Юрий Гуллер
|
|
В городе тележки мороженщиков тяготели к перекресткам, жались к стенам магазинов, но в парках наличествовали всегда. Фото РИА Новости |
– Это просто безобразие! – сказала она вслух.
Есть захотелось еще сильней.
– Хорошо же, хорошо. Я сама знаю, что мне делать.
И Лиза, краснея, купила у торговки бутерброд с вареной колбасой. Как она ни была голодна – есть на улице показалось неудобным. Как-никак, а она все-таки была матрацевладелицей и тонко разбиралась в жизни….»
Честно признаюсь, что вопрос о том, прилично ли есть на улице, в середине XX века перед москвичами не стоял. Есть можно. Вот только что? Разумеется, то, что на улицах продается.
Самой запомнившейся уличной едой того времени были жареные пирожки. Всего четырех видов: с мясом, с капустой, с рисом и с повидлом. Чаще всего их продавали из огромных кастрюль, выносимых на простор улиц и площадей дородными дамами в грязноватых, но еще сохранявших остатки первоначальной белизны фартуках. Пирожки многослойно лежали в этих емкостях, сплющенные то ли под собственной тяжестью, то ли после утрамбовки их по месту производства.
«Пирожки горячие, с повидлом!..» – на этот крик прохожие оборачивались, и очень многие, махнув рукой на срочные дела, подходили к заветной кастрюле. Собственно говоря, горячими пирожки были только в первые пятнадцать минут после выноса на улицу. А потом в ответе на вопрос звучало: «Еще теплые…» Но разлетелись пирожки довольно быстро.
Пройти по Сретенке.
Купить два пирожка.
По пятачку.
С повидлом.
На углу.
Чуть тепленьких.
Спрессованных и клейких.
И проглотить их разом.
Не жуя.
Потом икнуть.
И поискать глазами
железный автомат.
С сиропом или без?
И руки протереть
промасленной бумагой
пирожковой...
Но все равно они
до ночи будут пахнуть
клейким тестом
и яблочным повидлом,
и Москвой,
что вся насквозь пропахла
пирогами...
– начало стихотворения, которое я написал гораздо позже. Но – отражает.
|
|
Пончиковая у входа в Останкинский парк пользуется популярностью и сегодня. Фото агентства «Москва» |
А где-то на рубеже 1960-х в Москве появились пончики. Их штамповали специальные автоматы (как, собственно, и сейчас), которых вначале было мало, но располагались они в самых людных местах города. Первая такая пончиковая на моем московском севере открылась где-то в году 1961-м напротив выхода из станции метро «ВДНХ». Очередь к киоску обычно стояла примерно такая же, как во времена открытия в столице первого «Макдоналдса». Пончики не успевали вылетать из моря раскаленного растительного масла, как уже укладывались в огромный «фунтик» из оберточной бумаги и густо посыпались сахарной пудрой. Редко кто покупал их на штуки, обычная покупка была – полкило и больше. Один-два пончика съедались тут же, изредка запиваемые продаваемым «в нагрузку» кофе с молоком, а остальные покупатели спешили донести домой, «пока не остыли!». Вторая точка в наших краях открылась у входа в Останкинский парк, что очень радовало нас, учившихся в школе неподалеку. Эта пончиковая, к слову сказать, работает, представьте, и сегодня!
Раз уж я заговорил о ВДНХ, впору вспомнить, что именно здесь в 1954 году, с возобновлением после войны работы этой гигантской выставки (называвшейся в ту пору ВСХВ, поскольку была призвана оповещать граждан о достижениях именно сельского хозяйства), стали продаваться первые российские хот-доги. Разумеется, в ту пору мы и названия такого не слышали, о его американском происхождении и не подозревали, но новшество сразу стало популярным.
Хот-дог «по-московски» делался так: бралась обычная французская булочка (свежая, с поджаристой корочкой вдоль ее «тела»), разрезалась пополам, а потом каждая половина еще пополам. Внутрь вкладывалась горячая сосиска (или две), политая горчицей.
Я чуть было не забыл, что «французские булочки», успешно пронесшие свое название через все войны и революции, за несколько лет до этого сменили свое имя на «городские» ввиду непрекращающейся борьбы с влиянием растленного Запада. Но менее вкусными от этого не стали.
«Московские хот-доги» как уличный продукт продавался только на территории ВСХВ, а через несколько лет исчез из обихода. То ли сосиски стали не те, то ли кто-то в руководстве общепита решил, что их и так съедят, безо всяких булочек!
Початки вареной кукурузы стали продаваться в те годы тоже только на ВСХВ. Это были годы властвования в стране «царицы полей». Может быть, в каком-то из парков столицы они и входили в ассортимент «еды на вынос», но я этого не помню. Горячие, слегка подмасленные и посоленные по краю, они были удивительно вкусны. Но в Москве в качестве уличной еды они почему-то не прижились. Хотя на улицах многих южных городов и в ближайшей загранице ими можно полакомиться и сегодня (будучи в этом году проездом в Стамбуле, сам видел).
Какая еще уличная еда была популярна у москвичей? Разумеется, мороженое! Собственно говоря, это и не еда вовсе, а лакомство. В те годы мороженое продавалось далеко не на каждом шагу. Будочки и тележки мороженщиков тяготели к перекресткам, жались к стенам магазинов. Особенно они были популярны, естественно, летом. Но как раз в это время мороженое становилось вечным дефицитом. Иногда возле будочки с заманчивой надписью даже дежурили терпеливые покупатели – ждали, когда привезут лакомство?
А потом брали то, что есть, что привезли и что не закончилось пока в продаже: эскимо – так эскимо, вафельный брикет за девять копеек (молочный) или за одиннадцать (сливочный), фруктовое или появившуюся чуть в более поздние годы «Лакомку»… Главное, чтобы было не растаявшим, не текло белыми струйками по подбородку, не пачкало руки. Потому что сполоснуть их можно было только у существовавших еще по окраинам Москвы водопроводных колонок или (если повезет) в луже, сохранившейся после проезда поливальной машины…
Ох уж эти уличные лакомства далеких лет! Их не стеснялись, как стеснялась героиня романа «Двенадцать стульев» Лиза Калачева своего бутерброда с колбасой, – их просто ели, что не мешало потом и пообедать, и поужинать. Нынешние нутрициологи, я знаю, осудят, но вспомнить приятно!
Дарья Гармоненко 
