Может ли хлеб с маслом быть объединяющей скрепой

Пока еще улицы российских городов, как поганки – трухлявый пень, облепляют бургерные. Фото РИА Новости

Ты такой голодный, времени – ноль, продукты в холодильнике тоже не в ассортименте. И вот ты берешь что есть, пластаешь и режешь или мажешь и распределяешь ровными слоями, а можешь и одним. Ты чем-то накрываешь сверху или просто так. Ты разогреваешь или сойдет и холодным. Ты суешь его в рот, чавкаешь, а может, жуешь тихонько, как мышка, а может – даже мычишь от удовольствия. Ты сделал бутерброд, бутерброд сделал тебя сытым, сытость сделала тебя довольным и спокойным. Сегодня ты уж точно не умрешь нелепой смертью от голода.

Бутер, бутерброд, бутербродик. Для кого-то перекус, для кого-то главное блюдо дня. Для одного с ливерной колбасой, для другого с красной икрой, для третьего с листиком салата.

Я голоден, я иду к холодильнику и, собирая бутерброд, думаю, что он давно достоин од и элегий, а не только тупого пожирания (причем иногда всухомятку). Кромсая буханку, я начинаю сочинять первую прозаическую бездарную, но зато от души, оду бутерброду.

Ведь бутерброд – велик. Куда бы ты ни отправился в нашей стране, все знают, что это такое. Был и при царе, и при Керенском, и при советской власти, и при реформаторах и консерваторах.

Индекс бигмака – грязь на ботинках экономиста по сравнению с индексом русского бутерброда. Наш индекс проще, явственней. Смотришь на бутерброд и понимаешь, как в стране с продуктами. Когда есть что положить на хлеб – кладут на него слой потолще, а когда положить было нечего – ели и так, присыпав лишь сольцой. Глядишь на то, что лежит у человека на хлебе, и ясно, с кем имеешь дело, как говорить с таким господином.

А иногда смотришь – и сразу понятно, что не господин это, а товарищ. Спросишь знакомого: «Ну как там заработок?» – ответит бутербродной метафорой: «На хлеб с маслом хватает, а иногда еще и с икрой получается». Бутербродами воспитывался вкус нашего человека, по нему он судил о других и о себе.

Вспомните советские бутерброды – образец символизма. Бутер домашний, для себя: кусок хлеба потолще, туда же колбасы, или сыра, или масла – в зависимости от достатка. Бутерброд в кафе или гостевой – кусочек хлеба тоненький, на нем масла мизер, для блеска. Лепесток сыра такой толщины, что сквозь него можно читать. Советские хозяйки и труженики общепита знали, как нарезать 250 грамм колбаски так, чтобы хватило на роту солдат! Наискосок, вдоль молекул. Знали, как намазать на бутерброд икру так, чтобы икринки вроде и были в наличии, но в то же время располагались пандемийно – на безопасном расстоянии друг от друга.

Бутерброды на праздничный стол, бутерброды со шпротами, бутерброды с красной рыбой, с колбасой, с сыром российским, с сыром копченым или плавленым, с бужениной, баклажанной икрой… У каждого свой рецепт бутерброда, своя стратегия, свой любимый вкус.

Бутерброд следовал марксистским установкам, как их, в извращенном виде, понимала та самая советская кухарка, которой было предначертано управлять государством. Был базис, и была надстройка, и первый всегда превалировал над второй. Вот он, базис, – толстый ломоть ржаного, думала кухарка, вот она, надстройка – масла тебе, колбасы вареной, а может, для партийного плюрализма – полукопченой. Дополнительные буржуазные излишества в виде еще одного этажа возможны, но не особо приветствуются; ну, может, только для семей партийной верхушки или дипломатов.

Но тут замаячил капитализм и оказалось, что надстройка может быть потолще, поразнообразнее. Не тонкий кружок колбасы, а жирнющая котлета, а сверху еще и сыр, а потом еще и овощей наметано, а потом еще соусами намазано, а сверху еще раз укрыто базисом для питательности. «Как это откусить?» – интересовался советский гражданин, но все же изловчился – и был совращен, подобно Адаму.

И пошло-поехало.

Гамбургер ударил по бутерброду, постарался сделать его на столе маргиналом, в это время сбоку наступали тесными рядами сэндвичи и хот-доги. Канапе, ощетинясь шпажками, норовили уколоть в самое больное место. В атаку устремились тарталетки и панини. А потом еще роллы с бейглами подоспели.

Бургер в принципе уже объявлен иноагентом – так, может, у бутерброда опять откроется большое будущее? Фото с сайта www.freepik.com

Казалось, бутеру в образовавшемся многообразии закусок нет места. Казалось, он, как и СССР, потерял былое значение, слинял в один день. Но это была только иллюзия.

Вроде бы «бутерброд» не наше слово, но немецкий «хлеб с маслом» проявил русский характер и не исчез. Бутерброд таился, словно дожидаясь консервативного поворота, и пережидал. На кухнях скрывался как диссидент. Его поедали после 18.00, подавали к утреннему кофе вдали от ропота общественного неодобрения.

И все это – пока в богомерзких кофейнях наш человек был вынужден есть тосты с ветчиной, питы с хумусом, сконы со сливками. И это – пока улицы российских городов, как поганки трухлявый пень, облепляли бургерные.

Но, судя по политической обстановке, скоро, возможно, все опять изменится. Да, пока за слово «бейгл» еще не вешают статью. Да, за предложение отведать тапас еще не дают по лицу. Хотя вот бургер в принципе уже объявлен иноагентом с его многослойной, почти радужной разноцветностью. Так, может, у бутерброда опять откроется большое будущее?..

Но лишь задаваться вопросами – мало. Все изменится, если каждый из нас станет амбассадором бутерброда. Хотите ли вы бутерброд так, как хочу его сейчас я? Если да – встаньте, пойдите, отрежьте кусок хлеба, намажьте его маслом, плавленым сыром – тем, что найдете в холодильнике. Добавьте колбаски докторской или салями, или ветчины, да можно и сала… ( Хотя лучше сейчас с салом на публике не показываться.) Откусите, проглотите...

Я тоже откусил, тоже проглотил – теперь мы как братья, не важно, что было у нас на хлебе. Возьмите бутерброд на работу, без стеснения доставайте его в поезде, уплетайте в транспорте. «Нет» культуре отмены бутерброда! «Да» бутерброду как новой скрепе, которая может объединить народы страны!

Бутерброд – венец демократической и мультикультуралистичной гастрономии – свой для православных, свой для мусульман, свой для буддистов, свой для иудеев. Кому – постный, кому – халяльный, кому – вегетарианский, кому – кошерный. И если бутер выходит из подполья, может, скоро мы увидим улицы, по которым из бутербродной в бутербродную будут ходить счастливые люди, пахнущие колбаской и хлебушком.

…Я наелся и уже не знаю, прав ли. Мрачные мысли о смеси, которой я набил желудок, начинают терзать сердце, и я задумываюсь: а правда ли так хорош бутерброд? Может, надо было подкрепиться чем-то другим, более полезным, более изысканным. Может, ода – это просто минутная слабость, и я перегнул булку. Надо подумать об этом на сытый желудок, пока голод не заставил меня снова прославлять хлеб с маслом.