! А второй саженец утвердил в земле о. Владимир. Если идти от ворот к храму – по левую руку моя липка, третья от храма.
– Ну, Георгий, держись. Жди, когда лет через 10 пчелы с твоих лип мед соберут. А мы с о. Владимиром к тебе в гости придем чай пить с липовым цветом и липовым медом.
– Так сколько мне тогда стукнет?
– А сколько сейчас тебе?
– 83.
– А будет 93.
– А-а-а! Тогда продержусь.
Мы ударили по рукам: через 10 лет встретиться здесь же, под липами.
Григорян Юрий Суренович (род. 1946) – художник. Окончил училище памяти 1905 года (1969), Московский художественный институт имени В.И.Сурикова (1976). Заслуженный художник России (2006). Академик Российской академии художеств (1922).
Открыл мне Григоряна мой товарищ Андрей Баташов, одним из первых (не считая его великих предшественников – Арама Хачатуряна и Юрия Домбровского) написавший о нем так умно, сердечно, с пониманием и уважением к таланту нового художника России. Андрей и привел меня в мастерскую Юры. Прошло лет 15 и узнаю в Мюнхене от художника Михаила Поладяна, что они с Юрой – давние друзья. Потом мне рассказывает (интересно, по-своему) писатель Леонид Бежин. И рассказывают выставки Юрия Суреновича, его холсты: охра, зелень, лазурь, гранатовый цвет. Цвета Армении. Бесконечные вариации на вечную тему.
Он немногословен – и в жизни, и в живописи. Не потому что беден его язык и бедно его сердце. Нет! Он сказочно богат. У него есть родина – село Цоватех, где он родился, его Арцах, его Армения, его семья, дом, талант, мудрость, горы, небо, земля. Вот почему у художника слов немного (куда больше красок), зато все они – главные.
Он точен и сосредоточен в понимании и воплощении жизни. Очень напряжен – и это напряжение света и цвета не отпускает от его работ. Когда я вижу картины Григоряна, у меня странное чувство, будто справа звучит музыка Комитаса, вобравшая боль и терпение армянского сердца; слышу шероховатый печальный звук дудука, голос цветущей ветки абрикосового дерева, срезанной острым ножом. А слева звучат айрены-четверостишия средневекового поэта Наапета Кучака (ум. 1592).
Что плачете, люди?
Две вещи печальны всерьез:
Коль одна из них смерть,
то любовь, несомненно, вторая.
Но и тот, кто покоя достиг,
разве требует слез?
Я ж, несчастный, томлюсь,
не живя и не умирая.
***
От глаз твоих, от сумрачных
бровей,
От лепестка лица и от груди
твоей,
Такой исходит свет,
что мертвые вдали
Встают из-под земли,
встают из-под земли.
***
Портрет моей милой
в Китай увезли.
Искали такую – такой
и в Китае нет.
Шесть тысяч пятьсот
рисовальщиков той земли
Старались, но не повторили
портрет.
(пер. Александра Аронова)
Это и есть Юрий Суренович Григорян– художник, труженик, путник. И путь он выбрал без конца и без отдыха – служение, восхождение.