Неотфильтрованный мир. Почему Стамбул нравится мне больше Лондона

Стамбул – это один большой рынок: здесь всё везде продают.

Закончилась моя командировка. Возвращаюсь домой. Да, ноябрь, да, голые деревья, тяжелое небо и много снега. Но ведь так было всегда и так будет, даже если мы все улетим в теплые страны. Вот люди часто жалуются – сложно жить. А птицы, которые каждый год со всем своим скарбом в Египет мотаются туда и обратно, им каково? И гнезда необходимо вить заново. Так что давайте обходиться без жалоб.

Шел по аэропорту Стамбула, и перед глазами появилась, словно специально из толпы выпрыгнула, копия мраморной статуи Александра Македонского. И вся фигура такая милосская – то есть ни руки, ни ноги до нас не дошли, лишь торс, кокетливо прикрытый во всех местах доспехами, и голова. Поймав взгляд мраморного мужика, жившего две пропасти лет назад, я на мгновенье замер. И подумал о фильтрах. Древнегреческих.

Ведь и тогда они были – и скульптор, создавая статуи, а уж тем более такие важные, по госзаказу (в те времена не ГУЛАГ греческий мог светить за то, что не угодил, но к полету со скалы или к побиванию камнями запросто могли приговорить. Пардон, неважно разбираюсь в видах душегубства, практиковавшихся в Древней Греции).

Так вот, вернемся к голове. Голова вся такая вылизанная, ровнененькая, пропорциональная, симметричная. Миллионом мраморных фильтров приглаженная. И дошли до нас вот такие, отфотошопенные изображения исторических личностей. Мы делаем вид, что принимаем их за чистую монету, хотя к реальности они имеют такое же отношение, как нынешние инстаграмные девочки с надутыми губами (запрещенные на территории РФ; не девочки – их инстаграмы) к внешнему виду обычного человека.

Довольно про Грецию. Что о поездке? Новостная составляющая невелика, так что скорее про аналитику через эмоции. «Скажи-ка честно, ведь Стамбул тебе нравится больше Лондона?» Да, Стамбул мне нравится гораздо больше. И чем больше я его посещаю, тем больше он мне нравится.

В прошлый свой визит в Лондон в моем тексте рефреном звучали два слова – «надменность» и «высокомерие». Снова Лондон. И снова то же самое. Город, привыкший повелевать. Привыкший к самым высоким стандартам. Столица страны, привыкшей быть на вершине Олимпа.

Ни в коем случае не расставляю оценки. Лишь прислушиваясь к внутренним ощущениям, чувствую, что, несмотря на разницу религиозных и культурологических аспектов, в Стамбуле дышится легче. Все так же шумно, все так же грязно. Лица незнакомые, запахи чужие. Еда не наша. Но почему-то я возвращаюсь сюда снова и снова.

Поймал себя на мысли, что, возможно, один из ответов хранится во флешбэках – словно я вернулся на несколько дней в свою юность, в 90-е. Не спешите бросать в меня камнями (тема побивания камнями звучит рефреном, нужно что-то с этим делать). Просто Стамбул – это один большой рынок. Здесь всё везде продают.

У манекена на улице свернута набок пластиковая челюсть, словно кто-то двинул ему хуком справа.  Фото автора

И лавируя среди продавцов и их товаров, свисающих буквально отовсюду, я вспоминаю себя, стоящего на зябкой картонке в центре калужского рынка и примеряющего какие-то штаны, чтобы пойти в них завтра на пары в институт. Калужский рынок давно снесен, и даже развалин не осталось. Древнекалужских.

Все меняется с калейдоскопической скоростью. Но Лондон – по-прежнему надменный, как геральдические львы, а в Стамбуле и сейчас можно постоять на картонке. Наверное, это меня и привлекает. Стамбул – очень живой. Живые лица, живые эмоции. Люди толкаются, кричат (ругаются или наоборот – непонятно от слова «совсем»), уличные зазывалы расхваливают свой товар, нараспев повторяя названия, как мантру. Звуки складываются в бесконечную ленту турецкого Мёбиуса: «БахлаваБахлаваБахлава!» И так насколько хватит сил. Затем «выныривает из воды», чтобы набрать полную грудь воздуха, и снова – усатым басом: «БахлаваБахлаваБахлава!»

А знаете, мне в нашей закатанной в гранит и мрамор Москве этого почему-то не хватает. Нет, не картонок, а этой простоты, что ли? Понимаю, что мой взгляд – поверхностный и в турецком социуме много сложностей. Маленькая зарисовка: договариваюсь с местным о деловой встрече и произношу фразу: «Поедем туда и поговорим с боссом или леди-боссом. Кто там у них главный?» Местный посмотрел на меня с искренним удивлением: «Мы в Турции. Здесь леди-боссов не бывает».

Вот такие особенности социальной организации. Нет, по такому я не скучаю и к такому не стремлюсь. Просто, настраивая внутренний камертон на улавливание вибраций не только вокруг, но и внутри себя, я чувствую искреннюю радость от соприкосновения с этим совершенно не европейским городом. Неотфильтрованным. Искренним в своей неидеальности.

Да, тут что-то примотано скотчем. Да, у манекена на улице свернута набок пластиковая челюсть, словно прохожему не понравился фасон куртки, в которую манекен одет, и он двинул ему хуком справа. И манекен спокойно продолжает стоять на тротуаре, а не выброшен немедленно на помойку. Эта естественность очень подкупает. Помните, как в детстве, когда мы играли с игрушками, не обращая внимание на их несовершенство или дефекты. И наше воображение легко превращало корявого деревянного динозавра в реального огнедышащего дракона.

Именно в несовершенстве хранится след истории. Неуловимые прикосновения ног миллионов давно забытых людей, наступавших на эту мраморную плиту. Прикосновения, которые стерли сантиметры твердого камня. Наше небрежное отношение к вещной культуре проявляется и в этом тоже. Для нас хорошее равно новое. Все старое или чуточку пришедшее в негодность мгновенно уничтожается.

И в этом смысле Стамбул – старый город. Старый со знаком плюс. Он стареет неравномерно. Седеет в разных местах. Появляются морщины. Тут поставили заплатку – провели автостраду, нарисовали развязку – прекрасно. Но внутри, в центре (а точнее, в центрах – ибо их несколько) он старый, ламповый, очень живой и теплый. Да, шумный, да, не везде идеально чистый, но тут я вижу следы старения, которые, как оказалось, для меня очень важны. Я не хочу видеть отфильтрованный мир.

Я хочу стареть вместе с ним, хочу улыбаться и становиться старым добрым морщинистым дядькой, а не надменным лордом с набриолиненным пробором и лицом, натянутым ботоксом. В моей жизни уже было много Лондона, и чопорные файф-о-клоки были регулярными, но теперь я хочу пить крепкий, ароматный черный чай на террасе безымянного кафе и смотреть, как наглые чайки преследуют паромы в надежде ухватить кусок булки, которые щедро бросаются туристами в пронзительно свежий воздух Босфора.