Нонна Верховская
Борис Тонков придумал свою «Веронику Маврикиевну», вдохновившись обликом и манерами своей интеллигентной тетушки. Кадр из фильма «Бабушки надвое сказали...». 1979
Ощущение совершенного блаженства. Боюсь открыть глаза, чтобы оно не пропало. Вчера был беспокойный день – заболели дети, да и сегодня будет хлопотный, – откуда это дивное ощущение какой-то шелковой безмятежности?
А... ну, конечно же – сон из детства! И с какими яркими запахами… Разве бывают сны с запахами? Этот был наполнен родными ароматами: спелых антоновских яблок в сенях дачи, нагретых солнцем маминых рук, распахнутых навстречу мне, бегущей встречать ее к электричке. Подрумяненной калорийной булочки с изюмом в ее сумке, «табак», раскрывавший в сумерки свои белые чашечки под окнами… В сознании всплыли строки Александра Межирова:
Какие-то запахи детства стоят
И не выдыхаются.
В детстве слово «дача» вызывало у меня пьянящий восторг – потому, наверное, что после рутины школьных дней обещало долгие приволье и свободу. А еще оно ассоциировалось с запахами влажной мшистой земли и первых цветов – желтых и белых нарциссов, перебравшихся из-под заборов приусадебных участков на тропинку, ведущую от железнодорожной станции к нашей даче. Загородный воздух кружил голову, я в состоянии эйфории буквально летела по дорожке к дачному поселку…
Основателем поселка Правда, названного так по причине того, что местность эту облюбовали для отдыха журналисты одноименной газеты, считается Михаил Кольцов, написавший в 1929 году статью с полным бодрого оптимизма названием «Дача – так дача!».
Кольцов, подобно Томмазо Кампанелле, автору утопии «Город солнца», предложил создать небывалый город будущего под Москвой в зеленом массиве Пушкинского района. Свой «Зеленый город» он представлял как грандиозную сеть парков с множеством санаториев, домов отдыха и пионерских лагерей. Все это должно было располагаться под общим прозрачным куполом, а сами здания напоминать своей формой различные овощи и фрукты!
По кольцовскому замыслу, небольшая речка Скалба, протекающая в тех краях, должна была быть расширена,чтобы по ней можно было подплывать на пароходиках прямо к дачам! Несомненно, Кольцов был не просто журналистом, но и поэтом – такая архитектурная фантазия могла привидеться только поэту.
Жаль, но «Зеленый город» остался прекрасной мечтой на бумаге в проектах увлекшихся идеей архитекторов Ладовского, Гинзбурга и Барша; вместо утопического города-коммуны вдоль Ярославской железной дороги возникли дачные кооперативы с вполне традиционными деревянными домами.
В одном из таких поселков находилась и наша дача. «Нашей» она была относительно, так как, построенная в начале 1930-х годов, представляла собой большую загородную коммуналку. Двухэтажное здание с башенкой третьего этажа – самое большое и красивое в поселке – с застекленными террасами и открытыми верандами, украшенное рядами ажурных белых балясин, оно чем-то напоминало волжский пароход времен «Бесприданницы» Островского.
Запечатлеть этот деревянный шедевр в те годы было некому – фотоаппарата у дедушки не было, а позже, в 80-х годах прошлого века, дом сгорел. В уже зрелом возрасте я стала подумывать, не заказать ли художнику рисунок дачи по словесному описанию, но случайно узнала, что в заброшенной сторожке при въезде в поселок должны храниться чертежи всех дач, быть может, найдется рисунок и нашей. У меня прямо сердце защемило – как бы туда пробраться!
Построена наша дача была по проекту местного архитектора Бадикова. Видимо, архитектор был натурой романтической, к тому же влюбленной в эклектику – в здании присутствовали элементы разных стилей и эпох.
Башенка со шпилем напоминала средневековый замок, ведущая туда узкая винтовая лестница и архитектура холла – нечто средневековое. Мне этот холл очень нравился своим таинственным полумраком, огромным заброшенным камином с массивной металлической заслонкой: все это напоминало замок Эльсинор из фильма Козинцева «Гамлет», который я смотрела много раз и, влюбленная в принца датского – Смоктуновского, буквально жила атмосферой шекспировского времени. А вот ажурные веранды по периметру и колонны напоминали явно русский ампир.
