Григорий Шехтман
Совесть надо иметь, а не о каком-то там сексе думать, когда жена после работы уставшая. Кадр из фильма «Перепутав все кары». 1992
Юрий, мой сосед по гостиничному номеру, заселился почти в полночь, когда я находился в объятиях Морфея. Разобравшись с вещами, оперативно накрыл стол и достаточно вежливо, но настойчиво предложил мне составить ему компанию:
– Добираться из-за непогоды пришлось долго, я жутко проголодался. У меня с собой бутылка коньяка, но пить один я не привык.
Мы быстро познакомились и перешли на «ты». Юрий оказался очень интересным собеседником. В последний вечер он стал рассказывать о себе, но вначале, испытующе глядя мне в глаза, спросил:
– У тебя какая жена – вторая или третья?
Я, смущаясь, ответил, что пока – первая, а смущение объяснил тем, что когда спустя ряд лет после окончания школы один из моих одноклассников задал тот же вопрос, то после моего ответа заключил:
– Ну, понятно. Ты всегда был в этом деле человеком ограниченным.
Юрий, хохотнув, неожиданно для меня подтвердил, что до недавнего времени был «таким же». Но потом… И начал с рассказа о своей женитьбе в студенческие годы. От других студентов Юрий отличался тем, что ночами не играл в преферанс, не имел по учебе «хвостов» и регулярно занимался спортом. Хотел еще заняться музыкой, даже купил себе гитару, но времени не нашлось. А вот на концерты и в музеи ходил регулярно. Его любимым композитором на всю жизнь стал Фредерик Шопен. С будущей женой Катей Юрий познакомился на одном из студенческих вечеров. Она вполне соответствовала его стереотипу: голубоглазая, светловолосая, с длинной косой. Он учился на дневном, она – на вечернем отделении другого факультета, а днем работала лаборанткой в этом же вузе. Через год поженились. Но их отношения в течение этого года складывались непросто. Все праздники они отмечали вместе, а в новогоднюю ночь ему пришлось у нее остаться до утра. Разместились, сидя на одном кресле. Под утро он посадил ее к себе на колени, она и не сопротивлялась. Но когда он, едва справившись с застежкой, проник рукой к ее груди, ее начала бить дрожь. «Страсть», – решил он, но большего себе не позволил. А когда они под вечер встретились, чтобы пойти на какой-то концерт, Катя Юрию объявила, что встречаться с ним больше не хочет. Дрожь ее, оказывается, била от возмущения тем, что он себе позволил ночью. Они на этом расстались, но через неделю она его разыскала в общежитии и стала ему горячо объяснять, что она воспитана в строгих правилах и что поэтому не любит, когда «так делают»: «Вот когда станем законно утвержденными, тогда – пожалуйста, а все другое у меня будет вызывать лишь омерзение». Он ее успокоил, заверив, что намерения у него по отношению к ней «только серьезные».
Родители жены выделили молодоженам малюсенькую комнату, в которой, кроме двуспальной кровати, больше ничего не помещалось. Часть комнаты занимал встроенный шкаф, дверь в который находилась в соседней комнате. У тещи была привычка подслушивать, и Юрий, выходя в соседнюю комнату, иногда заставал ее в странном виде: она стояла, изогнувшись и прижавшись ухом к задней стенке шкафа. Однажды утром, когда еще толком не проснувшийся Юрий вышел из супружеской «берлоги», как он называл их с женой спальню, теща позвала его на кухню и назидательно сказала:
– Ты вот только учишься, а Кате еще и работать приходится. Ей и так достается, а тут ты еще с ней занимаешься любовью вместо того, чтобы дать человеку отдохнуть. Пожалел бы ее.
Юрий в то время был довольно гиперсексуальным человеком. И у него в ответ на предложение тещи невольно вырвалось:
– Так что, любовницу мне предложите завести?
– А ты этот вопрос сам решай. Заботливые мужья, которые своих жен берегут, именно так и поступают.
Рассказал он об этом разговоре одной из своих знакомых, которая давно и безнадежно его любила, но он был к ней равнодушен, называя, однако, ее надежным человеком и «своей в доску». Услышав из уст Юрия эту доверительную информацию, она стала его гладить и даже невзначай обняла:
– Юрочка, а давай твою Катю мы вместе будем беречь, а?
Но Юра был неумолим, и ей время от времени оставалось поглядывать на него с надеждой – а вдруг он переключится-таки на нее. Но Юра не переключался. Катя же свои «супружеские обязанности» выполняла, но без всякого желания. Когда они гасили в своей комнатке свет, а во встроенном шкафу шуршала чем-то теща, Катя ему с легкой досадой вполголоса говорила:
– Если ты собираешься что-то делать, то делай это поскорее, мне рано утром вставать.