В этом странном здании жили, распределившись пофасадно, шесть семей. Видно, старый большевик Есин, соратник Ленина по плану электрофикации России и инициатор строительства нашей дачи, планировал, подобно булгаковскому Швондеру, собирать всех жильцов по вечерам на спевку, для чего и был придуман этот холл. Мечте его не суждено было осуществиться – семьи профессора, ученого-биолога, дантиста и моего дедушки-протоиерея не ходили ни на какие общие сборы.
|
|
Построенные в первой трети прошлого века дома-дачи отличаются особенно романтичным и элегическим видом. Кадр из сериала «Московская сага». 2004 |
Окружение наше составляла не только московская профессура, но и творческие личности. На одной из дач жила семья артиста Вадима Тонкова, широко известного как эстрадный персонаж «Вероника Маврикиевна» – сценическая маска, которую Тонков придумал, вдохновившись обликом и манерами своей интеллигентной тетушки. Вадим был внуком знаменитого архитектора Федора Шехтеля, гения советского модерна, построившего здание МХТ в Камергерском переулке. Ярославский вокзал, с которого мы отправлялись на дачу, тоже был его творением.
В другом доме проживала старая учительница, классная руководительница Яши Сегеля – кумира советской детворы, того самого, что, взбираясь на корабельную мачту, пел знаменитое «А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер» в фильме «Дети капитана Гранта». Я могла часами слушать ее рассказы о судьбе и карьере ставшего кинорежиссером Сегеля.
Вообще подмосковные дачные поселки прошлых лет – это субкультура со своей особой атмосферой и укладом жизни, исчезнувшая в нынешних дачных районах с уродливо ощерившимися трехметровыми металлическими заборами, напоминающими ограждения «зоны».
По дореволюционной дачной традиции, сложившейся в старинных поместьях чеховской поры, не обходилось без театральных постановок и у нас. Родители мои были страстными театралами и в детстве нередко брали меня с собой в театр.
Так вот как-то я решила инсценировать сказку братьев Гримм «Беляночка и Розочка». Главные роли поручила младшим подружкам, а сама выступила сразу в трех лицах – постановщика, художника-декоратора и заколдованного медведя. Начала с декораций – нашла в сарае большой лист фанеры и нарисовала на нем очаг с котелком, затем уговорила престарелую соседку дать мне медвежью шкуру, которую она время от времени выносила на улицу выбивать вековую пыль и служившую ей ковром.
К премьере готовились всей семьей: папа выделил для спектакля помещение на огромной террасе, мама сшила из бархатных покрывал красивый театральный занавес. Мы с подружками рисовали пригласительные билеты и расставляли стулья для зрителей.
На премьере случился курьез: выползая на сцену на четвереньках в медвежьей шкуре я, отыграв роль, должна была удалиться за кулисы, и надо же: надышавшись старой шерстью, сильно чихнула. Шкура сползла с меня, роняя клочья меха и являя густую пыль в ярких солнечных лучах. Взрослые старательно сдерживали смех, а соседские ребята хохотали и кричали: «Смотрите, как у них медведь капитально линяет!» Пытаясь натянуть сползающую шкуру, вдобавок ко всему я неловко повернулась и свалила на пол нарисованный очаг. Театральное представление одномоментно превратилось в цирковое!
После спектакля все меня утешали: мол, первый блин комом. И хотя нас наградили аплодисментами и криками «молодцы», слезы душили меня. К режиссерской профессии я больше не обращалась.
Любимым досугом дачной молодежи был волейбол на опушке леса, где она и собиралась ранними вечерами. Разумеется, это место стало центром притяжения для нас, подростков. Взрослая публика обсуждала новости дня и неодобрительно поглядывала на юных модниц. А мы старательно запоминали прически местных красавиц, чтобы повторить их потом дома. В общем, своего рода клуб по интересам.
В конце августа на лесной поляне устраивалось для детей прощание с летом наподобие детских праздников, проводимых Чуковским в Переделкине, – сооружался большой костер, вокруг собирались дачники с детьми разного возраста, которые читали стихи. Там же стояло разное-всякое угощение. Все с нетерпением ждали гвоздь программы – огромную плетеную корзину пирогов с черемухой. Черемуху мы помогали собирать с пола открытой соседской террасы, сплошь усеянной черными ягодами – хоть метлой мети! Из которых мастерски пекла пироги бабушка соседского долговязого мальчишки с зелеными глазами и смешными яркими веснушками.
После стихотворного конкурса мы с фиолетовыми от черемухи разводами на физиономиях дотемна играли в салочки, когда же костер догорал, родителям с трудом удавалось увести нас домой. С каким же нежеланием мы расходились, уже мечтая о костре следующего года!
Напишу-ка я обо всем этом книгу. И назову ее «Волшебные сны о старой даче».