Когда Юрий закончил учебу в вузе, Катя еще продолжала учиться. Ему приходилось подолгу отсутствовать, а в разлуке он скучал по Кате. Возвращаясь, он, как голодный, набрасывался на нее, но она его обычно осаживала: «Ну, ну, успокойся. Твоя я, твоя». Шли год за годом, и Юрий понял, что живет с холодной женщиной. Она, ссылаясь на авторитетные литературные источники, считала это вполне нормальным и утверждала, что фригидность ее пропадет, когда родит ребенка. Он и в это поверил. Она забеременела, и он терпеливо дожидался наступления того счастливого момента, когда ей так же будет приятно, как и ему, и что у них все будет «как у людей». Их сын рос, они тратили много времени на его воспитание и на хозяйственные дела. А когда наступала ночь, он снова и снова слышал от Кати, что она устала и что «совесть надо иметь», а не думать о каком-то сексе. У Юрия появились проблемы со здоровьем. Но первым врачом, к которому он пошел, был уролог, поскольку влечение к Кате пропало у самого Юрия. Катя объясняла это тем, что у него «тараканы в голове», имея в виду его напряженную умственную деятельность и продолжительную работу перед компьютерным монитором. «Сейчас это происходит со многими, особенно с бизнесменами», – успокаивала она его и рекомендовала чаще отдыхать. Но это не помогало. Уролог Юрию попался классный. Он задал Юрию массу вопросов о семейной жизни и назначил анализы. Через несколько дней последовал вердикт: «Ты, батенька, можешь стать импотентом. Разводись и заводи себе другую, нормальную, жену или заведи себе любовницу, но только не фригидную». К этому времени у Кати уже был готов свой ему диагноз: она считала, что Юрий стал импотентом и что никто ему уже не поможет. Тем более – она, это ей стало ясно окончательно. После одной из командировок Катя встретила Юрия как-то странно. День рождения Юрия прошел в командировке, и она свой подарок ему по этому поводу решила вручить, когда он только вошел и еще не разделся. Глядела она при этом куда-то в сторону. На прямой его вопрос – не изменила ли она ему, Катя расплакалась. Стала убеждать, что, кроме него, никто ей не нужен. Всю ночь она проплакала, но когда под утро он спросил – с кем она ему изменила, услышал:
– Я не буду тебе говорить, чтобы не расстраивать. Если захочешь развестись со мной, держать не буду!
Начавшиеся размолвки пришлись на дачный сезон. Юрий чаще стал ездить на дачу, где отдыхал душой и телом. В один из дней он шел с дачи на электричку пешком. Успел пройти совсем немного, и рядом затормозила машина. Сидевшая за рулем женщина предложила его подвезти к станции. Какое-то время ехали молча, но вскоре у женщины зазвонил мобильник, причем мелодия звонка была хорошо знакома Юрию – «Фантазия-экспромт» Шопена. У него невольно вырвалось: «О, Шопен!..» Женщина, быстро закончив разговор, слегка развернулась к нему:
– А вам нравится Шопен?
– Я его обожаю, – ответил он.
Дальше разговор переключился на музыкальную тему, но они уже подъезжали к станции. Стелла (так звали незнакомку) предложила ехать до Москвы с ней, а не в душной электричке. Юрий с радостью согласился, и через час дороги они уже общались, как старые добрые друзья. Стелла польстила Юрию, назвав его «замечательным рассказчиком». Юрий довольно неуклюже сделал Стелле комплимент относительно ее непривычной внешности:
– Вы мне понравились с первого взгляда. Но в вашей красоте мне видится что-то нездешнее.
Стелла расхохоталась:
– Ой, угадали. Во мне столько намешано!.. Даже итальянцы поработали. Но формально я, конечно, русская. И язык мой родной – русский. Правда, благодаря мужу я знаю еще три европейских языка.
– А где он?
– Погиб три года назад при выполнении боевого задания где-то за рубежом.
Какое-то время ехали молча. Вскоре показались окраины столицы. Оказалось, что живут они почти по соседству. Еще немного, и они бы расстались. Но Стелла вдруг сказала:
– У меня вчера был день рождения, он прошел на даче. Забыла туда взять торт. Приглашаю вас ко мне на чай. Вино тоже найдется.
Юрий что-то пролепетал насчет отсутствия подарка, но она прервала:
– Вот вы и будете сегодня моим подарком. Обещаю вас слушать, не перебивая.
Квартира у Стеллы оказалась просторной и не забитой, как у Юрия, мебелью и книжными шкафами. В одной из комнат стоял рояль. Стелла с Юрием справились с половиной торта, и больше есть ничего не хотелось. Указывая на рояль, он спросил:
– Вы играете?
– Да. А еще даю уроки музыки.
– Шопена мне сыграете?
– С удовольствием.
Стелла начала с ноктюрна № 20, его любимого. Юрий не выдержал и положил руку на ее плечо. Она повернула к нему голову, пристально посмотрела ему в глаза, прижалась щекой к его руке:
– Очень похоже на то, что, как в песне поется, «встретились два одиночества»?
– Это так. Но благодаря Шопену наш костер может все-таки разгореться?..
– Попробуем.
Ночевать Юрий остался у Стеллы. К утру ему стало ясно, что в его жизни появилось то, о чем мечтать он мог лишь во сне. Следующие встречи показали, что вместе им гораздо интересней и приятней, чем врозь. Когда Юрий объявил Кате о предстоящем разводе, она не удержалась от вопроса:
– А что ты будешь делать с новой женой?
Юрий отшутился:
– Кандидатский свой стаж у нее я уже прошел, и она меня не забраковала. За это тебе мое отдельное спасибо. Как говорил поэт, «полюблю другую всей жаждой неотвеченной души».
Константин Ремчуков 
